Кот в мышеловке

Сканирует гад! Олеся терпеливо выдерживала паузу, хотя смертельно хотелось развернуться и, хлопнув дверью, чтоб с петель слетела, рвануть от этого самодовольного придурка куда глаза глядят. Желательно подальше. Какой гадости ждать от него снова? Небось, его изощрённый ум уже придумал или заело что-то и шестерёнки не фурычат, поэтому и рассматривает, прикидывая как поиздеваться. Ждёт, что она глаза отведёт, покорно ожидая новой порции хамства. С вызовом выпятила губу, приготовилась продолжать игру в гляделки. А вот и не уступит! Обломитесь, шеф!

Завалить и заставить вновь стонать под ним. Естество довольно пришло в боевую готовность. Ага, и они из этого кабинета не выйдут, забив на работу.

— Кофе остыл! Сделай свежий!

— Конечно, остыл, если его не пить, а взглядом гипнотизировать. Яда боитесь? Правильно делаете.

— Яда? Хорошая мысль…

Вот и пойми его ход мыслей. Почему хорошая мысль? Что надумал?

— Я должен ещё повторить? — взлетела бровь.

— Ну что Вы… — улыбнулась так, что скулы свело, — Яда такую же дозу или маловато? Ваш-то собственный экономите.

— На тебя с лихвой хватит! А ты решила зубки продемонстрировать, смотри, не обломай!

Кажется, перегнула палку! Олеся начала пятиться к двери.

— Стоять!

Аж, ноги чуть не подогнулись! И чего так орать? Вот почему? Что я ему сделала?

Тихий первый всхлип грозил вылиться в настоящий водопад, как минимум Виктория, хотя вряд ли будет таким же краси-и-вы-м-м…

— О-о-о, Бог мой! Иди сюда, малышка!

— Я Вам не малышка… — давясь слезами, промычала девушка.

— Девочка…

— Уже не девочка, Вашими стараниями, — заливаясь горькими слезами пуще прежнего, упрямилась Олеся.

— Убью! И меня оправдают! — в считанные секунды, выскочив из-за стола, перепрыгнув что ли, Руслан оказался рядом с девушкой и прижал её к себе.

Уткнувшись носом в грудь мужчины, Олеся зарыдала с новой силой.

— Дурочка моя, — целуя в макушку и гладя по волосам, по спине, ласково шепнул, — Ты точно смерти моей хочешь. Пока не стала женой, тебе не светит стать вдовой…

— Дурак! — барахтаясь в объятиях, недовольно засопела.

— Угу! Дурак. И глупею на глазах с каждой минутой, — непредсказуемо заключил шеф, — Всё. Вытирай слёзы и поехали…

— Куда? Рабочий день же, — пробубнила, шмыгнув носом.

— Кто здесь начальник? Изволь слушаться.

— Опять?

— Что опять, — опешил Руслан, — постаравшись заглянуть в лицо Олесе, — Мать моя женщина-а, мне нравятся панды…

— Отпусти. Да, не красавица, да Серенькая, — размазывая слёзы, начала отпихивать от себя мужчину.

— Да, глупая малышка, — в тон продолжил, — Что дальше?

— Ничего. Пусти. Куда ты там собирался? Катись.

— Иными словами, милая панда, на выставку ты не хочешь?

— Какую ещё выставку?

— Дюрера, если не ошибаюсь.

— Хочу, но не поеду.

— Так…

Подхватив девушку на руки, Крутицкий расположился на диване, устроив Олесю на коленях и прижав её голову к своему плечу.

ГЛАВЫ 42-45

ГЛАВА 42

Вот почему то взлёт, то посадка? Почему нельзя нормально общаться? Хотя ничего нормального с их первой встречи не было. Олеся вздрогнула, подняла голову.

— Ш-ш-ш, — успокаивающе гладил, слегка покачивая, как ребёнка, задумчиво смотрел в никуда, — ш-ш-ш…

— Не шипи, змей-искуситель…

— Всё-таки искуситель? — невесело рассмеялся, — Ну почему тебе надо обязательно спорить, а?

— А тебе на меня давить, командовать?..

— Я — тиран, самодур, деспот и вряд ли изменюсь…

— Так отпусти меня и живи своей жизнью. Зачем я тебе?

— Не отпущу, даже не мечтай. Зачем? Не знаю. Но не отпущу.

— Но это ненормально.

— Кто знает, что нормально, что нет? Видишь, мы можем нормально разговаривать. Без рыков и слёз. Может, нужно время, чтобы…

— Чтобы что? У нас нет точек соприкосновения, мы из разных миров. У каждого своя орбита, мы по ошибке столкнулись.

— Ну, точки-то есть и ни одна, — демонстративно поёрзал, чтобы девушка ощутила силу его возбуждения.

— Даже если есть влечение, это временно, — вздохнула.

— Самое постоянное то, что казалось временным.

— Философ доморощенный.

— Давай попробуем просто слушать друг друга, а? Малышка?

— Не называй меня так. Пожалуйста.

— Почему?

— Ну-у… ты так многих называл… И у меня имя есть.

— Есть, — согласился, — И очень красивое, которое тебе идёт. Милое, нежное и сладкое, как цветок в лугах. И чуточку дикое, пытаешься колючки выставить, которых нет. А так я никогда и никого не называл. Только тебя. Опять мы к этому вернулись.

— Да, — вспомнила Олеся, что уже говорили об этом, но казалось, что это так давно было.

— Леська, выставка или я начну вспоминать, на чём мы остановились, и какие позы Камасутры ещё не опробовали?

— Ненасытный, сексуальный маньяк…

— Ага! А кто меня таким делает? Выставку ты не выбрала, значит…

— Выбрала. Выбрала.

— Поздно. Долго выбирала, — забираясь под блузку, шепнул, — Искусительница…

— Хорошо хоть не змея… — сбиваясь с дыхания, буркнула из чувства противоречия, а в животе хоровод бабочек, лихо порхая, заставил потянуться к губам этого милого тирана. Эти бархатные мерзавки в животе заставляли забыть обо всём, словно своими тысячами крылышек отрывали от земли и учили парить. Закрыла глаза и прикоснулась к губам. Руслан безучастно принимал почти детский поцелуй Олеси.

Крутицкий замер, боясь вспугнуть первое неуверенное движение в его сторону. Не в порыве страсти. Не в ответ на его требование или просьбу. Сама. Блаженно улыбаясь, прикрыл глаза. И вдруг резко обхватил голову девушки, углубляя ее невесомый поцелуй, сминая губы.

— Леська, я хочу тебя…

— Хотеть не вредно, вредно не хотеть! — спрыгивая с колен, улыбается, — Мне обещали выставку.

— Засранка!.. Поймаю и отшлёпаю, — погрозил пальцем, а губы растягиваются в улыбке.

Олеся замирает. Зачем ему кого-то искать? Одна такая улыбка и сражённые, как ударом в триста двадцать, девицы сами косяком к Крутицкому потянутся — выбирай…