Котенок. Книга 1
Шрифт:
Заметила моё удивление — сказала:
— Зачем он тебе? Ты же сам говорил, что помнишь его наизусть.
Она хитро улыбнулась. Сверкнула глазами (сегодня они вновь были бирюзового цвета). И встала из-за парты: в класс суетливо вошла учительница физики.
В начале урока физичка вновь устроила «отстрел» (так Вася Громов обозвал её вопросы по пройденному материалу). Сегодня не посчастливилось Наташе Кравцовой — она едва-едва «вытянула» свой ответ на четвёрку. А вот Алина Волкова — на вопросах по теме свободных колебаний «засыпалась». Учительница
А на перемене она тихо сказала, что если уж я всё знал из своего сна о сегодняшнем дне, то мог и предупредить её, Волкову, о чём спросит физичка.
Я ответил:
— Прости. Но тебя в тот раз не было в школе. Я тебе об этом рассказывал.
Махнул рукой в сторону окна.
— Да и я тоже не пришёл в ту субботу на урок: болел.
Алина посмотрела мне в глаза и переспросила:
— Болел?
Я кивнул.
Волкова усмехнулась.
— Ты всё же нырнул в воду вслед за своей ненаглядной Наташей, — сказала она.
Откинулась на спинку стула.
Я дёрнул плечами.
— Значит… ты, Иван, всё же не так безнадёжен, как я думала, — заявила Волкова.
Она хитро сощурилась. Чуть склонила набок голову.
Мне почудилось, что её глаза потемнели.
— А может, ты потом… в том сне… ещё и женился на Кравцовой? — спросила Алина. — Ты говорил, что у тебя было два сына. Не Наташа ли тебе их родила?
Она ухмыльнулась — будто услышала весёлую шутку.
Я покачал головой.
— Не угадала. На Кравцовой я не женился.
— Что ж ты так? — спросила Волкова. — Громов помешал?
И снова усмехнулась.
— В тот раз я уехал из Рудогорска в ноябре, — сказал я. — В Первомайск. Навсегда. И Наташу Кравцову больше никогда не видел.
Снял очки — протёр о рукав рубашки линзы.
И всё же добавил:
— Наташа умерла. Зимой. Этой зимой, которая скоро начнётся.
Посмотрел на Алину.
— Так мне сказали. Кравцова не дожила до выпускного.
Уточнил:
— Если меня не обманули.
Волкова перестала щуриться.
— Умерла?! — громким шёпотом повторила она.
Бросила взгляд на Кравцову (Наташа в пяти шагах от нашей парты увлечённо беседовала с Васей Громовым).
— От чего умерла? — спросила Алина. — Что с ней случилось?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Точнее, не понял. Там… всё непонятно.
Я поправил очки, почесал переносицу.
Волкова придвинула ко мне голову. Я почувствовал мятный запах её дыхания. Задержал взгляд на белой полоске шрама, что делила на две части правую бровь мой соседки по парте.
— Расскажи, — попросила Алина.
Положила ладонь на моё предплечье.
Я чуть отодвинулся, поднял руки.
Взглянул на Наташу и Василия. Кравцова заметила
мой взгляд, улыбнулась. Вася, будто невзначай, шагнул в сторону и заслонил от меня Наташу своим почти двухметровым телом.— Крылов! — напомнила о себе Алина.
— Не здесь и не сейчас, — сказал я.
— Почему?
— Там… непонятная история.
Волкова спросила:
— Когда?
Она снова прикоснулась к моей руке.
— Завтра… загляну к тебе в гости, — сказал я. — Угостишь меня чаем. Поговорим. Как тебе такой вариант?
Алина нахмурилась.
— Почему не сегодня? — спросила она.
Волкова пристально посмотрела мне в глаза.
— Сегодня не получится, — ответил я.
Развёл руками.
— Вечером я пойду на танцы в ДК. Буду петь вместе с ансамблем Рокоторва.
Я щёлкнул пальцем.
— Стану звездой эстрады.
Усмехнулся и добавил:
— Приходи на танцплощадку — послушаешь.
Альбина покачала головой — её волосы заискрились, очутившись под лучами заливавшего класс солнечного света.
— Я не хожу на такие мероприятия, — ответила Волкова.
Убрала учебник и тетрадь. Закрыла сумку, встала из-за парты.
Посмотрела на меня сверху вниз.
— Беду ждать тебя завтра, — сказала она. — Так уж и быть, Крылов: напою тебя чаем. Может, даже угощу печеньем. Поговорим. Но… ни на что другое не рассчитывай. Ты меня понял?
Она приподнял брови.
Я улыбнулся, кивнул.
— Понял.
И добавил:
— Договорились.
Маме я ещё вчера объяснил, куда и зачем сегодня пойду. Она уже «пришла в себя» после моей позавчерашней выходки (я впервые не ночевал дома). Всё же вняла моим объяснениям («должен выручить товарищей», «пообещал»). И дала «добро» на вечернее выступление. Но всё же мама нажаловалась на меня отцу — сегодня утром, когда я был в школе. Папа перезвонил днём. Прочёл мне по телефону лекцию на тему «ты смотри, сын, чтобы обошлось без последствий» (мама к нашему разговору не прислушивалась). А ещё отец запретил мне пить спиртное… в больших объёмах.
Я заверил родителей, что уже взрослый. Пообещал папе, что в следующем году он не станет дедушкой. Маме сказал, что буду сегодня во Дворце культуры петь, а не пить. Заверил её, что не ввяжусь в драку и обязательно приду домой до полуночи. Вспомнил, как на пару с женой вот так же учил уму-разуму своих сыновей. Поцеловал маму в щёку. Натянул на себя всё те же безальтернативные серые брюки (первые джинсы в моём гардеробе появились к концу второго курса института); подвернул рукава на белой рубашке, расстегнул на ней три верхние пуговицы. Перед уходом взглянул на себя в зеркало.
Поправил очки и сказал своему отражению:
— На Гарри Поттера ты, парень, не похож. Это и хорошо. Шрам на лбу нам не нужен. На Джона Леннона ты тоже не смахиваешь. Кстати… когда его убили?
Вспомнил: Леннона застрелили восьмого декабря тысяча девятьсот восьмидесятого года — почти год назад.
— Жаль, — пробормотал я. — Не успел. А то… предупредил бы его. Написал бы ему письмецо.
Хмыкнул. Пожал плечами.
— Ну, да ладно.
Обулся, накинул куртку.
Указал пальцем на очкарика в зеркале.