Кот

А погружаемся - и корпус скрипит, как сухая кожа, и дверь не открыть - обжало.

Я всегда перед глубоководным погружением открывал дверь: вдруг течь - и останешься в аквариуме, а так хоть отсек и люди все-таки.

Вахтенный носовых заглядывает: "Сухари будете?" - и тащит тебе банку сухарей.

Их с чаем хорошо.

На чай заглядывают соседи. Как чуют. "У тебя пряники есть?"

Зачем я все это вам рассказываю? Так ведь праздник же на носу. День Военно-Морского Флота. В этот день положено вспоминать.

Вот я и вспоминаю. 

ОТКРОВЕНИЯ КОТА СЕБАСТЬЯНА, временами дикого [1] , временами совершенно домашнего и уютного

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Небольшое вступление

Меня всегда волновало оплодотворение.

И не оплодотворение как процесс, а прежде всего его мотивация.

В связи с чем я часто вспоминаю родителей.

1

3убная система резко выраженного плотоядного типа. Клыки длинные, изогнутые. Коренные зубы, ряд которых укорочен, обладают острыми режущими вершинами. Важную роль в поедании мяса играет чрезвычайно шероховатый (подобно терке) мускулистый язык, покрытый заостренными, изогнутыми роговыми сосочками

Интересно было бы узнать, о чем они думали, когда меня зачинали.

Тревожили ли их детали?

Было ли что натужное, с выпученными глазами, тяжелое, как сон архимандрита, раздумье о судьбах Отечества, или что была некая каверза - веселенькая полумыслишка, которую безо всякого вреда для ее сохранения можно оборвать где угодно, нимало не заботясь о последствиях?

И еще мне хотелось бы узнать, что это, собственно, была за мысль или может быть, разговор.

Ну, например, он ей: "Как ты полагаешь, дорогая, делаем мы тут философа или же пройдоху?" - а она ему: "Мы делаем славного малого, любимый!" - и все это с остановками и толчками после каждого слова, достойными отдельного неторопливого описания, как если бы они сидели и беседовали верхом на двух ослах - каждый на своем, которые пытались бы от них освободиться.

При этом - видимо, не без оснований - можно предположить, что сделан я по большой обоюдной любви, какая бывает только в стане кошачьих, ибо те удивительные способности и свойства, которые я получил в ходе материализации оной, поражают не столько своим многообразием, сколько сутью.

Например, от рождения я отличаю дур и, поскольку над моей колыбелью непосредственно сразу после моего долгожданного выхода на поверхность их тут же замаячило несколько штук: "Ой, какой холесенький!" - я немедленно уразумел, что наделен этим удивительным свойством сполна.

И еще куча всяких способностей - ай-ай-ай, просто куча - перед описанием которых мне хотелось бы рассмотреть вопрос о собственной агрессивности, представив ее на фоне агрессивности всеобщей.

Когда, скажите на милость, мужчина - тут я людей имею в виду - стал агрессивен?

Отвечаем: когда подвязал себе мошонку.

Потому что невозможно угрожать всему миру, если самая уязвимая часть твоего организма вынесена далеко наружу и болтается туда-сюда при бешеном беге, не говоря уже о том, что, прыгая с высоты в озеро, постоянно рискуешь расколоть яички о поверхность водной глади - тут я все еще о людях, - твердость коей с высотой неумолимо возрастает, из-за чего перед прыжком их следует взять в руки - тут я все еще о яйцах, - чтоб, срикошетив от воды, они не ударили наотмашь по лицу, поэтому необходимы все-таки штаны, в которых хорошо бы предусмотреть и карман для гульфика.

К слову говоря, самые кровожадные из дикарей, папуасы, до сих пор надевают на член берестяной колпачок, после чего кидаются друг на друга с боевыми топорами и уже потом, в спокойной семейной обстановке, с удовольствием поедают сочную печень врага.

То бишь я хочу сказать, что, если внезапно с мужчины сдернуть штаны, оставив на нем только верхнюю часть мундира, агрессивность его немедленно улетучится.

Представьте себе генерала, мясника или парламентария, а теперь по мановению волшебной палочки лишите его брюк. Генерал останется заикой, мясник станет рубить мясо нежно, чтобы не промазать, и всем вдруг станет ясна убогость и никчемность просвещенного парламентаризма.

Как мы видим, дело тут в наличии панталон.

Сними их со всего населения - и воцарится долгожданный мир.

Сверху будут эполеты, награды, отличия - всякие знаки Почетного легиона, а внизу - целиком невостребованный аргумент, обрамляющий волосатые ноги.

Хотя на самом-то деле слово "обрамляющий" мне не нравится.

Оно здесь не совсем подходит.

Вот если бы этот предмет шел по всему периметру обсуждаемой нижней части, тогда совсем другое дело, а так… можно попробовать слово "оттеняющий" - впрочем, сразу, я полагаю, это дело не решить.

У меня есть один знакомый - до колена большой ученый и дока в подобных делах - так он со мной совершенно солидарен: так просто не решить.

Нужно подумать.

И сделать это следует на родном русском языке, к великому нашему общему счастью, являющемся языком молодым, незастывшим, а посему в него можно вставлять что попало, а также как угодно переставлять слова, менять интонацию и тон предложения, из утвердительного делать вопросительное; можно расставлять акценты или избавляться от них; можно заверять, утверждать, объяснять, обещать, аргументировать, мотивировать, нести околесицу и говорить загадками, а потом можно все это похерить, ссылаясь на временное помутнение, молодость языка, его резвость и пыл.

А с пылу чего не сболтнешь.

Так вот о фаллосе и моей агрессивности: утром он встает надлежащим образом, и наладить агрессивность в подобном неудобье совершенно невозможно.

Таким образом, очевиднейший вывод: обнажение и эрекция - необходимейшие условия мира и демократии.

Не говоря уже о влиянии коитуса на разум - тут я все еще размышляю о людском разуме.

Ведь если предположить, что причиной совокупления, как и следствием оного, является достижение оргазма, то многочасовое перепиливание партнерши по ночам в поисках последнего с трудом укладывается в представление о разумности человеческой расы.

Хотя при чем тут представление о разумности? Может быть, все эти представления не более чем догадка, предположение, допущение в поисках первопричины на фоне кризиса самосознания, опирающегося на вольность математических построений, вздрагивание рассудка и паранойя логики.

То ли дело кошки. Соитие может происходить хоть по сто раз подряд и каждое завершается пипеточным оргазмом.

Вот где целесообразность, перетекающая в ум. Зачем пилить, если только вставил рожок - и уже оргазм.

При этом должен заметить, что, по моим неоднократным наблюдениям, минет - это любовь, притянутая за уши.

Все эти выводы стали возможны лишь только потому, что мой хозяин - он, бедняга, таковым себя полагает - всякий раз оставляет открытой дверь в спальню, и я с достоинством, столь угодным природе, прошествовав на свое законное место, на кресло, могу с него наблюдать человеческую любовь - то есть то, что они сами называют любовью во всех ее проявлениях, то есть то, что не зависит у них ни от времени года, ни от времени суток, ни, тем более, от флюидов.