Коварные пески

Я была поражена тем, что миссис Бэри смогла узнать меня. Трудно представить, как бы восприняли в Лоувет Стейси известие, что я сестра Роумы. В лучшем случае они решили бы, что я хитрая и неискренняя женщина. Единственное, что могло бы меня извинить — это возникшее у меня опасение, что исчезновение Роумы каким-то образом связано с этим домом и его обитателями. Но это объяснение вряд ли бы пришлось им по душе.

Возможно, лучше всего признаться сейчас. И первый, кому я решила сделать признание, был Нейпьер.

Мне хотелось побыть одной, чтобы обдумать свое положение. И ничего лучшего, чем верховая прогулка, нельзя было бы для этого придумать.

Я вошла в конюшню. Оседлав лошадь, я уже собиралась выехать, как вдруг появился Нейпьер. Спешившись, он бросил свою сумку на пол. Она с клацаньем грохнулась наземь. Я с некоторым удивлением посмотрела на нее, и Нейпьер объяснил:

— Там лопата и садовые инструменты.

— Вы работали?

— Вас это удивляет? Я многое умею. В свое время мне приходилось делать самую разнообразную работу.

— Понятно, — ответила я.

— И всем своим видом добавляете: «Но мне это абсолютно безразлично». А я так бы хотел, чтобы мои дела были вам небезразличны.

— Очень странно слышать это от вас, — сказала я сухо.

— Однако вы прекрасно знаете, почему я этого хочу. Я стремлюсь добиться вашего одобрения, поэтому мне важно, чтобы вы знали, чем я занимался.

— В этом нет необходимости, и мне жаль, если я дала вам повод думать, будто мне это интересно.

— Нет, вы все-таки дали мне такой повод, не отрицайте, и вот почему вы приобрели столь сильное на меня влияние. Есть одна вещь, которую я не могу от вас вынести, это — безразличие. А теперь сообщу неожиданную для вас новость. Я сейчас был у Брэнкепов и помог им с садом. А?! Вас это поразило?

— Вы… вы проявили к ним похвальное участие.

Нейпьер поклонился.

— Как приятно ощущать одобрительную теплоту в вашем голосе.

— Но вы могли просто послать к нему одного из ваших садовников.

— Да, мог. Но решил сделать это сам.

— Ваши арендаторы будут весьма удивлены таким поведением их хозяина.

— Ну, я поступил так только один раз и только с одним арендатором… и сделал я это не как хозяин поместья.

Нейпьер снова вскочил в седло.

— Не могу упустить возможность покататься вместе с вами. Поэтому я тоже еду.

— У меня только час для прогулки.

Нейпьер снова рассмеялся, и мне ничего не оставалось, как направить лошадь из конюшни.

Когда мы ехали шагом по узкой аллее, он вдруг серьезно сказал:

— Так вот вернемся к этим Брэнкепам. Я мог бы послать к ним своего садовника, но старый Брэнкеп не захотел этого. Есть тут у нас некоторые недоброжелатели. Себя они считают очень добропорядочными. К примеру, жена нашего настоятеля. Она свято верит в справедливость, и неважно, как плохо может быть от этого людям. Она бы обязательно сказала, что, если старик Брэнкеп не в состоянии следить за садом, то должен переехать в другой дом, без сада. Но ведь он прожил в своем домике всю свою жизнь.

— Понятно.

— Теперь вы повысили обо мне свое мнение?

— Конечно.

Нейпьер насмешливо посмотрел на меня.

— А, может быть, я это сделал вовсе не ради старого Брэнкепа, а только для того, чтобы получить ваше одобрение?

— Уверена, что это не так.

— Вы не знаете меня. Мной руководят низменные интересы. Мои поступки неискренни. Вы должны меня остерегаться.

— Очень похоже на правду.

— Я так рад, что вы это понимаете, потому что именно этим я больше всего могу заинтересовать вас.

Ясно, к чему он клонит. Однако нужно дать ему понять, что он ошибается, если рассчитывает запугать меня. Я не собираюсь бежать отсюда только из-за того, что хозяин дома… Хотя нет, он не совсем хозяин, пока жив сэр Уилльям, так вот, я не собираюсь бежать из-за того, что он проявляет ко мне усиленное внимание. Я докажу ему, что ничего у него со мной не получится, ему не удастся выжить меня отсюда. Впервые мне пришла тогда в голову мысль, что ему, возможно, хочется, чтобы я уехала.

Когда мы оказались в поле, Нейпьер пустил свою лошадь галопом. Я последовала за ним. Когда он, наконец, замедлил бег, я была почти вровень с ним.

Мы остановились. Вдалеке возвышался Дуврский замок. Его серая неприступная громада охраняла, как и сотни лет назад, белые скалы побережья. Добрис — так называла это место Роума — был воротами в Англию. Там еще сохранились остатки древнего маяка, который стоял на скале Дьявольский Обрыв. Он был построен из песчаника, кирпича и известкового раствора, изготовленного римлянами. Маяк смог выстоять перед непогодой и бурными событиями истории почти два тысячелетия. На запад от него находилось поселение, известное под названием «Лагерь Цезаря». Отсюда его видно не было, но я помнила, как Роума водила меня вдоль побережья и с воодушевлением показывала руины римских сооружений.

Мысли Нейпьера были, очевидно, связаны отнюдь не с римлянами, так как, повернувшись ко мне, он сказал:

— Давайте поговорим откровенно.

— Смотря о чем, — ответила я.

— Разве откровенность не всегда желательна?

— Нет, не всегда.

— Я думаю, ваш муж не стал бы настаивать, чтобы вы его вечно оплакивали.

— Об этом не вам судить, — резко ответила я.

— Если бы он был способен на такое, вам было бы легче его забыть, так как это бы доказывало, что он не достоин того, чтобы о нем помнили.

Я рассердилась, быть может, несправедливо, ведь Нейпьер побуждал меня прямо взглянуть на то, что мне видеть не хотелось. Конечно, Пьетро бы очень желал, чтобы я до конца жизни думала только о нем. Мне припомнился один случай. Среди наших сокурсников в Париже смертельно заболела девушка. У нее был возлюбленный. Мне запомнилась одна сцена: они сидели в моей комнате, пили кофе, разговаривали, и вдруг эта девушка прочитала стихотворение, которое подарила своему возлюбленному, чтобы после ее смерти он, когда будет грустить, вспоминая о ней, брал это стихотворение и читал его.

Не печалься, когда я умру,

Не грусти, звон услышав печальный,

Разносящий несчастную весть…

И потом в конце:

… Мне дорог ты так, что хочу навсегда

Из всех мыслей твоих, из всех твоих снов

Без следа и без боли уйти.

На глаза набежали слезы. Я постаралась украдкой смахнуть их, но Нейпьер все-таки заметил.

— Он был ужасно эгоистичен, — сказал он жестко.

— Он был художник.

— А вы разве нет?

— Мне чего-то не хватало. Иначе бы я не отступила.