Космический марафон (сборник)

Как ни странно, но я не отключился полностью, как в первый раз. Возможно, я просто получил неполную дозу той гадости, которую испускали эти шары, а может быть, это была какая-то другая их разновидность — с менее ядовитой дрянью внутри. Помню только, что, когда на меня навалилось пятеро туземцев, небо бешено завертелось у меня перед глазами, а мозги превратились в какую-то холодную вязкую кашицу. Затем, к собственному удивлению, я обнаружил, что нахожусь в полном сознании и что мои верхние конечности снова крепко связаны.

Немного левее меня целая куча туземцев навалилась на кого-то, не видимого за их телами. Кто это был, я не видел, зато отлично слышал. Из-под кучи тел вдруг раздался воинственный клич Армстронга, через несколько томительных мгновений куча распалась, и выяснилось, что вместе с ним отбиваются Блейн и Саг Фарн. Справа от меня валялся Джепсон. Руки его остались, по-видимому, свободны, зато ноги явно не двигались. Катера больше нигде не было видно, не слышалось и рева его двигателей, свидетельствовавшего о том, что он поблизости.

Когда все закончилось, туземцы без лишних разговоров протащили нас миль на пять в глубину леса, или города, или как он у них там назывался. Джепсона двое туземцев несли на плетеных носилках. Но даже несмотря на то, что мы преодолели такое расстояние, домов по-прежнему было не меньше, чем вначале. На порог то одного, то другого дома выходили туземцы и бесстрастно наблюдали за тем, как мы понуро двигаемся мимо. По их взглядам можно было подумать, что мы последние из сохранившихся в природе экземпляров вымирающей птицы додо.

Во время этого марша смерти прямо за мной плелись Миншул и Макналти. До меня вдруг донеслись исполненные важности слова последнего:

— Я обязательно поговорю об этом с их руководством и непременно обращу их внимание на то, что это бессмысленное столкновение в значительной степени явилось результатом ничем не оправданной враждебности со стороны именно их представителей.

— Совершенно с вами согласен, — с явной издевкой в голосе подхватил Миншул.

— Даже учитывая определенные трудности в достижении взаимопонимания, — продолжал Макналти, — я тем не менее совершенно убежден в том, что мы заслуживаем более уважительного обращения.

— Вы абсолютно правы, — снова поддакнул Миншул. Теперь его тон был торжественно-серьезен, как у председателя на съезде владельцев похоронных контор. — И мы считаем, что оказанный нам прием оставляет желать много лучшего.

— Именно, — одобрил капитан.

— А посему в дальнейшем любые враждебные по отношению к нам действия мы будем рассматривать как достойные всяческого сожаления, — продолжал Миншул с абсолютно серьезной миной.

— Разумеется, — подтвердил Макналти. — Не говоря уже о том, что в подобном случае мы будем вынуждены выпустить кишки всем до единого зеленозадым уродам, населяющим эту вонючую планетку.

— Что? — с ужасом переспросил Макналти, от неожиданности даже сбившись с шага. — Что вы сейчас сказали?

Миншул изобразил на лице самое невинное удивление:

— Я? Ничего, капитан. Я даже рта не раскрыл. Вам, наверное, просто послышалось.

Но что собирался ответить разъяренный капитан, так и осталось тайной, поскольку в этот момент один из зеленых заметил, что тот отстает, и подтолкнул его в спину. Макналти сердито хрюкнул, прибавил шагу и за всю дорогу больше не произнес ни слова.

В конце концов дома под сенью огромных деревьев кончились, и мы вышли на поляну, наверное, раза в два больше той, где совершил посадку «Марафон». Она была почти круглая, совершенно ровная и вся поросла густой изумрудно-зеленой травой. Солнце, висящее у нас над головами, заливало своими бледно-зелеными лучами этот местный амфитеатр, по краям которого толпились молчаливые, чего-то ждущие туземцы: тысячи глаз пристально рассматривали нас.

Наше внимание сразу привлек центр поляны. Там рос самый настоящий монстр из местных деревьев, напоминающий прямо-таки какой-то небоскреб, вроде тех, что строят у нас дома, на Земле. Не знаю, уж какой он был высоты, но могу с уверенностью сказать, что даже мамонтовые деревья Калифорнии показались бы рядом с ним просто тростинками. Ствол его был никак не меньше сорока футов в диаметре, а ветки — невероятно толстыми, хотя и казалось, что чем выше, тем они становятся тоньше. Дерево выглядело столь внушительно, что мы не могли отвести от него глаз. Если эти зеленые зулусы все-таки собирались нас вздернуть, то болтаться нам предстояло высоко. Наши конвульсивно дергающиеся тела на таком дереве казались бы просто мошками, застрявшими где-то между небом и землей.

Видимо, Миншула одолевали те же самые мысли, поскольку я услышал, как он сказал Макналти:

— Похоже на гигантскую новогоднюю елку. А мы, скорее всего, станем на ней украшениями. Возможно, они даже будут тянуть жребий, и счастливчику будет предоставлено право решать, кому висеть на самом верху.

— Не преувеличивайте, — оборвал его Макналти. — Они не посмеют пойти на столь вопиющее нарушение законов.

Как раз в этот момент какой-то здоровенный морщинистый абориген указал на нашего столь оптимистически настроенного капитана, и шестеро дюжих молодцов тут же навалились на него, прервав рассуждения на тему межзвездного права. Выказывая совершеннейшее презрение и полностью игнорируя все те обычаи и правила, которые столь высоко ценила их жертва, они поволокли капитана к грозному дереву.

До этого мы как-то не обращали внимания на разносящийся над поляной приглушенный, но непрекращающийся рокот. Этот странный, не поддающийся определению звук преследовал нас с самого начала, и мы успели привыкнуть к нему, перестали осознавать его постоянное присутствие, подобно тому, как люди в конце концов перестают слышать тиканье домашних часов. Но теперь, возможно потому, что эти ритмичные удары как-то особенно подчеркивали серьезность происходящего, мы снова обратили внимание на эти глухие, но мощные «дроб-дроб-дроб».

В зеленоватом свете местного солнца лицо капитана, который не стал упираться и послушно зашагал вперед, приобрело какой-то призрачный оттенок. Однако он и сейчас держался с присущей ему важностью, а лицо его выражало до смешного непоколебимую уверенность в преимуществах разумных договоренностей. Я никогда не встречал человека с такой по-дурацки неистребимой верой в силу писаных законов. И сейчас, видя, как он величественно шествует вперед, я знал: его поддерживает глубокая убежденность в том, что эти жалкие, ничтожные существа просто не могут сделать ему ничего плохого, не напечатав сначала кучу соответствующих бумажек, а затем не получив на них необходимые подписи и печати. Если уж Макналти и предстояло умереть, то это обязательно должно было произойти с одобрения вышестоящих органов и с соблюдением всех необходимых формальностей.

Когда Макналти и его эскорт прошли уже полпути к дереву, к ним приблизились девять высоких туземцев. Хотя они и были одеты точно так же, как и все остальные их соплеменники, они каким-то неуловимым образом ухитрялись дать понять, что они не имеют ничего общего с толпой. «Шаманы», — решил я.

Шестеро, конвоирующие Макналти, тут же передали его с рук на руки этой девятке и сломя голову бросились к краю поляны, будто вот-вот в ее центре должен появиться сам дьявол. Но никакого дьявола, кроме чудовищного дерева, там не было. Но зная, на что способны и что уже выделывали некоторые представители флоры этого суперзеленого мира, вполне можно было предположить, что это дерево — видимо, прапрадедушка всех здешних деревьев — способно на какое-то из ряда вон выходящее и совсем уж немыслимое злодейство. Насчет этого невообразимого куска древесины сомневаться не приходилось в одном — гамиша у него просто немерено.