Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
В «Раффлзе» оказалась неплохая кухня, если положиться на выбор шефа.
В ту ночь нам подали тефтели со шведскими оладьями в соусе из пива с медом. Довольно странное, но вполне приемлемое сочетание! Свежие листья салата, заправленные маслом и уксусом. Сыр и свежая малина. Черный чай.
Мы наслаждались всем этим, но, учитывая, сколько времени мы не ели, то показался бы вкусным даже тушеный старый башмак! Да и жареный скунс сошел бы, я бы и не заметил, что ем, ибо общество Гвен было для меня лучшей
Мы блаженно жевали уже целых полчаса, даже не пытаясь делать это пристойным, но тут моя любимая заметила латунную дощечку на камне стены.
Раньше, понятное дело, мы были слишком заняты.
Гвен поднялась и всмотрелась в табличку, потом произнесла, понизив голос:
– Вот так голливудский трюк! Это же то самое место! Ричард, здесь самая что ни на есть колыбель Революции! А я-то сижу здесь, словно это самый обычный номер в отеле! Я ведь тоже с ними взахлеб царапала свои каракули!
– Сядь на место и кончай ужин, дорогуша. В каждых трех из четырех гостиничных номеров в Луна-Сити такие же надписи!
– Да нет, не такие же! Ричард, какой номер у этой комнаты?
– Не номер, она обозначена буквой «Л». Комната «Л».
– Ну да, комната «Л»! То самое место! Ричард, у каждой нации на Земле перед подобной святыней всегда горит вечный огонь! И выставляется почетный караул. А здесь кто-то укрепил маленькую латунную пластинку, и все позабыли об этом! Даже в День Независимости Луны! Что поделаешь, таковы лунни. Самая странная публика во всей Вселенной! Честное слово!
Я ответил:
– Дорогая девочка, если тебе доставляет удовольствие думать, что эта комната – подлинно историческое место, как сказано на дощечке, прекрасно!
И все же сядь на место и ешь. Или ты не боишься, что я съем всю малину?
Гвен не ответила, но села. Она замолчала, задумчиво перебирая пальцами ягоды и кусочки сыра. Я заметил:
– Милая, тебя что-то озаботило?
– Да, хотя и не до смерти.
– Рад слышать. Ну ладно, когда тебе захочется говорить, я весь превращусь в слух. Но ты не торопись, не к спеху!
– Ричард… – произнесла она потрясенно.
Я с изумлением увидел, как по ее щекам медленно скатываются слезинки.
– Да, дорогая?
– Ричард, я… наговорила тебе целую кучу лжи! Я…
– Постой, постой! Моя любовь, моя горячая маленькая девочка! Я всегда полагал, что женщины могут лгать столько, сколько им нужно, и никогда не подлежат осуждению. Ложь, быть может, единственный для них способ противостоять враждебному миру. Я же никогда не лез в твое прошлое, не так ли?
– Да, но…
– Подожди еще. Я не делал этого. Ты пыталась кое-что мне рассказать, но я дважды пресекал твои попытки пагубной для нас исповеди. Гвен, я женился на тебе не из-за твоих денег, или твоего социального статуса, или твоего ума, или даже постельных талантов!
– Даже не из-за них? Не так уж много ты мне оставил!
– О нет, кое-что оставил. Я ценю твою сноровку в горизонтали и твой энтузиазм в этой позиции. Но
компетентные «постельные плясуньи» – дело не редкое. Вот Ксия, к примеру. Я полагаю, она еще более искушена и вдохновенна…– Возможно, вдвое искушеннее меня, но будь я проклята, если она вдохновенна!
– Правильно делаешь, оставляя себе резервы. Но не перебивай меня.
Хочешь знать, что тебя делает особенной в моих глазах?
– Да, думаю, что хочу знать! Если это только не подвох!
– Нет, не подвох. Моя госпожа, твое особое и неповторимое качество заключается вот в чем: когда я рядом с тобой, я счастлив!
– Ричард!
– Кончай рыдать! Я не могу устоять перед женщиной, которая слизывает слезы с верхней губы!
– Грубиян! А вот и буду плакать потому, что… мне надо поплакать. И потому, что я так счастлива, и потому, что я люблю тебя, Ричард!
– А я весь полон тобой, ты, обезьянка! И я сказал тебе то, что сказал, вот почему, если твоя «куча лжи» теперь стала чуточку меньше, не берись за возведение новой, наполняя ее торжественными заверениями в том, что это правда, полная правда и ничего, кроме правды. Забудь это. Я не собираюсь заглядывать в провалы и выискивать несовпадения, меня они не заботят. Я просто желаю жить с тобой, держать тебя за руку и слушать твое похрапывание.
– Я не храплю! Или… храплю?
– А я не знаю. За последние восемьдесят часов мы не успели столько спать, чтобы этот вопрос встал на повестку дня. Спроси меня через пятьдесят лет.
Я перегнулся через стол, пощекотал ее грудь и посмотрел, как становится торчком ее сосок.
– Я хочу держать тебя за руку, слушать твое похрапывание, и иногда… о, раз или два в месяц…
– Раз или два в месяц?
– А что, это слишком часто?
Она вздохнула.
– Я должна была знать, на что иду! Или пуститься в загул?
– Загул? Какой еще загул? Я хотел всего лишь сказать, что мы раз или два в месяц могли бы посещать рестораны, смотреть шоу, бывать в ночных клубах… Я бы покупал тебе цветок в волосы. Но, если ты будешь настаивать, можем ходить и чаще, хотя такая ночная жизнь помешает мне писать. Я намерен тебя содержать, любовь моя, несмотря на то что ты сама накопила кучу мешков с золотом… Так что, дорогая, какие проблемы?
Программа не подходит? Что за выражение лица?
– Ричард Колин. Ты, несомненно, способен меня разъярить, как ни один из моих бывших мужей… или тех, с кем я спала когда-либо!
– А ты разве давала им спать?
– Ох… твою мать! Я не должна была спасать тебя от Гретхен. «Раз или два в месяц»! Сперва ты потряс меня этой фразой, затем загнал в ловушку.
– Мадам, ума не приложу, о чем вы толкуете!
– Так уж и не приложишь? Ты полагаешь, что я маленькая нимфоманка?
– Ну, не сказал бы, что слишком уж маленькая!
– Перестань. Попробуй меня разозлить, и я заведу еще одного мужа. Я знаю, что Чоу-Му совсем не против того, чтобы присоединиться к нашему дому.