Котовский
Шрифт:
Переодетые в крестьян, ждали они его в экономии. Им было приказано, начав переговоры о найме на поденную работу, выбрать удобный момент и схватить Котовского. Но они поторопились. Григорий Иванович еще не успел слезть с коня, как крестьяне-полицейские подошли к нему и стали проситься на поденную работу. Странным показалось Котовскому, что необычно смелы косари-поденщики. Обычно те вели себя робко, подходили лишь тогда, когда видели, что на них обратили внимание. А эти сразу наседают. И одежда словно с чужого плеча. Косы держат, словно обузу. Не так ловко и любовно, как крестьяне. Да и сапоги из-под крестьянских брюк выглядывают добротные, казенные.
«Пронюхали ищейки!» - с досадой подумал Котовский и, круто развернув лошадь, хлестнул ее.
Скакал
В то самое время, когда Котовский неспешно возвращался в экономию, в имении Недова, где остановились под предлогом маскировки Славинский и Хаджи-Коли, седлали лошадей. Опростоволосившиеся «косари» примчались туда и сообщили о своем провале, и взбешенный полицмейстер решил сам возглавить погоню. Вскоре конный отряд полицейских наметом понесся к экономии.
Котовский и полицейские встретились неожиданно. Круто повернув коня, Григорий Иванович набрал повод, и послушный добрый конь сразу же взял в галоп. Преследователи вскоре поотстали, но с каждой верстой бег лошади Котовского становился все тяжелей и медленней. Она устала. А под полицейскими были свежие кони. Догонят все равно. В лес бы сейчас, либо в овраг заросший. Однако вокруг, до самого горизонта, были ячменные поля. Выход один - попытаться укрыться в них и отлежаться до ночи. Последняя отчаянная попытка спастись.
Увы, она оказалась безуспешной. Полицейские быстро обнаружили его и плотно блокировали. Прочесывая поле, они сжимали кольцо. Вот полицейские уже совсем рядом. Сам полицмейстер с карабином наперевес. А рядом Хаджи-Коли. Наган в его руках. При малейшем сопротивлении убьют. И Котовский встал с поднятыми руками.
– Я без оружия…
В ответ прозвучало два выстрела. Из карабина Славинского и нагана Хаджи-Коли. В грудь. К счастью, раны оказались не смертельными.
На Котовского надели наручники и кандалы, а уж после этого перебинтовали.
Сопровождали его до Кишинева сам полицмейстер, Хаджи-Коли, пристав 3-го участка титулярный советник Гембарский, помощник пристава Чаманский и околоточный надзиратель Садовский. Они ликовали. Их ждали награды. Хаджи-Коли с большой радостью сообщал в жандармское управление о том, «что беглый каторжник Григорий Иванович Котовский задержан 25 июня с. г. утром на вотчине Кайнары Бендерского уезда».
Из городской полиции в Кишиневскую тюрьму переводили Котовского со страхом. Не сбежал бы по дороге.
Бывший начальник тюрьмы Поповненко рассказывал, что ни одного арестованного в ту пору не водили с таким конвоем. Когда его вели в тюрьму, то надели кандалы на руки, на ноги, а они были соединены цепью, которая охватывала и шею. Конвой состоял из 30 человек. Раненного, по дороге полицейские избивали его прикладами.
За поимку Григория Ивановича Котовского казна выдала 5000 рублей вознаграждения.
Полицмейстер на радостях щедро давал интервью журналистам. Красок не жалел, смело приписывая себе храбрость, мудрость и прочие благородные качества, якобы проявленные при поимке «страшного бандита, на совести которого десятки убийств». И, естественно, газеты пестрели небылицами. Но были, впрочем, публикации, которые рисовали портрет Котовского почти реальным. Так «Одесские новости» в статье «Задержание Котовского» признавали, что название «легендарный» вполне Котовским заслужено. В то время как его имя было на устах местной полиции, Котовский, живя по подложному паспорту, разгуливал по Кишиневу, просиживал часами на веранде местного «Рабина», занимал номер в самой фешенебельной гостинице, посещал театры и увеселительные заведения, часто сталкивался как раз с теми чинами полиции, которые его знали, но не узнавали. Он щедро помогал бедным, В имении, где он служил управляющим, его очень ценили как опытного и знающего человека
и относились к нему с большим уважением…Пока шла газетная шумиха, полицейские власти решали, за какие тюремные стены упрятать Котовского. Из кишиневской он вполне может сбежать. И нашли одесскую.
9 июля Григория Ивановича Котовского, закованного в специально сделанные для него кандалы, вместе с небольшой группой заключенных вывели из ворот кишиневской тюрьмы. И каково же было удивление Котовского, когда он увидел на площади возле тюрьмы и на улице, ведущей к вокзалу, толпы народа. Кишиневцы, узнав, что «бесстрашного атамана» переводят в одесскую тюрьму, пришли проводить его. Иные хотели, не совсем доверяя газетам, воочию убедиться в том, что «гроза богачек» схвачен и можно, следовательно, жить теперь без страха, иные собрались лишь ради того, чтобы поглазеть на необычное шествие, но больше всего было людей сочувствующих, возмущенных, для кого имя Котовского звучало как символ справедливости, храбрости и непримиримости с существующим строем, как символ борца за народную свободу. Они теснили пеших и конных конвойных, плотным кольцом оцепивших арестованных, выкрикивали проклятия тюремщикам, а те в ответ пускали в ход нагайки.
Котовский шел спокойно, гордо подняв голову, как человек, твердо уверенный в правоте своего дела.
Арестантский вагон с усиленной охраной. Монотонный стук колес на стыках рельсов. Скрип тяжелых ворот одесской тюрьмы. Холодный металлический щелчок замка одиночной камеры. Григория Ивановича лишили прогулок, чтобы не смог наладить ни с кем связь, не начал бы организовывать побег.
Но, как всегда, Котовский не смирился с судьбой. Вскоре он добился первой победы, ему разрешили прогулки. Котовский сразу же воспользовался этим, чтобы наладить контакты с другими заключенными. Мысль одна - надо бежать.
Но не забывал он и о предстоящем суде. Написал письма адвокатам В.В. Шишко и В.С. Лузгину с просьбой взять на себя его защиту. На просьбу откликнулся Лузгин. Приехав в тюрьму, долго беседовал с Григорием Ивановичем, после чего дал официальное согласие защищать Котовского. Это несколько ободрило Григория Ивановича, но мысль о побеге он не оставил.
Успешно налаживались связи. Котовскому, можно сказать, повезло. К нему в камеру вдруг вошел для смены параши Федор Стригунов. Осужден он был не как член отряда Котовского, а как дезертир, уклонившийся от воинской службы. Срок получил небольшой, считался неопасным, и тюремная администрация доверила ему обслуживание камер, в которых сидели опасные политические преступники и смертники. Так Стригунов встретился с Григорием Ивановичем и стал его верным помощником в организации побега.
Буквально через несколько дней Стригунов передал Котовскому ключ для ручных кандалов, пилку, чтобы спилить заклепки на ножных кандалах и заменить их винтами. Достать все это помогли политические заключенные.
Первая часть плана выполнена. Вторая, подкоп от тюремного кладбища, более сложная, требует много времени, и, чтобы выиграть его для товарищей, ведущих подкоп, Котовский затевает игру. Он пишет исповедь. Цель такова: каждый новый факт, который он укажет, будет проверяться. Слушание дела, естественно, оттянется.
Все, кажется, шло хорошо. Но случилось непредвиденное - у самой тюремной стены произошел обвал подкопа. Нет, тюремщики не дознались, для кого готовился подкоп, но на всякий случай произвели обыск в камере Котовского. И небезуспешно - в подошве ботинка Котовского была обнаружена пилка.
После этого последовали жестокие меры. Его стали выводить на прогулку только ночью. Стригунов в камере больше не появлялся. Связь с политзаключенными и с внешним миром вновь была прервана. Значит, все? Ждать суда? Ждать смертного приговора? Котовский перебирает все возможные варианты побега. Он знает еще от Стригунова, что в одной из общих камер заключенный-бессараб Наум Горлавый сильно застудил ноги. Он не может на них ступать, и тюремщики выдали ему костыли.