Костюмированное представление

Я достал маску, безуспешно пытаясь унять предательскую дрожь в руке. Раффлс не мог этого не заметить, но ничего не сказал, и в эту минуту я был готов умереть за него. Движения его собственных рук были уверенными и спокойными, когда он надевал на меня и на себя эти маски.

— Клянусь Юпитером, старина, — ободряюще прошептал он, — ты выглядишь как самый отпетый из всех головорезов, которых я встречал! Один вид этих масок лишит дееспособности любого из черномазых, если он нам попадется. Но я все же рад, что не забыл напомнить тебе о том, чтобы ты не побрился. Если случится самое неприятное, ты сойдешь за парнишку из Уайтчепела [4] , если не забудешь говорить на арго. Но если ты не особо в нем уверен, то лучше молчи, как осел, предоставив мне необходимость изъясняться. Я молюсь, однако, нашим звездам и очень надеюсь, что ничего этого не потребуется. Ну, ты готов?

4

Один из беднейших районов Лондона.

— Полностью.

— Рот на замке?

— Да.

— Пушка при тебе?

—Да.

— Тогда следуй за мной.

Через мгновение мы уже очутились за оградой, а еще через пару секунд — на лужайке позади дома. Луны не было. И даже сами звезды в своем вечном кружении, казалось, померкли, покровительствуя нам. Я крался вплотную за своим ведущим по направлению к большим, до самого пола, окнам, выходящим на низенькую веранду. Подойдя к окнам, Раффлс толкнул одно из них. Створки подались.

— Опять удача, — прошептал он, — нам исключительно везет. Теперь надо немного света.

И свет вспыхнул!

Добрых два десятка электрических дуг, на долю секунды налившись малиновым цветом, вдруг ослепили наши глаза бежалостными белыми лучами. Когда мы вновь обрели способность что-либо видеть, мы разглядели, что в нас нацелены дула четырех револьверов, между двумя из которых с макушки до пят тряслась, заходясь от хриплого смеха, массивная фигура Рубена Розенталя.

— Добрый вечер, ребята! — сказал он, икая. — Рад, что наконец-то познакомился с вами. Ты, тот, что слева, только шевельни ногой или рукой, и ты уже труп. Я обращаюсь к тебе, ты, чумазый! — зарычал он на Раффлса. — Я тебя знаю и ждал тебя. Я наблюдал за тобою всю эту неделю! Ты думал, что ты очень смелый и ловкий, не так ли? То мы просим милостыню, изображаем из себя доходягу, а то — одного из этих крутых парней из Кимберли, которые никогда не придут сюда, если я дома. Но вы, клопиное отродье, оставляли одни и те же следы каждый день и каждую ночь, и следы эти все кружили вокруг да около моего благословенного дома.

— Ладно, шеф, — медленно произнес Раффлс, — не стоит так волноваться. Вы приловили нас прямо-таки на месте преступления. Нас совсем не колышет и мы не собираемся выяснять, как вам это удалось. Только не вздумайте палить, потому что мы не вооружены, слава тебе Господи!

— А-а-а, ты, оказывается, кое-что соображаешь, — произнес Розенталь, поглаживая пальцами спусковые крючки обоих револьверов, — но ты нарвался на еще более сведущего человека.

— О-о-о да, мы об этом наслышаны! Пусть вора поймает вор, о-о-о да!

Я с трудом оторвал свой взгляд от круглых черных отверстий в дулах револьверов, от проклятых бриллиантов, заманивших нас в ловушку, от бледного рыла перекормленного боксера и от пылающих щек и крючкообразного носа самого Розенталя. Я смотрел мимо них на дверной проем, битком набитый колышущимся шелком и плюшем, черными физиономиями, желтоватыми белками глаз и жесткими курчавыми шевелюрами. Однако внезапно наступившее молчание вновь приковало мое внимание к самому миллионеру. Все его лицо, за исключением носа, побледнело.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он, грубо выругавшись. — Ну-ка открывай свою пасть, а не то я тебя пришью!

— Так сколько же мы отвалили вот за этот ворованный камушек? — медленно и хладнокровно процедил Раффлс.

— Что-о-о?

Стволы обоих револьверов Розенталя начали описывать все более и более широкие окружности.

— Так во что же обошелся этот камень опытному торговцу левыми бриллиантами?

— Откуда, черт тебя подери, ты это взял? — спросил Розенталь, попытавшись сухо рассмеяться.

— Спрашивай сколько угодно, — ответил ему Раффлс. — В наших местах это всякий знает.

— Кто же мог распустить подобный вздор?

— Я не знаю, — сказал Раффлс, — спроси вон того джентльмена, что слева от тебя. Может, он знает.

Джентльмен, стоявший слева от Розенталя, пришел в сильное возбуждение. Нечистая совесть никогда не обнаруживала себя с большей самоочевидностью. На мгновение его глаза, как черные смородинки утопавшие в белом сале его физиономии, вылезли из орбит. В следующее мгновение, подчиняясь своему профессиональному инстинкту, он сунул револьверы в карманы и подступил к нам, сжав кулаки.

— Отойди в сторону, отойди в сторону! — неистово заорал Розенталь.

Но было уже поздно. Лишь только массивный боксер закрыл его от револьверов своим телом, Раффлс одним прыжком выскочил в окно, в то время как меня, хотя я ничего вообще не говорил и все время стоял смирно, сбили с ног одним научно поставленным и превосходно отработанным ударом.

Я, должно быть, провел на полу довольно много времени без сознания. Когда я начал приходить в себя, то услышал сильный шум, доносившийся из сада. Лежа в гостиной, я был полностью предоставлен самому себе. Я присел. Розенталь и Первис носились вокруг дома, ругая кафров и ворча друг на друга.

— Он убежал через ограду, говорю тебе!

— А я говорю, это был тот самый тип. Нельзя ли позвать полицию?

— Будь она проклята, твоя полиция! С меня довольно!

— Тогда давай лучше вернемся и позаботимся о втором негодяе.

— Позаботься лучше о собственной шкуре! Тебе это будет полезнее. Яла, ты, черная свинья, если я еще раз увижу, что ты прячешься за чужие спины…

Конца угрозы я так и не услышал. Я встал на четвереньки и пополз прочь из гостиной, зажав в зубах свой собственный револьвер.

На мгновение мне показалось, что и холл пуст. Но я ошибся, потому что со всего размаху, даже не встав с колен, налетел на негра. И хотя я не смог заставить себя воспользоваться его презренной слабостью и наградить черную башку оглушающим ударом, однако все же попытался пригрозить ему своим револьвером самым устрашающим образом. И когда я поднимался вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступени, белые зубы негра гулко отбивали дробь. Почему я столь решительно побежал вверх, словно никакого иного пути для меня и не существовало, объяснить я не могу. Однако весь сад, лужайки и нижний этаж были буквально забиты людьми, и мне, по-видимому, ничего иного уже не оставалось.

Я ворвался в первую попавшуюся комнату. Это оказалась спальня, пустая, хотя и освещенная. Никогда не забуду, как я вздрогнул, войдя внутрь и столкнувшись с ужасного вида злодеем, которым, как выяснилось, был я сам, — таким отразило меня во весь рост стенное зеркало. В маске, с оружием в руках, облаченный в лохмотья, я и в самом деле казался вполне заслуживающим пули или петли. Мысленно я смирился с любым из оных исходов. Тем не менее я спрятался в гардеробе за дверцей и стоял там, дрожа всем телом и кляня свою судьбу, свою глупость, а также — более всего и чаще всего — Раффлса. Это продолжалось, как я полагаю, около получаса. Затем дверца гардероба внезапно распахнулась — кто-то бесшумно прокрался в комнату, — и меня, будто пленника, потащили вниз по лестнице самым постыдным образом.