Костяные часы

Бунгало Хайди стоит среди полей и совсем не похоже на кентскую штаб-квартиру социалистической революции: тюлевые занавески на окнах, вышитые подушечки на диване, повсюду фарфоровые статуэтки и Цветочные феечки, а пол в ванной комнате покрыт ковролином. По словам Хайди, здесь раньше жила ее покойная бабушка, а мать с отчимом перебрались куда-то во Францию, вот они с Иэном и приезжают сюда почти каждый уик-энд, чтобы проверить, не забрались ли в дом сквоттеры, а заодно и распространить газету. Ванная комната запирается на защелку изнутри; Хайди с улыбкой говорит что-то насчет мотеля и какого-то Нормана Бейтса, а я делаю вид, что оценила шутку. Я никогда еще не принимала душ – в «Капитане Марло» есть только ванна, – и мне не сразу удается нормально отрегулировать воду: сперва я чуть не замерзаю, а потом чуть не обвариваюсь кипятком. Зато у Хайди целый шкафчик шампуней, средств по уходу за волосами и разного мыла, и на всем наклейки исключительно на иностранных языках, поэтому я пробую все понемножку и в итоге благоухаю, как первый этаж универмага. Выхожу из душа и вижу на запотевшем зеркале призрак слов: «А кто у нас такой хорошенький?» Неужели Хайди написала это для Иэна? Эх, зря я не назвалась настоящим именем! Хорошо бы по-настоящему подружиться с Хайди. Втираю в загоревшую кожу увлажняющий крем фирмы «Виндзорский лес», а сама думаю, что Хайди запросто могла бы родиться в каком-нибудь зачуханном грейвзендском пабе, а я, вся такая умная и уверенная в себе, изучала бы политику в Лондоне, пользовалась бы французскими шампунями, и у меня был бы такой вот добрый, смешной, заботливый и верный бойфренд, который к тому же готовит великолепные английские завтраки. Все-таки рождение – настоящая лотерея!

– А в Турции есть такой мост, который одним концом в Европе, а другим – в Азии… – Я накалываю на вилку сосиску, истекающую мясным соком. – Вот я куда непременно поеду! И в Пизу, к Падающей башне. И еще мне очень нравится Швейцария. Нет, если честно, мне очень хочется съездить в Швейцарию, хотя все, что я о ней знаю, – это шоколадные батончики «Тоблерон».

– Швейцария тебе понравится. – Хайди прожевывает кусок тоста, аккуратно промокает губы салфеткой. – Ла-Фонтен-Сент-Аньес – мое самое любимое место на свете. Это недалеко от Монблана. У второго мужа моей матери в тех местах есть шале, и мы почти каждое Рождество катаемся там на лыжах. Единственное «но»: Швейцария – очень дорогая страна.

– Ничего, я буду пить воду из растопленного снега и есть крекеры «Ритц». Еще раз спасибо вам, Иэн, за чудесный завтрак! Эти сосиски – просто что-то невероятное.

Иэн скромно пожимает плечами:

– У меня в роду три поколения линкольнширских мясников, должен же я знать фамильное ремесло. А ты, Трейси, в этот гранд-тур отправишься одна или возьмешь с собой спутника?

– Ее личная жизнь тебя совершенно не касается! – заявляет Хайди. – Тоже мне Капитан Проныра! Не обращай на него внимания, Трейси.

– Да ничего, все нормально, – говорю я, нервно сглотнув. – Вообще-то, сейчас у меня никакого бойфренда и нет. Хотя до недавнего времени он… он был, но… – У меня перехватывает дыхание.

– А братья или сестры у тебя есть? – меняет тему Хайди, стараясь незаметно пнуть под столом Иэна.

– У меня есть сестра Шерон и братишка Джеко. – Я отхлебываю чай, не собираясь упоминать о Брендане. – Но они оба еще маленькие, на несколько лет моложе меня. Так что да, я поеду одна. Ну а вы что-нибудь планируете на лето?

– Вот разберемся с партийной конференцией и организацией помощи шахтерам, – говорит Хайди, – и в августе попробуем вырваться в Бордо, погостим у моей мамы.

– То еще удовольствие, – добавляет Иэн, изображая, как на шее у него затягивается петля висельника. – Видишь ли, Трейси, я своими мерзкими уловками совратил Хайди и втянул ее в отвратительный левацкий культ.

– Самое смешное, что родители Иэна говорят то же самое про меня, – смеется Хайди. – Нам бы, наверное, следовало устроить антисвадьбу и разбежаться. – Она снова прикладывает салфетку к губам. – А Коркоран – это ведь ирландская фамилия, да, Трейси?

Я киваю, цепляю вилкой помидор:

– Моя ма родом из Западного Корка.

– Кто бы ни был прав и виноват в североирландском конфликте, ирландский опыт положительно сказался на всех революциях, произошедших после двадцатых годов двадцатого века. – Иэн тянется за кетчупом. – Англичане полагают, что передали Ирландии политические права исключительно из великодушия, но это не так: ирландцы отвоевали свои права, создав современное искусство ведения партизанской войны.

– А моя тетя Рошин говорит, что англичане никогда ничего не помнят, а ирландцы никогда ничего не забывают, – добавляю я.

Иэн хлопает по донышку бутылки с кетчупом, но оттуда не выливается ни капли.

– Я просто в отчаянии: мы смогли отправить человека на Луну, но не в состоянии изобрести способ добывания томатного соуса из бутылки… – Огромная клякса кетчупа вылетает из горлышка и шлепается на ломтик бекона в тарелке Иэна.

Я мою посуду. Иэн и Хайди, естественно, меня отговаривали: «Нет, что ты, ты же наша гостья!», но я настояла. Втайне я надеюсь, что они предложат подвезти меня до фермы «Черный вяз» или хотя бы пригласят к себе на следующие выходные, если, конечно, я к тому времени не вернусь в Грейвзенд. И может быть, Хайди поделится со мной этой потрясающей краской для волос… Я ополаскиваю стаканы и сразу вытираю их сухим полотенцем, как мы всегда делаем в пабе, чтобы не оставалось потеков. С мраморной кухонной доски все еще стекает мыльная пена, и я оставляю доску в раковине, вместе с убийственно острым ножом – пусть подсохнут. Из кассетного магнитофона доносится песня Боба Дилана «As I Went out One Morning» [8] : Иэн разрешил мне поставить кассету по своему выбору, и я взяла альбом «John Wesley Harding», хотя, вообще-то, терпеть не могу губную гармошку. Но эта песня просто великолепна, а голос Дилана – как ветер, изменяющий дрянной день…

8

«Я вышел однажды утром» (англ.).

– Классный выбор! – мимоходом замечает Хайди, босиком шлепая через кухню. – Я, наверно, тысячу лет это не слушала.

У меня становится тепло на душе. Хайди выходит во двор, прихватив с собой книгу Джорджа Оруэлла «Во чреве кита». На уроках английской литературы мы проходили «Скотный двор», так что, возможно, я смогу произвести на Хайди впечатление своими познаниями. Она оставляет открытой дверь во внутренний дворик, и на кухню доносится запах травы. Приходит Иэн, наливает молоко в жаростойкий стеклянный кувшинчик фирмы «Пайрекс», ставит в микроволновку. Я впервые вижу микроволновку вблизи. Поворачиваешь ручку настройки, нажимаешь на кнопку, и через сорок секунд – дзынь! – молоко вскипает.

– Прямо как в «Звездном пути»! – говорю я.

– Скоро, – произносит Иэн дикторским голосом, как в кинотрейлере. – Будущее смотрите в окрестном Настоящем. – Он ставит на поднос кувшинчик с молоком, три кружки и чудной кофейник с поршнем, полный кофе. – Как закончишь, присоединяйся к нам на caf'e au lait [9] .

– Хорошо, – говорю я, пытаясь сообразить, что за штуку он мне предложил.

Иэн выходит с подносом во дворик, а я смотрю на часы: половина одиннадцатого. Ма собирается в церковь, вместе с Джеко, который всегда ходит с ней за компанию. Папа выгуливает Ньюки по берегу реки в сторону Эббсфлита и Лондона. А может, они сейчас уже вместе идут на Пикок-стрит? А я вот она! И у меня все прекрасно; я заканчиваю уборку на кухне, а Дилан уже добрался до песни «I Dreamed I Saw St Augustine» [10] . Мелодия медленная, даже немного тяжеловесная, типа «вою-на-луну», но я наконец-то понимаю, почему все без ума от Дилана. За окном, в дальнем конце сада, колышутся стебли наперстянки и огненные свечи. Лужайки и клумбы хорошенькие, прямо как картинка на жестянках песочного печенья; за завтраком я даже спросила у Хайди и Иэна: может, они не только аспиранты, но еще и садовники? А Хайди объяснила, что к ним раз в две недели приходит парень из Фавершема, на пару часов, «чтобы привнести порядок в этот хаос». По-моему, это как-то не по-социалистически, но я смолчала, а то вдруг они решат, что я выпендриваюсь.

9

Кофе с молоком (фр.).

10

«Мне приснился святой Августин» (англ.).

Остатки воды с хлюпаньем исчезают в сливном отверстии, звякает забытая в кухонной раковине чайная ложечка, а у Боба Дилана на середине песни «All Along the Watchtower» [11] вдруг случается инфаркт… Ой, мамочки! Магнитофон зажевал пленку. Жму на кнопку выброса кассеты, из магнитофона вываливается клубок коричневых спагетти. Ну, это легко поправить, только нужен кусочек скотча, и я выхожу во двор, спросить у Иэна и Хайди, где у них скотч. Они растянулись на деревянных шезлонгах, полускрытые рядом здоровенных глиняных горшков, будто из сказки про Али-Бабу, только в горшках не сокровища, а всякая зелень. Томик Оруэлла лежит на траве, Хайди все еще придерживает нужную страницу большим пальцем. Иэн дремлет, свесив голову набок, солнечные очки перекошены. Поднос с кофе, чашками и всем прочим стоит на низенькой стене. «Надо же, как их разморило», – думаю я и осторожно окликаю Хайди, но она не шевелится. Пчелы жужжат над зеленью в горшках, где-то блеют овцы, вдалеке тарахтит трактор. В полумиле отсюда виднеется пологий холм – наверное, остров Шеппи; а та штуковина, будто склеенная из спичек, – это мост. И вдруг я замечаю, что по руке Хайди снуют три или четыре черные точки. А может, и не четыре, а даже больше…

11

«У сторожевой башни» (англ.).

Муравьи, что ли? Я вглядываюсь – ну конечно, муравьи!

– Хайди! По тебе муравьи ползают!

Она не реагирует. Смахиваю муравьев с ее руки, нечаянно давлю парочку. Да что же с ними?

– Хайди!

Трясу ее за плечо, а она заваливается на подлокотник, будто пьянчужка в какой-то комедии, только мне не смешно. Голова у нее запрокидывается, темные очки сползают с носа, и я вдруг замечаю, что ее широко открытые глаза – сплошная радужка без черной точки зрачка. Я испуганно вскрикиваю и отшатываюсь, чуть не падаю. Иэн тоже не шевелится, и я, теперь уж окончательно охваченная паникой, громко его окликаю – и вижу, как по его пухлым губам ползет мохнатая муха. Трясущейся рукой приподнимаю его бейсболку, заглядываю в лицо. Муха с жужжанием улетает. Глаза у Иэна в точности как у Хайди – словно он внезапно умер от какой-то чумы. Роняю бейсболку, из горла вырывается еще один дрожащий вопль. В кусте алых роз какая-то птичка рассыпает звонкие бусины веселых трелей, а у меня в душе все трепещет, и голова кружится, как у пьяной, и мозги точно отшибло, но объяснение случившемуся все же находится: Хайди и Иэн чем-то отравились за завтраком. Да, да, отравились, съели что-то за завтраком! Спустя всего двадцать минут? Но у меня-то никаких симптомов нет. Все мы ели одно и то же. Затем я думаю: инфаркт. Та еще теория. Передоз наркотиков? И тут меня осеняет. Так, Сайкс, хватит думать! Немедленно вызывай «скорую»…