Кот Ланселот и золотой город. Старая английская история

А Мэйбл никогда никому не хотела плохого. И когда про нее в деревне стали так говорить, с нею что-то случилось. От ее чудесной походки ничего не осталось. Она ходила так, будто к ее ногам привязали тяжелые камни. А сама вдруг вся исхудала – будто внутри у нее образовалась дыра, из которой сочилась жизнь. И стала сильно кашлять. От кашля ее трясло, как деревце в непогоду. Скоро всем стало ясно, что она собирается к ангелам.

* * *

В деревню забрел менестрель. Всю неделю он развлекал сэра Гриндли. А потом его привели в придорожный трактир. Здесь собрались все, кто мог: менестреля поили, наливали всё больше и больше и упрашивали спеть.

Он сначала отнекивался: мол, сорвал в замке голос. Но после четвертой кружки снизошел до просьбы вилланов. И сначала спел о том, как какой-то сэр поскакал по лесу за златорогой ланью, но так ее и не догнал.

Потом спел о том, как сэр Ланселот сражался за королеву, как защищал обиженных дам и спасал бедных рыцарей. Дику очень понравилось имя рыцаря – Ланселот.

Менестрелю опять поднесли и стали просить еще песню. И, совсем захмелев, он вдруг пообещал:

– А щас спою! Такое! Сэр Гриндли меня не слышит? Вот я сейчас и спою!

Все одобрительно зашумели, задвигались, менестрель чуть пошатнулся, пошире расставил ноги (они уже плохо его держали), прочистил горло, нарисовал пустой кружкой в воздухе круг и запел:

– В разных замках бывал менестрель —Ой-ля-ля! Ой-ля-ля!И за песни ему наливали эль —Ой-ля-ля! Ой-ля-ля!Пой, пой, менестрель!Ой-ля-ля! Ой-ля-ля!Пей, менестрель, свой эльЗа баронов и короля!Но однажды в Лондон пришел менестрель —Ой-ля-ля! Ой-ля-ля!Здесь он тоже пил, но не эль —Ой-ля-ля! Ой-ля-ля!Воздух свободы пей, менестрель, —Ой-ля-ля! Ой-ля-ля!Воздух свободы лучше, чем эльБаронов и короля!

Глаза менестреля блестели радостным пьяным блеском, он размахивал пустой кружкой и пел эту песню снова и снова, громче и громче. Кое-кто с опаской поглядывал по сторонам, а Дик тихонько стал подпевать:

– Воздух свободы пил менестрель —Ой-ля-ля! Ой-ля-ля!Воздух свободы…

Тут менестрель запнулся и стал медленно оседать. Глаза его закатились, он повалился на бок и захрапел. Все постояли еще немного, потоптались и разошлись. Пробудившись, на трезвую голову менестрель не мог вспомнить, какой такой песней развлекал накануне вилланов. А когда ему рассказали, что он пел про «воздух свободы», спешно покинул трактир и исчез навсегда, понадеявшись, что вилланы о нем позабудут.

– Он пел песню про Лондон? – Мэйбл вздохнула. – Лондон – хороший город. Там всюду золото, все богатые. Так отец говорил. А мать говорила так: «Малютка Мэйбл! Ешь что дают. Нечего нос воротить. Мы не в Лондоне. Это там в гороховую похлебку золото добавляют».

И Мэйбл тихонечко засмеялась: так хорошо ей стало от этих воспоминаний. Дик подумал: вот, Мэйбл смеется! Может, ангелы подождут?

Тогда-то она и сказала:

– Как я жалею, Дик, что мы родились не в Лондоне! Все было бы по-другому. Только подумай, Дик, в Лондоне нет сэра Гриндли. Может, когда-нибудь… Когда меня больше не будет… Ты пойдешь в Лондон, Дик. Правда, там на воротах грифон. Он пускает не всех. Но тебя-то он пустит, я знаю. – Мэйбл закашлялась и откинулась на спину. – Ну, что ты нахмурился, Дик? Лучше смотри, у меня для тебя подарок. – Она разжала кулак. – Ну-ка, что это? Посмотри!

– Пенни?

– Не просто пенни, – Мэйбл загадочно улыбнулась. – Это пенни на крайний случай. Мне оставил его отец. Говорят, эта монетка меняет судьбу хозяина.

Дик посмотрел на Мэйбл с сомнением:

– Что ж с нами до сих пор ничего не произошло? У нас было полно крайних случаев.

– Нет, Дик. Это не то. Пенни на крайний случай полагается брать в дорогу. И то, что ты покупаешь, должно стоить ровно пенни.

– А! Ну понятно.

– Понятно?

– Понятно, почему ты ее не истратила. Что может стоить пенни и изменить судьбу?

– Ох, Дик. Что-то может, наверное, – раз отец говорил. И вот еще что запомни: не клади этот пенни в кошель. Его нужно хранить отдельно. Где-нибудь… в башмаке. В нужный момент он тебе пригодится. Может, тогда, когда ты отправишься в Лондон…

* * *

Прискакал человек, спешился возле церкви и прочитал бумагу от самого короля. Отныне вилланам больше нельзя собирать в лесу хворост. Лес – собственность сэра Гриндли. А значит, и хворост тоже принадлежит ему. Нужен хворост – бери разрешение у сэра Гриндли. А за него, конечно же, надо платить. Тот, кто таскает хворост из лесу бесплатно, будет считаться вором. И если его поймают, то будут судить как вора.

Вилланы молча выслушали указ. А потом зашумели:

– Откуда деньги-то взять – еще и за хворост платить? Это же не дрова!

– Зачем сэру Гриндли хворост?

– Пусть гниет, где лежит?

– Лесу-то разве польза? Мы же вроде как его чистим.

Глашатай свернул бумагу и от себя сказал:

– Указ скреплен королевской печатью. Кому не нравится, пусть заранее чешет шею – чтоб веревка не щекотала.

Все разошлись по домам и сначала делали вид, что никакого указа не было. Однако скоро лесничий по прозвищу Томми-Шныряло наткнулся в лесу на тетку Пегги с вязанкой. Сэр Гриндли велел ее высечь. Пегги выволокли на площадь и задрали рубаху. Неделю после порки она не могла ходить. Да еще натерпелась позору. И с тех пор у нее все время кололо в боку. А сэр Гриндли велел объявить, что с Пегги он обошелся по-доброму. Попадись ему кто другой, он велит выдрать ноги.

Вилланы опять выслушали всё молча, но в лес продолжали ходить. Правда, теперь ближе к сумеркам и с оглядкой: не видать ли Томми-Шныряло. Где ж это видано – хворост не собирать? Погреться у очага – одна из немногих радостей для виллана.

Но Мэйбл сказала Дику: нельзя нарушать закон. Среди Виттингтонов не было воров. Так говорил отец. И Уот Тайлер тоже никогда не был вором. Он так и говорил: мне не нужно чужое.

– Но как же мы будем?

Малютка Мэйбл улыбнулась:

– Будем реже топить. А потом, глядишь, и появятся деньги.

Это было еще до того, как она заболела.

Они топили нечасто, а потом все реже и реже. Но запасы хвороста все равно быстро таяли: в Альбионе осень – время дождей и туманов. И в конце концов хворост иссяк. А денег не появилось.

Как-то ночью Дику приснилось подземелье, полное гномов. Гномы, как мыши, сновали туда-сюда и постукивали по камням крошечными молоточками. Звук молоточков так растревожил Дика, что он пробудился. Гномы исчезли, а звук остался. Дик с ужасом понял: это Мэйбл стучала зубами! Он запалил лучину:

– Малютка Мэйбл, ты что?

Мэйбл сильно знобило, губы ее посинели.

– Холодно, Дик. Очень холодно.

Дик поплотнее укутал Мэйбл в старенькую овчину («Я сейчас. Потерпи!»), быстро набросил плащ и, не думая, бросился к лесу. Ночь – редкий случай осенью – была светлая, лунная. Это неплохо. Все видно. Он быстро – туда и обратно.

Углубляться в лес Дик не стал. По краю хвороста меньше и ветки, как правило, тоньше, но он торопился. Обратный путь – с тяжелой вязанкой – показался длиннее. Дик подгонял себя и приговаривал: «Малютка Мэйбл, чуть потерпи! Скоро будет тепло!» Он даже вспотел, хотя было прохладно.