Костяной склеп
Шрифт:
Ева Дрекслер, услышав стук, поднялась, чтобы открыть дверь. На пороге возник тот самый человек, которого прошлой ночью Тибодо представил нам как ответственного за погрузку.
— Входи, Мори.
Тибодо встал и за руку поздоровался с управляющим отделом погрузки. Это был невысокий, коренастый мужчина с круглым лицом и густыми рыжими волосами.
— Мисс Купер, мистер Чепмен, это Мори Лиссен. Он поможет вам разобраться во всем, что касается работы его отдела.
Лиссен сел с нами за стол и положил перед собой блокнот.
— Я всю ночь проверял документы. Ума не приложу, как могло такое случиться.
— Понимаю,
Приподнявшись, Чепмен потянулся за фотографией Катрины Грутен и передал ее Лиссену. Он поморщился, увидев снимок.
— Я слишком болезненно отношусь к подобным вещам, детектив. Ради бога, увольте меня от такого зрелища.
Его просьба не нашла должного отклика у детектива из отдела по расследованию убийств.
— Нет уж, попрошу вас, Мори, взглянуть на нее как можно внимательней, — сказал он, придвигая снимок Лиссену. — Она не кусается. Она уже мертва.
Мори так и не взял фотографию в руки, но все же скользнул по ней взглядом и отрицательно замотал головой.
— Вы ее знаете? — все-таки спросил Чепмен.
— А я должен? Во всем музее, пожалуй, нет другого такого человека, который по своей работе был бы так же мало связан с людьми, как я. Я открываю и закрываю ящики. Одни я распаковываю, другие заколачиваю. Рамы и чаши, мечи и маски, инструменты и статуи — вот, с чем мне приходится работать. А с молоденькими симпатичными леди я никаких дел не имею.
Чепмен назвал ее имя, но Лиссен на этот раз только пожал плечами.
— Вам приходилось работать в Клойстерс?
— Она там работала?
— Так приходилось? — Майк оставил вопрос Лиссена без внимания.
— В этом филиале постоянно работают люди из моей команды, но сам я там почти не бываю. Основной поток грузов идет из Метрополитен, а в филиале я показываюсь два-три раза в год, чтобы проверить, как обстоят дела.
— А где находился саркофаг, в котором нашли тело, до того, как прошлой осенью попал сюда? — спросил Майк.
— Мы еще не собрали полную информацию об этом. Знаете размеры складских помещений? Да на них свободно разместятся тридцать футбольных полей.
— Мне казалось, что каждый экспонат в музее имеет свой инвентарный номер, бирочку и уютную каморку.
— Таких, я думаю, всего две трети. Дайте мне пару дней, детектив, — попросил Лиссен. — Наши фонды постоянно перемещаются, так что надо проверить информацию по документам. Мы постараемся это выяснить как можно быстрее.
Тибодо счел нужным дать пояснения:
— Мистер Чепмен, не рискуя повторить свою ошибку и невольно вас задеть, скажу, что большинство посетителей, приходя к нам, да вообще в любой музей мира, просто-напросто не догадываются о масштабах хранящихся в них сокровищ. Только представьте, что фонды музея Метрополитен насчитывают более трех миллионов предметов искусства. Три миллиона! А экспонаты, выставленные для обозрения публики в залах, составляют меньше десяти процентов. Все остальное находится в хранилищах.
Тут Тибодо был прав — я об этом действительно не догадывалась.
— Часть экспонатов упакована в ящики, поскольку для них попросту нет места в музейных залах. Некоторые предметы, которые попали в музей
в качестве подарков, не представляют собой особой ценности и, скорее всего, будут проданы или обменены на что-то другое. Кроме того, есть столь хрупкие экспонаты, что выставлять их очень рискованно, а над остальными корпит или наша ученая братия, или приезжие исследователи.Мы с Чепменом переглянулись. Беседа затянулась, пора было уже переходить к делу.
— Мы хотели бы осмотреть ваши владения, мистер Лиссен, чтобы получить представление о вашей системе хранения, ознакомиться с системой безопасности…
— Система безопасности у нас в превосходном состоянии, мистер Чепмен, — поспешил ответить Тибодо. — Она была полностью модернизирована после того, как я возглавил музей. У нас большой штат охраны, ночные сторожа, обеспечивающие круглосуточное наблюдение за экспонатами, что хранятся как в залах музея, так и в хранилищах.
— Здание оборудовано камерами слежения? — поинтересовался Майк.
— В залах и галереях, на складах, на входах и выходах.
— И все работают?
За несколько лет до назначения Тибодо директором я расследовала убийство одной симпатичной девушки, ставшей жертвой подсевшего на наркотики и бросившего школу юнца. Это случилось на большой поляне, прямо под стенами Метрополитен. И хотя музейные камеры наблюдения, расположенные в заднем крыле, клином выдающемся в Центральный парк, его наверняка запечатлели, кадров с уликами не было потому, что пленка в камерах просто-напросто не менялась. Я тогда долго не могла успокоиться из-за того, что из-за чьей-то халатности оказалось невозможным ни предупредить преступление, ни восстановить его картину для суда.
— Я… я полагаю, они должны работать, — неуверенно ответил Тибодо.
Лиссен знал правду, так мне показалось при взгляде на его хмурое лицо, однако промолчал.
— Что с этими камерами, они в порядке? — обратилась я к нему.
— Насколько я знаю, в тех, что находятся в подвале, одна и та же пленка крутится уже год как минимум.
— Как и в тех чертовых банкоматах, — сказал Чепмен, обернувшись ко мне.
Чепмен как-то расследовал дело об убийстве молодого полицейского, подстреленного при ограблении одного из банкоматов. Бандит смотрел прямо в объектив камеры, но пленку эту уже столько раз использовали, что изображение стало совершенно бесполезным для опознания преступника. В результате всем банковским учреждениям было предписано производить регулярную замену пленок в камерах наблюдения. Музеев это постановление не коснулось.
— Мистер Лиссен, если вы не возражаете, мы прямо сегодня начали бы осмотр помещения, разумеется, при вашем участии. Но сначала позвольте воспользоваться вашим телефоном, — обратилась я к Тибодо. — Надо доложить боссу, что личность убитой установлена.
— Конечно, мисс Купер. Мой телефон к вашим услугам. А я тем временем из кабинета мисс Дрекслер свяжусь с человеком, который отвечает за Клойстерс. У него личное дело мисс Грутен.
Я набрала номер Пола Батальи, и трубку взяла Роуз Малоун. Почему-то в ее голосе мне послышалась напряженность. Она попыталась связать меня с окружным прокурором, но через несколько секунд сообщила, что шеф не может сейчас говорить со мной. Такого со мной почти не случалось.