Кот баюн и чудь белоглазая

— Иди сюда, погляди, — одними губами прошептал он, обращаясь к Мишне. Снаружи что-то тихо шуршало, хлопало в быстром полёте крыльями. Девушка, вытянув шею, посмотрела сквозь зелёные веточки — над лесом летела стая давешних воронов, только во главе их бултыхалась большая ступа, в которой стояла женщина, рассматривая лесные дебри.

— Вот она, эта Древняя колдунья, о которой нам говорил господин Коттин. И вправду, молодая. Но это волшебство. Она, видать, тоже бессмертная, как и он, — девушка кивнула на дремлющего странника. Тот почуял движение и звуки, открыл светло-серые холодные глаза, потянулся к рукоятке меча.

— Что? Уже летят?

— Вороны показывают дорогу. Видать, ведьма знает, что волшебная вещица вернулась к хозяину. Полетели к той сосне…

— Думаешь, Баба Яга такая глупая?

И действительно, стая, захлопав крыльями, расселась по прозрачным кронам берёз, а ступа, нырнув пару раз передом, опустилась на полянку.

— Эй, вороны, ищите его по всему лесу! Он идёт к избушке и у него волшебное кольцо! Может быть, он даже умеет им пользоваться!

Вороны сразу же взлетели, зашумели, заглядывая под каждую ель. Один чернокрылый сунулся меж колючих веток, стал с любопытством вертеть головой, блестя чёрными бусинками глаз. Вдруг открыл клюв, заорал… Старая ведьма, которую чудь называла Бабой Ягой, обернулась, молодо выпрыгнула из ступы, направилась к дереву быстрым шагом.

Стефан крепко сжал руку девушки, та задрожала, дёрнулась, попыталась вырваться и убежать. Бывший Кот лихорадочно рылся в заплечном мешке, отложив в сторону меч и лук, видимо, справедливо рассудив, что при встрече с Ягой такое оружие не понадобится. Потом он что-то надумал, забросил мешок за спину.

— Бежим, она нас нашла, — закричала Мишна, выдернув руку, и поднырнула под хвойный занавес красавицы-ели. Стефан дёрнулся за ней, но, увидев, как неловко, на четвереньках бежит девушка, пытаясь скрыться в вечнозелёной хвойной поросли, а сверху кричат вороны, не давая Мишне скрыться, бросился вперёд, заметив краем глаза, что странник вдруг исчез. Это настолько поразило юношу, что он, уже выскочив на поляну, остановился, повернулся к Яге спиной, заглянул под еловую юбку. Да, древнего Кота там не было — он исчез вместе с мешком, мечом и шляпой пирожком. Дикий вопль бойца, возникший было в глотке Стефана, вдруг затих сам собой, энергия, распиравшая его, ушла в землю, или в небо — а, может быть, спряталась обратно в горячее сердце.

Стефан повернулся и встретился с карими глазами молодой ведьмы:

— О, добрый молодец! В гости не заглянешь? Про Кота Баюна не расскажешь? Я тебя накормлю, напою, да и спать положу!

Проклиная коварного Кота, беспокоясь о Мишне (крики воронов затихали вдали), добрый молодец посмотрел в горячие глаза ведьмы, услышал внутренним слухом где-то далеко-далеко тихую песню, которая звала его, успокаивала, убаюкивала, ему стало хорошо, тепло, спокойно… и он покорно полез в ступу.

— Ну, что вы на меня уставились! Конечно, я испугалась! Вы что, думаете, я каждый день вижу, как Баба Яга на ступе летает?

— Каррр! — отвечали чёрные вороны, перелетая с ветки на ветку.

— Она ваша Хозяйка? Молодая, красивая! А я думала — она древняя ведьма!

— Каррр! — радостно хлопали крыльями птицы.

— Баба Яга повела господина Коттина и Стефана к себе? Да? Конечно к себе, куда же ещё! Но, ничего! Господин Коттин хитрый! Кстати, а где живёт Баба Яга? В чаще леса?

— Каррр! — потешались мудрые птицы, подпрыгивая на тонких ножках.

— Ну и меня проводите!

— Проводим, карр! Кривая дорожка выведет! Каррр! — вдруг скрипучим голосом сказал самый старый ворон.

— Кар-кар, — скривив губку, передразнила Мишна. — Нечего было ночью на нас нападать, наше имущество воровать — лучше бы вы сделали всё по-хорошему! Ну, пошли!

— Пошли! И куда ты, глупая, побежала от Яги? Хозяйка бы тебя не обидела! Но колдовская игрушка всё равно наша! Карр!

— Кыш, дурная птица! — Мишна замахала на ворона руками. — Эту игрушку господину Коттину за службу пожаловали!

Так, переругиваясь и мельтеша, девушка и вороны удалялись в дремучую чащу, не замечая, что по их следу идёт кто-то очень хитрый и довольный.

Полёт юноша помнил плохо — в ступе сильно дуло, деревянное днище уходило из-под ног. Стефан вцепился в край ступы, у него даже побелели костяшки пальцев. Рядом мелькали верхушки деревьев, так, что захватывало дух — казалось, что ступа напорется днищем на остриё ели, но ведьмина посудина всегда умудрялась увильнуть, а ель проносилась рядом — только руку протяни. Печальные голые берёзы краснели грудками снегирей, птицы лихорадочно разлетались уже после того, как мимо них совершенно тихо проносился неопознанный летающий объект — лишь иногда лесная ведьма громко и заливисто смеялась. Стефан же молчал — его зубы были сжаты так плотно, что он опасался за их сохранность.

Мелкорослый сосновый лес радовал глаз красками, колючими вечнозелёными островами на белом фоне начавшейся зимы. Вдруг лес кончился, нырнул в обрыв — Стефан увидел далеко внизу изгиб сияющей белой змеи, и с ужасом осознал, что это замёрзшая река, только далеко-далеко внизу, а зелёные хвощи — никакие не хвощи, а высокие ели. Ступа с летунами резко нырнула вниз, юноша почувствовал, что ещё немного, и он полетит самостоятельно, без колдовства Бабы Яги, но строго вниз, а не туда, куда положено. Стефан заорал, наконец, разжав сведённые челюсти, вцепился руками в борт посудины. Молодая баба повернулась, уставилась озорными карими очами на Стефана, заглянула прямо в душу, отчего у юноши перехватило дыхание. Потом, вытянув яркие губы в трубочку, поцеловала его в румяную щёку, весело засмеялась. Наконец, ступа спикировала вниз, к избушке на заснеженной полянке, окружённой страшными кольями с ухмыляющимися черепами.

Мишна, сопровождаемая притихшими воронами, остановилась на самом краю ельника — впереди, на полянке, на огромном почерневшем от времени, но ещё крепком пне, с ветвящимися, вросшими в землю корнями, стояла симпатичная избушка. Это зрелище было столь неожиданным, что девушка вцепилась в колючую еловую ветвь, чтобы не ахнуть. Уже стемнело, лес притих, мёртвую тишину не нарушал ни единый звук, только где-то далеко пискнула глупая синичка, да по кронам пронёсся глухой шум, словно тяжко вздохнула сама чащоба.

В окошке, за тонким прозрачным слюдяным листом, тепло и ярко горела лучина. Огонёк играл, от этого тени на стенах ёжились, дрожали, корчились и подпрыгивали. Крыльцо в три ступени вело к дверям из двух толстых, скреплённых металлической скобой, досок. Над двускатной крышей из тонкой жерди, крытой листами сушёного мха и сухой травой, торчала квадратная труба. Из трубы шёл светлый лёгкий дымок — дрова в печи уже прогорели, в полутьме были заметны искры, взлетающие вверх, и тут же гаснущие.

На другом краю поляны, за красноватыми сухими прутьями малинника виднелся сарай с продавленной крышей, что одним скатом спускалась почти до земли. Девушка задумалась, что это — кузница? Кухня? Зачем лесной ведьме в такой глухомани кухня? Смешно! А кузница зачем? Мишна представила давешнюю Бабу с молотом в руках, улыбнулась. Правда, последний раз они видела кузнеца давно, когда была ещё совсем маленькой. А было это до проклятого Фавна…

Вдруг сбоку что-то хрустнуло, Мишна подпрыгнула, оглянулась. В густых зарослях крыжовника — голой переплетённой сетке тонких колючих веточек, на куче костей, припорошённых снегом, сидел большой чёрный кот. Он, не мигая, смотрел на девушку зелёными глазами и что-то тихонько мурчал.