Кот Федот. Книга первая

– Открывай, Чернова! – донеслось из небольшой пластиковой трубки.

– Да пожалуйста… – с нарочитым равнодушием хмыкнула Света и нажала на кнопку.

Несмотря на то, что Черновой она не была уже давным-давно, Лида упрямо продолжала называть её старой, школьной фамилией.

Сытно отужинавший малыш прибежал в прихожую вслед за хозяйкой, и Света, подхватив его с пола, открыла дверь и стала дожидаться подругу.

– Какой хорошенький! – воскликнула та, только завидев маленькую чёрно-белую мордашку. – Какой лапуля!

Войдя в квартиру, она небрежно скинула модный кожаный плащ, стряхнула с ног туфли и тут же взяла котёнка к себе на руки.

– А глазки чего такие испуганные? Много внимания, да? Тётка, скажи, какая-то незнакомая пришла! Пристаёт!

– У него, если что, блохи… – на всякий случай напомнила Света.

– Да ла-а-адно, – с улыбкой отозвалась Лида, на которую эти слова не произвели никакого впечатления. – Мы и не через такое проходили. Да? Да, маленький?

С годами она нисколько не менялась. В ней всё тем же удивительным образом уживались потрясающая красавица, любящая яркие наряды и высоченные каблуки, – и бесхитростная простачка, которая, надев несвежую толстовку и рваные джинсы, может вдохновенно тискать собаку, не особенно чистую после прогулки по осенней слякоти.

…Вот и сейчас она стояла вся такая ослепительная, накрашенная, в роскошном обтягивающем серо-блестящем платье, полностью готовая к пятничному выходу в свет… и чуть ли не целовала только вчера обитавшего на улице зверька – грязного, блохастого и, вполне вероятно, заразного.

– Ну, рассказывай! – нетерпеливо потребовала Лида. – Как вы тут? Кушает? Пьёт? Что с туалетом? Приученный? Твой, кстати, где? Задерживается опять?

Она посмотрела на Свету – и заметила, что при упоминании об Антоне та будто бы слегка растерялась.

– Та-а-ак… – подозрительно протянула Лида. – Что у вас стряслось?

Света опустила глаза и вздохнула:

– Сейчас расскажу… Пойдём в комнату.

…Их дружба завязалась ещё в начальной школе. Что было тому причиной – Света не взялась бы судить. Это просто случилось, как случаются в детстве многие вещи, не поддающиеся логичному, взрослому объяснению. Да, они учились в одном классе. Да, вместе ходили на танцы. Но в остальном были совершенно разными: шумная, задиристая сорвиголова, чувствующая себя как рыба в воде среди таких же хулиганок, – и замкнутая молчунья, прибивающаяся к стайкам осторожных тихонь.

И тем не менее было в каждой из них что-то такое, что заставляло и ту и другую некоторым образом выделяться среди тех, с кем их волей-неволей сводили суровые законы подросткового мира. Лида, скажем, несмотря на крутой нрав, сохраняла уважение к большинству норм человеческой морали, и потому так и не стала беспринципной и бессердечной стервой. А Света, в свою очередь, всегда оставалась неуловимо независимой от своих нешумных приятельниц – словно бы они нуждались в ней больше, чем она в них. И, должно быть, именно поэтому со временем вышло так, что многие свободные от уроков и дополнительных занятий часы девочки стали проводить вместе.

Приходя друг к другу в гости, они могли подолгу болтать о всякой всячине. Точнее, говорила в основном Лида, которая постоянно была в курсе всевозможных сплетен и кривотолков. Тогда как Света неизменно внимательно и не перебивая слушала свою необычайно бойкую на язык соседку по подъезду.

Ещё они очень любили вместе смотреть фильмы, питая весьма странную, казалось бы, для их поколения слабость к советскому кино. И помимо прочего, чуть ли не до дыр засматривали своих обожаемых «Мушкетёров», каждый раз дружно хлюпая носами под «A la guerre comme a la guerre». Ну а прогулки с Лидиной первой таксой Айдой были для Светы, с некоторых пор ставшей ужасной домоседкой, чуть ли не тем единственным, что могло заставить её выйти на улицу.

…Время бежало быстро, и когда подруги, не успев опомниться, оказались в старших классах, Лида уже превратилась в высокую – метр семьдесят пять – фигуристую фифочку, почти переросшую последние остатки подростковой угловатости. Её озорные, невзрачно-русые косички сменились сочно-рыжим, мелко гофрированным каре, а небольшие голубые глаза и резковатые черты лица заиграли по-новому благодаря всё более и более удачным экспериментам с покупаемой на карманные деньги косметикой.

Светина же внешность почти не менялась. Природа, разумеется, взяла своё, наделив молодую девушку широкими бёдрами и аккуратной формы грудью. Но в остальном Света оставалась всё той же малозаметной скромницей, какой была и до этого.

После окончания школы пути подруг ожидаемо разошлись: они поступили в разные вузы на совсем непохожие специальности. Лида, в отличие от своей бывшей одноклассницы, пошла изучать туризм, а выпустившись – устроилась на работу в туристическую компанию.

Но даже всё это, вкупе с тем, что девушки уже давно жили в разных частях города, не слишком повлияло на прочность их отношений. Они всё так же продолжали видеться – хоть и не так часто. Лида всё так же держала такс и всё так же любила долгие задушевные разговоры. А Света была всё такой же хорошей слушательницей и всё так же преспокойно улыбалась, когда её темпераментная подруга в своей привычной, шутливо-командирской манере выговаривала ей за очередную сделанную – или, наоборот, не сделанную – глупость…

– …В общем, я даже рада, что всё так получилось, – подытожила Света, почёсывая разлёгшегося подле неё котёнка. – Понятно ведь было, что ничего хорошего из этого не выйдет. А мне всё смелости не хватало самой уйти. И повода вроде как не было…

Лида сидела в кресле и молча слушала, грациозно закинув ногу на ногу. Света взглянула на неё, и, как ей показалось, уловила во внимательном прищуре голубых глаз едва заметную тревогу. Сначала она удивилась этому, но затем догадалась, что именно могло обеспокоить её призадумавшуюся подругу.

Если бы униженная невеста рвала на себе волосы, рыдала в голос и щедро сыпала отборной бранью, то Лида, скорее всего, посчитала бы такое поведение абсолютно естественным. Однако вместо этого тихушница Чернова говорила совершенно невозмутимо – ни разу при этом не ругнувшись и не всплакнув. А в подобных ситуациях такая вот безмятежность и впрямь может выглядеть несколько пугающе. Пойди пойми, что там творится в чужой голове. А то ведь и так бывает, что сидит человек, сидит, под нос себе тихонько улыбается… А оставшись в одиночестве – берёт и сжирает пачку таблеток.