Костры на алтарях
Шрифт:
«Я вижу, победа над Урзаком придала тебе сил. Хочу напомнить, что самоуверенность не лучший советчик для тех, кто хочет жить долго».
– Сколько же ты себе отмерил?
Невидимый собеседник выдержал паузу:
«Ты устал?»
– А кто из нас не устал? – Грязнов хмыкнул. – Мы держимся только потому, что должны держаться. Только потому, что должны победить. И мы одержим эту чертову победу. И вот тогда отдохнем.
«Мечтаешь об отдыхе?»
– Жду.
Вновь пауза.
«Патриция справится?»
На этот раз в голосе, прозвучавшем в голове Кирилла, не было обвинительных ноток. Невидимый
– Не знаю, – честно ответил Кирилл. – Но если она отступит, мы никогда не сделаем из нее Избранную. Ей нужна победа. Ей нужно почувствовать свою силу. И еще ей нужно понять, кто она.
«То есть?»
– Я хочу посмотреть, что Пэт сделает: просто выполнит поручение или…
«Что „или“?»
– Или использует ситуацию в своих целях, – спокойно закончил Грязнов.
«Ты думаешь, она выкинет какой-нибудь фокус?»
– Надеюсь на это.
«Ты сознательно рискуешь книгой?»
– Плевать на книгу! Нам нужна Избранная, ты понял?! Избранная! А не исполнительная и послушная девочка. – Кирилл в ярости топнул ногой. – Пусть привыкает к высоким ставкам.
«Не так давно ты поставил на кон ее жизнь, теперь – жизнь всех нас. Ты НАСТОЛЬКО устал?»
– Я помню о своем долге, – угрюмо ответил Грязнов. – И знаю, что меня ждет в случае проигрыша. Я хочу победить не меньше твоего. И не советую мне мешать. Мы поняли друг друга?
Судя по всему – поняли. Кирилл вытащил руку из стекла, не глядя, пошарил по стоящему слева столику, нащупал золоченую коробочку, вытряхнул на ладонь несколько таблеток, бросил их в рот и, не запивая, проглотил, бездумно рассматривая меняющее цвет зеркало. Стекло перестало быть черным, посветлело, но чистым не сделалось, осталось мутным, с трудом отражающим сидящего совсем рядом антиквара.
– Не надо мне мешать, – пробормотал Грязнов едва различимому двойнику и поднялся с кресла.
Пошатнулся. Стиснул зубы. Глубоко вздохнул.
Человеческое тело не годится для многовекового использования, его ресурс ограничен. Мышцы, органы и кости еще можно взбодрить, можно заставить их работать или, в крайнем случае, заменить. А что делать с головой? Что делать с накатывающей (как правило, в самый неподходящий момент) болью? Что делать с мозгом, который не понимает, почему до сих пор жив?
– Они боятся тебя потерять, Пэт, поэтому готовы трястись над тобой, оберегать, прятать, защищать. Но этим они тебя погубят. – Грязнов улыбнулся. – Я знаю, дочка, ты справишься.
Он проглотил еще пару таблеток, открыл дверь и тяжелой, грузной походкой прошел по коридору к ведущей на первый этаж лестнице. Боль уходила, и с каждым шагом движения Кирилла становились все более и более ловкими, энергичными, наполненными силой и жизнью. Спустившись вниз, Грязнов постоял у дверей комнаты Олово, прислушиваясь к мерному дыханию спящего в полной темноте слуги, однако внутрь входить не стал, направился на кухню, готовить себе и тяжело раненному Олово нехитрый ужин.
анклав: Франкфурт
территория: Zwielichtsviertel
отель «Венеция»
даже в самом лучшем плане может оказаться изъян
«Забудьте о боли! Наши наны снижают уровень болевых ощущений до минимума!»
Некоторое время назад эту технологию запретили из-за возросшего уровня смертности. Боль ведь появляется не просто так, это реакция организма на какое-то раздражение, это сигнал о том, что необходимо принять меры. Разработчики уверяли, что информация будет поступать в «балалайку», то есть сигнал останется, но без неприятных ощущений, однако что-то не сложилось. Начались несчастные случаи: кто-то схватился за раскаленную сковороду, опомнившись лишь от вони жареного мяса, кто-то облился кипятком, кто-то не почувствовал приступ аппендицита… Корпорация выплатила несколько миллионных компенсаций и официально объявила о прекращении проекта. А теперь вновь выбросила обезболивающие наны на рынок. Люди не любят боль.
– …Я этой суке вмазал как следует, а она визжит, но не уходит! – Бородатый араб в распахнутой кожаной жилетке. Местный вариант мачо.
– А куда ей деваться? – заржал собеседник.
– …В Испанском квартале очень недовольны. – Высокая женщина в деловом костюме. В вырезе жакета виднеется висящий на цепочке крест. – Отца Петера все уважали.
– Безы говорят, что это какой-то псих. В Мюнхене тоже священника убили.
– Не псих! Вудуист, скорее всего…
Обрывки разговоров, обрывки судеб.
Пэт стояла у стены дома, не мешая идущим по тротуару людям, жадно ела палочками купленную у уличного торговца китайскую лапшу и машинально прислушивалась к доносящимся фразам. В «балалайке» девушки стояла самая лучшая программа-переводчик, а потому Пэт понимала каждое долетевшее до нее слово. Пусть и с двухсекундной задержкой.
– …У него только после травки встает! – Яркая белокурая девушка жалуется подруге. – Я говорю: Сэм, или завязывай с наркотой, или ну тебя к черту! Что я себе мужика не найду?!
– …Сто динаров? Мустафа, ты обалдел? – Лохматый парень связался с кем-то через «балалайку», но не шепчет, как принято, а буквально орет. Видимо, расстроен.
– …Пятый уровень фиг пройдешь! Думаю, эти гады его специально усложнили, чтобы никто не добрался до приза! – Двое подростков в ярких майках.
– …Эта дрянь от «Фарма 1» ей уже не помогает, надо у Мутабор таблетки покупать, а там такие цены…
И, поедая горячую соевую лапшу на грязной улице одного из самых опасных районов чужого города, Пэт неожиданно вспомнила слова Грязнова:
«Иногда имеет смысл посмотреть на знакомые вещи с другой стороны. Через три года ты станешь очень крутым верхолазом, думаю, будет правильно, если к этому времени ты узнаешь все нюансы жизни в Анклаве».
Через три года под контроль Пэт перейдет одна из самых мощных финансовых корпораций в мире, и от решений, которые ей придется принимать, будут зависеть судьбы. В том числе и судьбы тех, кто проходит сейчас мимо, не обращая никакого внимания на поглощающую дешевую еду девушку.
«Кирилл хочет, чтобы я училась. Хочет, чтобы я узнала всю эту долбаную жизнь, каждый ее долбаный переулок, каждую долбаную тайну. – Пэт бросила опустевший стаканчик в переполненную урну и закурила. – Хорошо, я буду учиться. Я постараюсь узнать все тайны. Абсолютно все».