Кот ушел, а улыбка осталась

Я поднял вазу.

— За вклад в киноискусство, Михал Сергеевич!

— Поздравляю! Георгий, у вас панталоны падают, — крикнул первый и последний президент СССР.

ЛАМПОЧКИ

Заодно расскажу уж и про мои встречи с первым президентом России Борисом Николаевичем Ельциным.

В декабре 1985 года первым секретарем Московского городского комитета КПСС (по сегодняшним понятиям — мэр Москвы) назначили Ельцина, высокого, спортивного, с упрямым взглядом и резким голосом. Он ездил в автобусах, стоял в очереди в магазинах и поликлиниках, выступал против привилегий. Таких простых и доступных начальников до этого мы видели только в кино (знаменитый кадр, как Ленин с рабочими и красноармейцами несет бревно по кремлевскому двору).

Весной 86 года Ельцин приехал на «Мосфильм». Ему показали студию, павильоны, декорации, а потом привели в кабинет директора на встречу с правлением. В члены правления входили худруки объединений (восемь человек), главный редактор, парторг и новый генеральный директор «Мосфильма» Десятерик Владимир Ильич, недавно назначенный и совсем не киношный человек. Ельцин сказал:

— Ну, что будем делать, товарищи? Директора снимать?

То, что Ельцин любит снимать руководителей и ставить на их место новых, все уже знали. Среди прочих он снял моего друга Сергея Купреева — первого секретаря Бауманского райкома — умного, талантливого человека, который много сделал для района, где я жил.

— А за что мы будем снимать директора? — спросил Сергей Федорович Бондарчук.

— За серое кино.

В то время в газетах, на телевидении и везде, во всех выступлениях только и говорили о том, какое безликое, серое советское кино.

— Борис Николаевич, этого директора только что назначили, и он еще не успел сделать никакого кино, ни серого, ни яркого, — сказал С. Бондарчук.

— Ну, ну, тогда подождем. А вы что насупились, на партию обиделись? — строго спросил Ельцин Десятерика. — На партию не обижаются.

Десятерик покраснел, засопел и опустил глаза. Мне стало неловко за него, а сам Ельцин как-то разонравился.

— Борис Николаевич, — обратился я к высокому гостю, — вот тут до вас к нам приезжал товарищ Гришин. Я его попросил помочь купить мне лампочки для фильма, над которым работал. Он ничего не сделал, и за это его сняли.

— Да? — без юмора спросил Ельцин. — А у меня другие сведения.

— Не знаю, какие у вас, но у меня достоверные…

— Данелия, подожди со своими лампочками, — вмешался Сергей Федорович Бондарчук, — Борис Николаевич, вы только что смотрели декорации к фильму «Борис Годунов». Какие впечатления?

Сергей, зная меня хорошо, понимал, что я могу ляпнуть еще что-нибудь в том же духе, и поменял тематику.

Между прочим. За несколько месяцев до Ельцина на «Мосфильм» приезжал первый секретарь Московского горкома Виктор Васильевич Гришин. По этому случаю в кабинете директора киностудии собралось начальство и ведущие творцы, всего человек сорок. При встречах творческого коллектива с высоким начальством выработался такой ритуал: мы, творцы, должны были себя как следует поругать, а потом что-то выпросить. Этим занялись. Мне было что просить. В то время я снимал фильм «Кин-дза-дза!» и для объекта «Торговый зал» мне нужно было для шлемов эцилоппов (полицейских) двести ярких лампочек. Но купить мы их не могли. Тогда директор фильма мог тратить наличными не больше пяти рублей. А все, что стоит дороже пяти рублей, мы должны были приобретать по безналичному расчету на складе номер три. На этом складе специальных лампочек для шлемов эцилоппов не было. Минут через сорок я решил, что покаялись мы достаточно и можно уже просить. Я взял слово и попросил Гришина отменить в Москве пятирублевый барьер. Гришин ответил, что все не так просто, как мне кажется. Все намного сложнее.

— А что тут сложного? Надо…

— Данелия, у нас регламент, — заткнули меня и предложили обсудить тему патриотизма в нашем кино.

И лампочки мне достал мой друг Лева Оников, инструктор ЦК.

Часа в четыре ночи звонит телефон, беру трубку:

— Товарищ Данелия?

— Да.

— Георгий Николаевич?

— Да.

— Это помощник Бориса Николаевича Ельцина. Извините за поздний звонок, у вас неправильный в справочнике телефон, трудно было найти. Скажите, пожалуйста, какие вам лампочки нужны? Какого типа и куда их доставить?

— Спасибо. Уже никакие. Фильм готов, скоро выйдет на экран.

— Тогда с вашего разрешения лампочки я вычеркиваю, так?

— Так.

Весной 88 года мы с Галей пошли на мюзикл «Кете» в Театр оперетты на Пушкинской (люблю американские мюзиклы). После первого отделения, во время антракта, вышел на улицу покурить. Вижу, в сторонке стоит бывший первый секретарь МГК, бывший кандидат в члены политбюро, опальный Борис Николаевич Ельцин. Один. (За это время он успел поссориться с членами политбюро, и его сняли со всех должностей.) Подошел, поздоровался. Он посмотрел на меня и сказал:

— Вот, Данелия, не купил я вам лампочек.

Между прочим. Мне запомнился такой эпизод. XXVIII съезд КПСС. Ельцин кладет на стол перед Горбачевым свой партбилет. Спускается со сцены в зал. И под враждебный гул делегатов, с прямой спиной, не спеша идет к выходу.

ЗОЛОТОЙ ДЮК

В Одессе в аэропорту меня встретила представительница «Мосфильма» Света и радостно сообщила, что выбила для меня номер еще лучше, чем у Ролана Быкова! Тоже двухэтажный, тоже с сауной и бильярдной и не только, есть еще комната, где можно поставить стол для пинг-понга! Действительно, номер был огромный. На втором этаже спальня и бильярдная, а сауна, туалет и телефон внизу. Все очень неудобно.

На следующий день в фестивальном зале перед просмотром фильма «Паспорт» я стоял на сцене, а меня поздравляли с круглой датой, преподносили цветы и подарки. От Союза кинематографистов Украины я получил расшитую рубаху и особую горилку, от Одесского морского порта капитан-наставник подарил мне настоящий корабельный штурвал, от одесской еврейской общины раввин преподнес мне старинную Библию в красивом кожаном переплете, а от одесских грузин — жареного поросенка на блюде. Подарки я передавал тому, кто оказывался рядом. (Все, кто преподносил подарки, говорили речь и почему-то не уходили, а становились в ряд на сцене.) Тут я увидел, что маленькая девочка с огромным букетом идет по проходу к сцене. Я передал блюдо с поросенком тому, кто был рядом, и пошел навстречу девочке. В зале раздался смех и аплодисменты. Я оглянулся и понял причину смеха. Блюдо с поросенком оказалось у раввина!

На следующий день было заседание жюри. Заседали они в номере рядом с моим. Обсуждали громко, темпераментно, и, чтобы не подслушивать, я поднялся на второй этаж. Лег на диван и думаю. В жюри мои друзья-приятели. Если дадут приз, будет выглядеть, как подарок к юбилею. Это неприятно. Может, пойти сказать, чтобы не давали? Нет, это неприлично, а если им и в голову не приходило мне приз давать? Я понимал, что наш фильм к тому времени во многом потерял свою злободневность. Израиль перестал быть далекой планетой. Выехать туда и даже вернуться стало намного проще.

Слышу, внизу хлопнула дверь, уверенные шаги. Это пришел Юра Рост, который был членом жюри, сообщить, что я получил главный приз. Если бы я не получил этот приз, Юра вошел бы тихо, скромно.

— «Золотой Дюк»? — крикнул я сверху.

— «Золотой Дюк»! Только я тебя очень прошу, не комплексуй. Это никакой не подарок к юбилею. Были дебаты и тайное голосование.

Мне судить трудно, ни одного фестивального фильма я не видел. Говорят, там было два достойных фильмы молодых режиссеров, Димы Месхиева и Валеры Тодоровского (детей моих друзей). Но мне комфортней думать, что приз получил фильм «Паспорт» за свои достоинства, а не я за то, что не помер до шестидесяти.