Ковчег
Шрифт:
Вот только если бы всё было так просто… Сомалийские исламисты тоже неоднородны. Грызутся и между собой, особенно – если из разных кланов. Как там в известной сомалийской поговорке? "Я и Сомали – против всего мира, я и мой клан – против Сомали, я и моя семья – против моего клана, я и мой брат – против моей семьи, я – против моего брата". Как они при такой психологии умудряются не только не исчезнуть с лица земли, а ещё и размножаться? Украинцы, вон, с похожей поговоркой "где три украинца – там два гетмана и один предатель", загибаются потихоньку, а этим хоть бы
— Ого, а это ещё что такое? — вопрос КВСа был явно риторическим. Как только "Ил", снижаясь, пробил облачность в пяти километрах над морем у южного побережья Сомали, в глаза всему экипажу сразу бросились длинные дымные шлейфы на земле.
— Да вот, похоже, Кисмайо горит… — озвучил развернувшуюся картину маслом второй пилот, — Хорошо горит…
— А это, между прочим, почти рядом с аэропортом, — забеспокоился командир корабля, — Если у них там опять разборки между собой или с официальной "властью", так и зацепить могут! Петя, дай мне связь с диспетчером, а сам послушай пока эфир… Может, чего услышишь…
— Сейчас, Кирилл Андреевич!… Готово!
— Борт сто два вызывает диспетчера, — КВС привычно завёл шарманку на английском. Местные всё же нашли где-то диспетчера, хоть как-то умеющего изъясняться на понятном остальному миру языке… — Борт сто два вызывает диспетчера…
— Говорит диспетчер Международного аэропорта Кисмайо. Вас слышу, борт сто два. Как долетели? — услышав в наушниках голос, изъяснявшийся на чистом русском языке, командир корабля чуть не выпустил штурвал из рук.
— Это диспетчер? — решил он уточнить ситуацию после секундной заминки.
— Диспетчер, диспетчер, Кирилл Андреевич. Привет вам от Мысько, Павла Георгиевича. Помните такого?..
— Помню, как не помнить – взял себя в руки пилот. И, немного подумав, вопросил эфир: – Борька, ты что ли?
— Он самый, Кирилл Андреевич. Тут такое дело… У нас здесь внизу горячо. Так что садиться придётся по градиенту. Не разучились ещё?
— Да нет вроде… А может, проще развернуться, и сесть в другом порту?
— Не проще, — послышался голос сзади, — Садиться надо здесь. И сейчас.
КВС оглянулся: позади него, одной рукой опираясь на шахту аварийной эвакуации экипажа, а другой прижимая к уху наушник, стоял сопровождающий груза.
— Ну, придётся, так придётся… — ответил пилот в микрофон.
— Посадка с южной стороны, — сообщил диспетчер. Давление 738.
— Понял, посадка с юга, семьсот тридцать восемь. Встречайте, — КВС отключился от связи, и повернулся к второму пилоту:
— Так, тряхнём стариной. Левый разворот.
Тяжёлая машина заложила вираж в сторону открытого моря.
— Диспетчер сказал – с южной стороны, — сопровождающий отпустил наушники и засунул руку в карман. "Это конец. А где же пистолет?" — вспомнился Кириллу Петровичу анекдот такой же старый, как и он сам.
— Слушай, сынок… Не учи
отца… И баста! И вообще, пошёл бы в грузовой отсек, пристегнулся в своём креслице…— Нет, я побуду здесь, — тон сопровождающего был непреклонен.
— Дело хозяйское… — буркнул командир, и повернулся к второму пилоту: Роман, у тебя пакет есть? Выдай товарищу, а то не ровен час…
— Спасибо, я обойдусь – теперь голосом сопровождающего можно было замораживать воду.
— Вы то да, а вот мы… Потом кабину отмывать… Вы держите, держите. Он не тяжёлый, рука не отвалится.
Выйдя из виража, "Ил" лёг на обратный курс, не снижаясь, а наоборот, чуть набирая высоту. Несколько минут прошли в полной тишине. Сопровождающий нервничал, то засовывая руку в карман, то вытаскивая её оттуда. Командир добродушно улыбался в густые седые усы, хотя ему тоже было не до смеха.
Наконец командир скомандовал:
— Левый разворот! Боря, давление выставил?
— Да, Кирилл Андреевич.
— Серёжа, что там у тебя?
— Да орут что-то не по-русски, нехристи. В общем, волнуются. Сильно. Если бы у меня так горело, я б тоже волновался.
— Хорошо, всем приготовиться, — командир обернулся к сопровождающему, — Видали когда-нибудь посадку по градиенту? Нет? Ну, вам понравится, — и, повернувшись к второму пилоту, бросил: – Ближний, ты помнишь.
— Да, конечно, — ответил тот, и почти сразу: – Прошли дальний. Высота шесть тысяч.
— Понял, выпускаю шасси и механизацию.
У сопровождающего глаза полезли на лоб: выпускать шасси на высоте пять километров на крейсерской скорости… Оставалось надеяться, что пилоты знают, что делают.
— Закрылки выпущены, — доложил второй пилот
Самолёт затрясло, словно в лихорадке. Командир крепче сжал штурвал.
— Боря, помогай!
— Прошли ближний. Высота шесть тысяч.
— РУДы на малый газ!
— Второй пилот сдвинул рычаг управления двигателями, обороты упали, и тяжёлая машина, резко опустив нос, начала снижение.
— Левый разворот! Крен шестьдесят градусов! Отстрел тепловых ловушек!
Самолёт почти лёг на крыло. Стрелка на альтиметре крутилась с бешеной скоростью. Лицо сопровождающего позеленело, и он судорожно схватился за пакет.
— Скорость снижения – пятьдесят метров в секунду, — усмехнулся, обернувшись на мгновенье, командир.
"Пятьдесят метров в секунду…. Три километра в минуту…. Сколько в километрах в час, и думать не хочется. Только бы это старое корыто выдержало…" — замелькали заполошные мысли в голове у сопровождающего.
— Разворот двести восемьдесят градусов. Убираем крен… А вот и полоса!
Глаза сопровождающего полезли на лоб: Самолёт снижался перпендикулярно полосе!
— Крен влево шестьдесят градусов. Добавь газку.
Старенький "Ил", натужно взвыв турбинами, начал снижать скорость то ли снижения, то ли падения, одновременно выходя в южный створ полосы…
— Ближний… Высота семьдесят, — послышался голос второго пилота.
— Выравниваемся… — Самолёт, казалось, чуть-чуть не задел крылом землю.