Костотряс
Шрифт:
За соседней обнаружилась пустая спальня. А вот следующая не поддалась, пока Зик тупым концом трости не разнес ручку на куски. Замок еще держал оборону, но мальчик лягался не хуже мула. Через полминуты рама треснула и дверь со всего маху распахнулась.
26
Брайар снились землетрясения и машины, стиравшие в своей колоссальной мощи целые города. Из неведомого «там» доносились на грани слышимости звуки стрельбы и чего-то еще — а может, этого чего-то и не было, потому что шум уже не повторялся. А в неведомом «здесь» царил мягкий покой, приглушенно
Пахло пылью и керосином, а еще засохшими цветами, что томились в вазе возле умывальника.
С ней был Леви. Он спросил ее:
— Ты ведь так ему ничего и не рассказала, правда?
Едва в силах поднять отяжелевшие веки, Брайар отвечала с кровати:
— Я никогда ему ничего не рассказывала. Но теперь расскажу, как только смогу.
— В самом деле? — Ее слова не убедили его, скорее, позабавили.
На нем был толстый полотняный фартук, который он часто надевал в лаборатории, поверх фартука — легкое пальто до колен. Шнурки на ботинках, как обычно, болтались, словно ему и в голову не приходило их завязать. На голове красовался набор моноклей, соединенных между собой; они были посажены на ремешок, из-за которого у него со лба никогда не исчезала глубокая бороздка.
Брайар слишком выдохлась, чтобы возражать ему, и он присел на край кровати. Выглядел он точно таким, каким она запомнила его. А еще он улыбался, словно все было хорошо, а ничего плохого не было вовсе. Тогда она проговорила:
— Кроме шуток. Я все ему расскажу, чего бы мне это ни стоило. Я устала от всех этих тайн. Не могу их больше держать в себе. И не буду.
— Не будешь?
Он потянулся к ее руке, но Брайар перекатилась на бок, к нему спиной, и обхватила живот.
— Чего тебе надо? — спросила она. — Что ты здесь делаешь?
— Вероятно, вижу сон. Как и ты. Гляди, любовь моя. Хотя бы здесь мы смогли встретиться.
— Так, значит, это все-таки сон, — вымолвила она, и по желудку расползлось обжигающее чувство тошноты. — А мне на миг показалось, что явь…
— Возможно, это единственное, в чем ты не ошиблась, — сказал он, не пытаясь ни придвинуться к ней, ни отодвинуться.
Под его весом матрас просел, и у нее появилось ощущение, будто она потихоньку скатывается к нему.
— В чем? В том, что молчала?
— Если бы не молчала, то потеряла бы его еще раньше.
— Я не потеряла его. Я просто не могу его найти.
Леви покачал головой. Она это не увидела — почувствовала.
— Он нашел, что хотел, и теперь ты уже никогда не сможешь его вернуть. Он искал факты. Он искал отца.
— Ты умер, — напомнила Брайар, словно он и так не знал.
— Еготы в этом не сумеешь убедить.
Она крепко зажмурила глаза и уткнулась лицом в подушку, запах которой — затхлый, неприятно теплый — грозил удушьем.
— Если я все ему покажу, то убеждать будет незачем.
— Ты дура. Такая же дура, как и раньше.
— Лучше быть живой дурой, чем мертвым…
— Мама, — сказал он.
Она распахнула глаза:
— Что?!
— Мама.
Вот, снова. Повернув голову, она оторвала лицо от подушки:
— Что ты несешь?
— Мама, это я.
Ее выкинуло из сна одним стремительным, резким рывком, будто пронесло через туннель.
Из уютной, теплой тьмы Брайар настойчиво тянули туда, где было холодно, страшно и бесконечно менее удобно. Но в конце туннеля был голос, и она поползла ему навстречу, или заскользила, или рухнула вверх, стремясь до него добраться.— Мама? Вот ведь дерьмо… Мама! Ну давай же, просыпайся, ты должна проснуться. Тащить я тебя не смогу, а отсюда надо сматываться.
Перекатившись на спину, она попробовала открыть глаза и поняла, что уже открыла их, но ничего толком не видит. Мир превратился в размытое пятно, и лишь справа от нее мерцал свет, а над ней отчетливо нависала густая тень.
И тень эта без конца повторяла:
— Мама?
Землетрясение из ее сна до сих пор не утихло, а может, человек-тень хотел ее растолкать. Вцепившись Брайар в плечи, он все тормошил и тормошил ее, пока в шее у нее что-то не хрустнуло.
— Ой! — пискнула она.
— Мама?
— Ой! — вырвалось у нее еще раз. — Прекрати. Прекрати меня… Хватит.
Зрение понемногу возвращалось к ней, но вместе с ним приходила и жгучая боль, и ощущение жидкости, стекающей по скуле. Брайар потрогала больное место; когда она убрала руку, та была мокрой.
— У меня кровь? — спросила она у тени. А потом: — Зик, у меня идет кровь?
— Не сильно, — ответил он. — У меня и то было хуже. А у тебя в основном синяки. Разве что наволочку кровью перепачкала, но она все равно не наша. Ну все, пошли. Вставай. Давай, давай.
Подсунув матери руку под спину, мальчик стащил ее с кровати. Та и впрямь была очень мягкой — сон не обманул. И комната была та же, так что, видимо, перед этим Брайар не совсем спала и кое-что уловила верно. Однако рядом никого больше не было, кроме Зика, который как раз пытался поставить ее на ноги.
Колени сперва норовили подогнуться, но она кое-как устояла, опершись на сына.
— Эй… — выдавила она. — Эй, Зик. Это ты. Это правда ты? А то мне такой чудной сон приснился…
— Да я это, я, старая ты чудилка, — с ворчливой нежностью откликнулся тот. — Ты что вообще здесь делаешь? О чем ты только думала, когда сюда сунулась?
— Я-то? Постой. — Хоть из-за травмы у нее все плыло перед глазами, она помотала головой, пытаясь собраться с мыслями. — Постой, да это ведь мои слова! — И понимание пришло — даже нахлынуло. — О тебе. О тебе я думала, глупыш безмозглый.
— Я тоже тебя люблю, мамуль, — ответил он с такой широкой улыбкой, что слова вышли едва разборчивыми.
— И все ж таки я тебя нашла, а?
— Мог бы возразить, что это ятебя нашел, но об этом поспорим потом.
— Но ведь я тебя специальноискала.
— Знаю. Об этом поспорим потом. Сначала нужно как-то выбраться отсюда. Принцесса ждет нас… наверное. Надо найти ее и этого Иеремию.
— Кто-кто нас ждет?
В висок с пульсирующим шумом билась кровь. Брайар невольно заподозрила, что ошиблась насчет своего состояния — и спит до сих пор.
— Принцесса. Миссис Анжелина. Она мне очень помогла. Тебе она понравится. Соображает что надо.
Он отпустил Брайар; та пошатнулась, но устояла.
— Винтовка… — произнесла она. — Где моя винтовка? Я без нее не могу. И еще у меня была сумка. И… кое-какие вещи. Где они? Он их спрятал?