Кот в мешке

– Нам надо поговорить, – вполголоса, почти не разжимая губ, произнесла Алиция. – В саду.

Я не удивилась выбору места. В кухне остервенело наводила порядок Беата, а Павел ей помогал, логично было освободить им территорию для столь богоугодного дела.

Мы с Алицией вышли на террасу, прошли в самый конец, к фуксиям. Во мне зародилась надежда, что я узнаю в конце концов нечто важное.

Алиция долго молчала. Наконец угрюмо начала:

– Из всех присутствующих ты самая взрослая, хотя и глупая, но это уж как Господь рассудил. Не хотела я тебе говорить о том, что мне известно, никому не хотела. А известно потому, что моя свекровь под конец жизни очень ко мне привязалась, может, у нее не все было с головой в порядке, но полюбила меня, как родную дочь, даже, кажется, и считала родной дочерью. Поэтому именно мне доверила тайну.

Алиция надолго замолчала. Молчала и я, не хотела ее подгонять. Половинка луны светила, как окаянная, вечер был приятный, но я знала – вот-вот налетят комары. Где появлялась Алиция – там жди комаров. Две штуки уже где-то зудели.

Я не выдержала:

– Говори, что хотела сказать, иначе комары съедят.

– Молчать ты умеешь, слава богу, не один год знакомы. Так что молчи сколько сил хватит.

– Излишне напоминать об этом, – обиделась я.

Алиция помахала рукой около уха, отгоняя комара.

– Скажу о том, что меня очень тревожит. Анита журналистка… молчи, не перебивай, такие вещи для журналистов на вес золота. А с ее стороны я свободно могу ждать любой гадости. Молчи. Ты знаешь, что семейство Торкиля не из последних в Дании. Уже более трех поколений художников этой известной фамилии висят во всех музеях, фигурируют в энциклопедиях. С Рембрандтами им не тягаться, но в Скандинавии они, пожалуй, самые известные. Скандал в этом благородном семействе почти то же, что и в королевском.

– Роман? – догадалась я.

– Одной из дам этого семейства в молодости увлекся Фридрих, папаша нынешней королевы Маргарет. Для королевского семейства это был мезальянс, несмотря на всю известность знаменитых художников. Как же! Связь на стороне. Родился ребенок, и все зафиксировано в соответствующих бумагах. Сейчас бы это мало кого взволновало, подумаешь, внебрачный ребенок, без отца, но тогда были другие времена.

Ну и сферы – высшие. Скандал в благородном семействе. У жены известного художника родился ребенок, явно внебрачный, слушай, слушай, ибо художник был импотентом. В документах зафиксировали сей факт, объяснив тем, что верная жена заменила несостоятельного супруга коллегой по профессии. Искусствоведы, роняя слюни от радости, уж непременно схватятся за лакомый кусочек, примутся доискиваться, чьи гены унаследовало дитя. Ведь для этих газетчиков, телевизионщиков, для всей пишущей и сочиняющей братии все это – просто лакомый кусочек. Потомки живы, честные, ни в чем не повинные люди будут скомпрометированы, они не имеют ни малейшего понятия о таком казусе в их жизни, а я всю эту компрометацию держу в руках. И больше всего боюсь, что не Падла ищет эти бумаги, а Анита. Не верю я ей, она может сделать очень большие деньги на этом скандале, может очень дорого продать нашу фамильную тайну. А я окажусь свиньей. Теперь ты понимаешь, в чем проблема. Боюсь, что именно это мы найдем.

Я тоже помолчала, подумала.

– А ты хоть представляешь, где это спрятано?

– Нет. Не помню. Знаешь, в жизни всегда найдутся вещи, о которых не следует знать остальным членам семьи. Во всяком случае, потомкам в первом поколении. Даже если это сугубо семейное дело. Тут же речь идет не только о фамильных тайнах, а о… общегосударственных. И знаменитые художники – достояние всей нации, ну и член королевской семьи. А я сплю и вижу, как наша милостивая королева Маргарет «благодарит» меня за такой сюрприз. Надо же было амурничать с ее папочкой этой холерной Грете! Царствующему дому совсем ни к чему такая реклама, ошибки молодости батюшки королевы… Ох, мороз по коже! И это комарье проклятое! Ты представь, наша Кирстен узнает, что они с королевой в родстве… да она может бог знает что выкинуть!

– Твой Торстен тоже…

– Торстен историк, он бы отнесся к историческим документам серьезно, по-научному: ни издевки, ни пошлости себе не позволил бы, тем более – извлекать выгоду из высокопоставленного родства. Но остальные… Нет, не помню, куда я сунула эти документы. Несколько раз перепрятывала, возможно, теперь и они в одном из кошачьих мешков.

Ошеломленная свалившейся на меня фамильной тайной, я не сразу могла собраться и выработать план действий. И несколько растерянно поинтересовалась у подруги:

– А как ты это себе представляла? Ну, скажем, ты умрешь, а Малга обнаружит документы и что с ними сделает? Тоже будет свято хранить?

– Малга о них понятия не имеет, так что, скорее всего, выбросит, как и прочую макулатуру.

– Но ведь это не «прочая макулатура», а исторические документы.

– Думаешь, она заметит разницу? И потом, я так думаю: наверное, еще немного поживу, а потом уже никакие наследники не захотят копаться в моих бумагах. И никто не попытается извлечь пользу из порученной мне тайны. Так пожелала свекровь, поручая мне документы, и так думаю я. А что думаешь ты? Можешь представить, чтобы Анита не захотела извлечь пользу?

Тут и думать нечего, мы с Алицией были одного мнения. Алиция шлепнула на себе очередного комара.

– Ты сразу бы стала дальней родственницей королевы, или, как это, свойственницей? – вздохнула я. – На твоем месте меня бы это тоже не обрадовало. Ну и вот… если они ищут именно это… Анита и Падальский, то следовало бы нам найти раньше. И уничтожить, или перепрятать хорошенько. С треском.

– С треском?

– Ну да, поднять при этом как можно больше шума, чтобы и они узнали и перестали искать. Лично я, из уважения к истории, предпочла бы хорошенько перепрятать. У историков ценится каждое подлинное свидетельство эпохи, чего бы оно ни касалось.

Вздохнув, Алиция одним махом убила на себе сразу трех комаров.

– Нет, ну скажи, почему так? Даже если бы на всю Зеландию летал один-единственный комар – непременно бы на меня налетел! Ты права. Поможешь? А сумеешь среди бумаг различить, какие старые, а какие современные?

– Сумею, особенно если они написаны от руки.

– Самые важные были рукописные. Кажется, я завернула их все в газету. Или только собиралась? И еще мне приходило в голову спрятать в переплет от какой-нибудь толстой книги, потому что бумаг было много. И тоже не помню, вложила или нет. Что ж, ничего не остается, как перерыть весь дом…

– Иначе это сделает Падла с присными…

– Чтоб их холера побрала… Ну ладно, завтра и начнем.

Мне трудно было даже мысленно представить, как это мы начнем. Зная Алицию… Я молчала, уставясь в черноту сада, и думала, думала…

– Послушай, Алиция, а с чего это тебе вдруг такой опасной кажется теперь именно Анита?

– Раньше изредка ко мне забегала. Теперь нет никакого предлога, а она все время у меня ошивается. И сегодня… Интересно, у кого из нас плохо со зрением? Ты что, не заметила, как изменилась она, когда заявился Зенончик со своими откровениями относительно итальянки? И как она не спускала с него глаз?

– Ну конечно же, я тоже заметила, как заблестели глаза Аниты, как она вся напряглась, как впилась в Зенончика с его требованием получить свою книгу. И потом тоже…

– Вот именно.

– А эта итальянка на самом деле существует или Зенончик ее выдумал?

– На самом деле, и действительно очень красива. Курва… Это я о комаре, не о ней. Да, очень, очень привлекательна, особенно для датчанина.

– Значит, нельзя исключить убийство по страстной любви.

– Да ты что, подруга? Совсем ума лишилась? Я про итальянку говорю – красивая, а не про Йенса. Вот если бы он пристукнул Памелу… Зенончику такая маленькая разница в голову не пришла, но тебе…