Кот в мешке

Поскольку упоительная вонь из ателье уже добралась и до салона, Алиция имела все основания спросить гостью:

– Ты говоришь в переносном смысле или в самом прямом?

– Говорила-то я в переносном смысле, – не стала скрывать Анита, – но раз уж ты затронула эту тему, я, пожалуй, спрошу: у тебя ничего не протухло? Если это с моей стороны бестактность, извини, вопрос снимаю.

– Да ладно, чего там, – махнула рукой Алиция. – Смердит, как пить дать. Они уверяют – у меня в подвале что-то сдохло.

– Я бы присоединилась к их мнению.

– И мы должны проверить. Причем срочно, а какая тут может быть спешка? Если что сдохло, то уже опоздали. Повоняет и перестанет.

– Беата уверяет – два года повоняет, – равнодушно заявила я. – Мне что, я-то уеду, а вот ты подумай, как выдержишь.

– Если позакрывать все двери, – начала Беата, желая успокоить хозяйку.

– И если очень постараться, то можно пооткрывать все окна, – поддержал Беату Павел.

– Так вонь идет из ателье? – заинтересовалась Анита.

– Из ателье, – подтвердила я. – Снизу.

У Аниты глаза разгорелись.

– И вы считаете – труп?

– Очень похоже. Только неизвестно чей. Анита заколебалась.

– Не знаю, как поступить. Участвовать в обнаружении трупа или не дожидаться, уж очень я тороплюсь. А если останусь, стану свидетелем, мне же это ни к чему. Я бы, пожалуй, сразу уехала, но мне очень нужно получить свой журнал, Ясь просил, а я обещала.

И она просительно глянула на Алицию. Мы все уставились на хозяйку, а она, кажется, ничего не видела и не слышала, думала о своем. И тут я готова была поспорить на что угодно – Алиция начала догадываться о причине дурного запаха, и теперь дала бы все на свете, лишь бы избавиться от нас всех и самолично изучить эту причину. Без свидетелей. Боюсь, у нее не было на это ни малейшего шанса.

Умная Анита тоже поняла, что сейчас хозяйке не до нее.

– Что ж, не буду настаивать, – сказала она, – как-нибудь в другой раз.

Встав из-за стола, Анита направилась в ванную. И через минуту в ужасе вылетела оттуда, когда оглушительный рев потряс дом от фундамента до крыши. Оказывается, о прихотях бачка никто не удосужился ее предупредить.

А все же что ни делается, все к лучшему. Алиция тоже перепугалась, но быстро пришла в себя.

– Ладно, – сказала она, решительно вставая со стула. – Ваша взяла, пойду проверю.

Анита опять стала колебаться, остаться ли в доме Алиции и стать свидетельницей, может быть, чего-нибудь выдающегося, или поспешить на работу, а то и второй поезд пропустит. Как быть? Тут и журнал, который обещала вернуть сыну, тут и жуткая вонь, тут и ужасающий рев сантехники… Слишком много для одного человека, тем более для журналистки. Уедет, а потом вся изведется, что упустила нечто потрясающее. Что самое главное в характере журналиста? Любознательность. Решено. Остается.

***

Стараясь по возможности совсем не дышать, я спустилась вслед за Алицией по лестнице, ведущей в подвал мастерской Торкиля. Все остальные столпились у меня за спиной, немного повыше, где еще можно было время от времени вдохнуть немного воздуха. Алиция преодолела целых одиннадцать ступенек, продралась сквозь баррикаду на оставшихся трех метрах и остановилась перед огромным морозильником у стены. Сколько себя помню, этот морозильник всегда тут стоял. Про себя я называла его бездонным колодцем, ибо то, что в морозильник закладывали, назад уже никогда не появлялось. Зная об уникальных свойствах этого холодильного аппарата, я когтями и зубами отстаивала купленные мною продукты, которые хозяйка любезно предлагала спрятать на хранение в этот отличный аппарат с температурой, как на Северном полюсе. Меня вполне устраивал обычный, тот, что стоял в кухне, ведь продукты я покупала для того, чтобы есть, а не класть на вечное хранение.

Остановившись на момент перед громадиной, хозяйка пробормотала что-то нечленораздельное, после чего рывком открыла дверцу гиганта.

Хлынувшая на нас вонь превзошла все нормы. Я пошатнулась и, заткнув нос, схватилась за перила лестницы. Сзади послышались крики и глухие удары. Алиция попыталась выстоять, но и ей это не удалось. Все мы в панике, спотыкаясь и падая, выбрались на свежий воздух и долго стояли во дворе, у края террасы, где еще можно было дышать.

– Похоже, баранья ножка переживает свой великий день, – предположила я, и не знаю, чего больше было в моем голосе – сочувствия или издевательства. – И что теперь? Алиция, в Дании есть какие-то службы, вывозящие такие вещи, или тебе придется обращаться в прозекторскую при местной больнице? Нет ли у тебя там знакомых?

– Извините, но мне немного нехорошо, – метнулся в сторонку весь зеленый Павел. – Алиция, ради бога, не обижайся…

– А что я говорила? – торжествовала Беата. – Труп совсем по-другому пахнет… того…

– Какая баранья ножка? – не поняла Анита. – Ох, Алиция, мне тоже дурно.

Поскольку хозяйка молчала, пояснения пришлось давать мне.

– В морозильнике лет тридцать пять лежала баранья ножка, приобретенная ради какого-то особого случая. Слава богу, до сих пор никакого особого случая не представлялось…

– Не мели глупостей! – разозлилась Алиция. – Кто-то отключил морозильник. Хотелось бы мне знать – кто?

Ответом хозяйке, естественно, был слаженный хор, поторопившийся заверить: «Не я!»

– И не я, тогда кто же?

– А ты уверена, что его отключили, а не просто испортился?

– Мог и сам отключиться автоматически, из-за перегрева, – предположила Анита.

– Автоматически и из-за перегрева шнур сам вылез из розетки? – криво усмехнулась хозяйка.

– Ты видела…

– Да, я своими глазами видела. Шнур отключен и лежит рядом с розеткой. Кто-то же должен был его вытащить из розетки, он очень плотно включается.

Пришедший в себя к тому времени Павел заметил:

– Но ведь туда никак нельзя было добраться.

– Я же добралась!

– Но с каким трудом. И не до самой стены, розетка по ту сторону ящика.

– А до самой и не было необходимости, достаточно было изо всех сил потянуть за провод, – упорствовала Алиция.

А Беата все допытывалась:

– Неужели одна нога, пусть даже и баранья, может достигнуть такого эффекта?

– Почему одна нога, что ты? Там было полно мяса, которое Алиция замораживала в течение тридцати пяти лет. Были там и готовые блюда, и мороженое, семенные бобы неизвестно для чего, их ни есть, ни выращивать нельзя… И еще была рыба, которую я купила себе шесть лет назад и которую мне так и не дали съесть.

– И еще была ветчина, купленная для твоей мамы, ты же сама ее и забыла. Это было еще в те времена, когда у вас в Польше ветчины нельзя было купить…