Кот, который нюхал клей

Журналистка отдела социальных новостей Сьюзан Эксбридж поймала взгляд Квиллера.

– Любимый, зачем мы здесь? – говорила она, размахивая руками и проливая свой напиток. С тех пор как она получила развод и вступила в театральный клуб, она стала чрезмерно драматичной. – Мы все должны сидеть по домам и оплакивать Найджела, – какой красивый был мужчина!

Квиллер согласился, что президент банка выглядел эффектно: высокий, стройный, загорелый, с изысканными манерами и всегда приветливый.

– Как он отважился на это? – спросил он Сьюзан.

– Он не смог бы жить без Маргарет, – объяснила она. – Они были преданы друг другу. И конечно, все знали, что именно ей он обязан своим успехом. Он был приятным мужчиной, но без неё он стал бы никем. Она всем управляла.

Квиллер нёс свой бокал имбирного эля, осторожно обходя столпившихся пьющих сотрудников, поздравлявших друг друга с успехом новой газеты.

Одна из сотрудниц, Милдред Хенстейбл, миловидная учительница старших классов в Пикаксе, где она преподавала домоводство, ставила пьесы в драмкружке и тренировала волейбольную команду девочек, теперь вела кулинарную колонку.

Квиллер обратился к ней со словами:

– Милдред, я вчитывался в каждое слово твоего обозрения, хотя ты довольно популярно рассказываешь, как надо резать кубиками овощи. Однако для меня все эти рецепты звучат, как греческий язык, особенно рецепт китайского супа из хризантем.

– Когда ты научишься готовить, Квилл?

– Извини, но я никогда не питал склонности к копчению яиц. Я также ничего не понимаю в страховой политике и в моих собственных налоговых декларациях.

– Я могла бы научить тебя варить яйца, – сказала она с добрым смехом. – Я даю частные уроки!

Весёлое выражение лица Квиллера сменилось на печальное.

– Этой ночью предполагалась домашняя вечеринка у Харли и Белл. Скажи мне что-нибудь, Милдред. Учителя и полицейские в маленьком городе знают всё и всех. Что ты знаешь о Белл Уркл?

– Хорошо, расскажу. Она бросила школу. Ей хотелось работать у богатых людей и жить в большом доме. Ты вряд ли обвинил бы её, если бы увидел, как живут люди в Чипмунке. Она служила горничной в доме Фитча, но я не могу понять, что побудило Харли жениться на ней.

– Любовь? Страсть? Похоть?

– Ни то, ни другое, ни третье не обязывало жениться на ней и смущать семью, не так ли? Как только я услышала об убийстве, я достала гадальные карты и прочла по ним: «В это дело вовлечена лживая женщина!»

– Хмм… – вежливо хмыкнул Квиллер. Он скептически относился к гадальным картам. – Налить тебе чего-нибудь, Милдред?

Вернувшись с её виски и своим имбирным элем, он небрежно спросил о школьной биографии Харли.

– Оба были хорошими, талантливыми мальчиками. Дэвид делал превосходные этюды карандашом и чернилами, а Харли строил модели кораблей с изящными деталями. Оба участвовали в школьных спектаклях, и я полагаю, в колледже они всерьёз увлекались театром. Возможно, ты не знаешь этого, Квилл, – сказала она, пододвинувшись поближе, – но Харли исчез на год!

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Ожидалось, что по окончании колледжа оба мальчика приедут домой работать в банке. Харли не приехал.

В этот момент вмешался Джуниор Гудвинтер:

– Не хотите ли, ребята, поесть? У нас есть индейка и сандвичи.

– Мы подойдем попозже, – успокоил его Квиллер. – Милдред делится со мной своими кулинарными секретами.

– В мой лимонный пирог я всегда добавляю ложку горьких… – сказала она, подхватывая его реплику, а когда Джуниор отошёл, продолжила: – Никто не знает в действительности, что случилось с Харли. Родители говорили, что он путешествует, но, конечно, ходило много слухов.

Их снова перебили. Зять Милдред поинтересовался:

– Что вы тут придумываете, заговорщики?

– Мы помогаем полиции расследовать дело Фитчей, – сообщил ему Квиллер.

– Извините меня, – сказала Милдред. – Я ещё выпью.

– В полдень я узнал кое-что интересное, Квилл, – заявил Роджер. – За несколько часов до того, как Найджел застрелился, он продиктовал заявление об увольнении из банка – на Дэвида и на себя. Его самоубийство, очевидно, было хорошо продуманным.

– Но зачем Дэвиду нужно было увольняться? – спросил Квиллер.

Прежде чем Роджер смог придумать ответ, Хикси вмешалась в их разговор со своим обычным энтузиазмом:

– Вы никогда не поверите в то, что произошло в полдень. Я подстригалась в «Дельфине», и вдруг огромный олень вломился туда через переднее окно. Он пробежал прямо через магазин и выбежал через заднее окно. Везде осколки! И ужасная паника!

Квиллер посмотрел с сомнением:

– Ты запатентовала эту историю, Хикси?

– Я говорю правду! Спроси в «Дельфине»! Сейчас окна обшиты досками, а вывеска гласит: «Здесь останавливался олень». Я не могу понять, почему он не боднул пару посетителей.

– Почему это не произошло до выхода нашей газеты? Всё, что у нас есть, – жалкая стая диких индюков, – сказал Роджер.

Арчи только успевал поворачиваться, играя роль доброго хозяина. Аманда тоже была здесь, пила бурбон, хмурилась и жаловалась. Кольцо с бриллиантом на её левой руке притягивало внимание.

Райкер, стоящий рядом, отвел Квиллера в сторону:

– У нас всё на мази, старик. Она может быть сварливой, но я обожаю её. Она вела успешный бизнес двадцать пять лет и служила в городском совете последние десять лет. И она ни от кого не терпит пустой болтовни!

– Она замечательная женщина, – согласился Квиллер.

Аманда, нахмурившись, выступила вперёд.

– Кто назвал меня замечательной женщиной? – вопросила она воинственно. – Вы никогда не слышали слов «замечательный мужчина»! Он удачливый, умный или остроумный, Но если женщина имеет одно из этих качеств, так она просто «замечательная женщина» и всё!

– Прошу прощения, – сказал Квиллер. – Ты абсолютно права. Это избитая фраза, и я виноват. Ты не замечательная женщина, ты умная и остроумная.

– А ты врун! – проворчала она.

Райкер усмехнулся и, оттаскивая её в сторону, отнял стакан с бурбоном.

Квиллер отыскал глазами Милдред. Он хотел дослушать историю об исчезновении Харли, но она вела серьёзный разговор с одним музыкантом. Квиллер пошёл к буфету. Потянувшись за вторым сандвичем, он увидел Гомера Тиббита, ведущего в газете исторические обзоры. Тот собрался уходить.

– Гомер! Куда вы? Вечеринка только начинается!

– Я домой. Половина девятого – это позже, чем я обычно ложусь спать, – сказал девяностодевятилетний отставной школьный директор высоким пронзительным голосом. – Мои дни становятся короче. Когда мне исполнится сто, я буду ложиться спать до того, как надо вставать.