Кот в сапогах, модифицированный

— Опять автокатастрофа?

— Нет, мы прыгали с парашютом.

— Не может быть! — изумился я. — На высоте же холодно?! Минус пятьдесят! Это физиологически невозможно!

— Эта кажущаяся невозможность нас и манила. Мы так увлеклись проектом, что целый месяц ни о чем и думать не могли…

— Целый месяц?! Целый месяц вы воздерживались? Невероятно!

Тут принесли рыбу, налили вина. Я принялся есть.

— Да… Я бы не сказала, что это было легко. Но сам посуди, если бы тебе пообещали: поголодай месячишко и вкусишь амброзию, пищу богов, разве бы ты не согласился? Это было здорово, нас тянуло друг к другу, у него брюки оттопыривались, я вся мокрая была, но мы держались!

— Ты, наверное, от вожделения кончала?

— Да… У него тоже были поллюции средь бела дня.

— Увертюра что надо.

— Да, — обрадовалась она определению. — Мы тоже называли это увертюрой.

— Ну и что вы придумали, чтобы уберечься от мороза? — спросил я, подумав «Еще немного, и мой коготок увязнет».

— Все великое просто, — грустно улыбнулась девушка. — Мы придумали прыгать в пуховом спальном мешке. Правда, здорово?

— Вы залезли в спальный мешок с парашютами? Двумя основными, и двумя запасными? Представляю позу. — Подумал: «Как механистично! С пираньями и вторым влагалищем, ими сотворенным, было интереснее».

— От запасных пришлось отказаться. Нагие, мы одели парашюты, залезли в специально сшитый большой мешок, и нас с высоты четырех тысяч метров сбросили с самолета… У нас даже шампанское было и мешок изнутри ярко флуоресцировал. Было так чудесно…

— И что же его сгубило? «Ladies first»?

— Ты угадал. Купол у него раскрылся, но до земли было слишком близко. С тех пор я всегда пропускаю мужчин вперед.

Тут тяжелая дверь пиршественного зала растворилась, вошел фон Блад, а с ним и легкий запах дыма.

30. Мачо там будь здоров.

— Конюшня горит, — сказал папаша Надежды, ломко улыбаясь. — Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо.

— Эдичка поджег? — встрепенулся я.

— А кто же еще?

— Надежда говорила, что кот ничего не поджигал…

— Вы ей больше верьте. Она еще та штучка — половину своего счастливого детства в чулане за ложь просидела.

— Послушайте, милейший фон Блад, ведь вы ее отец? — спросил я, с противоречивыми чувствами приняв к сведению реабилитацию своего кота. Опять Наполеон, опять генералиссимус!

— Да, отец. А что?

— Ну так возьмите ее в руки, отшлепайте и в Австралию отправьте, там сейчас весна, хорошо, цветочки цветут. И мачо там будь здоров, в пасть крокодилу полезут с такой девушкой. Кстати, — обернулся я к Надежде, — есть идея: вы сооружаете клетку с ячейками такой ширины, чтобы крокодильи челюсти могли пролезть лишь по одной, залезаете в нее с подходящим аборигеном — это ведь тоже, наверное, остро, секс с натуральным аборигеном, любящим похрустеть кузнечиками, — и ваши помощники опускают клетку в самый, что ни есть крокодилий водоем, и вы занимаетесь там любовью, в аквалангах или без них, без них, конечно, острее будет, на сколько вы можете задержать дыхание? На минуту, на две? Три? Нет, трех минут будет маловато, придется с аквалангами, но без поцелуев, минета и куннилунгуса. Но все равно будет здорово. Представляете, справа зубы, слева зубы, они грызут бамбук, пытаются просунуть морду глубже, чтобы распахнуть челюсти шире, представьте одно неосторожное движение и все — вытащат частями наружу и сожрут, ведь они — хладнокровные звери, не ценящие красоты чувственной любви и, тем более, экстремального секса.

— Хорошая идея, хотя и просматривается аналогия с сексом с пираньями, — пристально посмотрела Надежда, посмотрела, несомненно, представляя наше с ней общение в описанной мной бамбуковой клетке. — Я сделаю все, чтобы очутится в ней с вами.

— Платон друг, но уговор дороже, — горестно покачивая головой, двинулся фон Блад к дочери. Схватив ее, не ожидавшую абордажа, в охапку и, тепло попрощавшись со мной на два месяца, он покинул столовую, не обращая внимания на отчаянное сопротивление пантеры, которой обернулась моя беда. Через десять минут — их я провел в прострации, — в зал вошли два человека в ливреях. Один из них остался у дверей, другой — представительный старик, преданно, но с лукавством смотревший — подошел ко мне и сказал:

— Мы к вашим услугам, маркиз. Мы и весь замок.

31. Спинку ему трет сама Грушенька.

Я бы не сказал, что всю жизнь хотел иметь слуг. Скорее наоборот, я всю свою жизнь не хотел иметь слуг, не то воспитание, хотя дворяне с ханами в родословной имелись, особенно в древние времена. Но в тот момент мне было интересно, почешет ли этот человек мне спину, если я прикажу ему это сделать (между лопатками у меня действительно чесалась). Однако вместо того, чтобы поэкспериментировать, я попросил его представиться.

— Я — Стефан Степанович, мажордом, — склонил он голову. — Что изволите приказать?

— Как там с пожаром? Горит конюшня? — спросил я, посмотрев покровительственно

— Нет-с, не горит.

— Уже сгорела?

— Нет-с, успели потушить. С прошлого пожара один расчет не успел уехать — засиделись на кухне за наливочкой. После нее в минуту справились.

Мне стало жаль наливки, ведь моя, хоть на два месяца, но моя, особенно если действительно хороша.

— Что, опять на кухне сидят? — поджал я губы.

— Нет-с, уже уехали. Пожар первой категории на Маше Порываевой или Сахарова. Банк какой-то горит, вот, вкладчиков и поливают.

Я посмеялся.

— Будут какие-либо приказания, маркиз? — старичок нравился мне все больше и больше.

— Не могли бы вы пригласить сюда Эдгара-Эдичку? — попросил я, решив пообщаться с соратником.

— Не могу, маркиз. В настоящее время господин Эдгар-Эдичка, принимает ванну, и я думаю, он не склонен с этим спешить, ибо спинку ему трет сама Грушенька.

— Грушенька?

— Да. Покидая нас, хозяин приказал ей исполнять всякое желание вашего друга.

Изменения в мимике мажордома не оставляли сомнения в том, что упомянутая особа представляет собой выдающееся явление в мире молоденьких особ, занимающихся банным делом.

— М-да… — оглядел я скептически собеседника. — Грушеньке, значит, приказано исполнять всякое его желание, а вам всякое мое…

— Совершенно верно.

— Что ж, коту — котово, а кесарю — кесарево. Тогда, пожалуй, я ознакомлюсь с замком. Не могли бы вы мне его показать?

— С удовольствием, маркиз. Смею заметить, вашими личными банными апартаментами заведует Флора, признанный специалист в своей области, а также во многих других, массажной, например. Штат, кстати, у нее больше, чем у Ивана Ивановича, нашего шеф-повара.

«Еще пару таких Флор — горничных, постельничих, и я забуду о Наташе, — подумал я и спросил:

— В таком случае, обход замка я предлагаю завершить в ее хозяйстве.

— Как прикажете, маркиз.

Он так произносил это слово — маркиз, что я верил ему все больше и больше.