Ковчег
Шрифт:
Моя ячейка дрогнула, вошли трое зеленоголовых. Я смотрела на них, поджав губы. «Где я? Кто вы? Отпустите меня!» – пересохшее горло проглотило вопросы. Тело понимало лучше разума – вопросы останутся без ответов. Сверху выплывали мониторы, разворачивались металлические шланги. В нашей колонии говорили о технологиях Ковчега, жала этих технологий выдвинулись из «щупалец», тончайшие иглы устремились к моему лбу.
– Отпустите меня! Не трогайте меня! – крик наконец прорвался, я дёрнулась, ремни уплотнились, вонзились в руки. Кресло утратило мягкость, обхватило плечи, бёдра, удерживало меня, меняя форму. Зелёные шлемы тыкали пальцами в мониторы. Раздался писк, иглы завращались с бешеной скоростью, они гудели, приближались.
– Не надо! Отпустите меня домой.
– Терпение. Мы скоро узнаем результат, – слова обращали не ко мне.
– Не смотри, не смотри, – шептала я, отводя взгляд от неумолимого сверкающего острия. Хотелось увидеть другого ребёнка, понять, какая участь мне уготована. – Пожалуйста, просто убейте…
«Смерть порой самый милосердный из даров жизни», – так часто говорил Макс, повторяя слова отца на собственный манер. Я призвала её милосердие, когда боль и огонь разорвали лоб и темя. Брызнула кровь, услужливая металлическая рука промокнула её. К мозгу пробирался жужжащий бур, вместе с ним зудела невесть откуда взявшаяся ярость. «Почему я? Я не желаю умирать. Пусть мои мучители умрут! Разве они не заслужили?» Я представила, что бур пронзает их головы, как они падают и извиваются на полу, бессильные сопротивляться моей воле. Через боль я видела худые костлявые пальцы на шлеме одного из медиков, они сжимались, и шлем разлетался на мельчайшие осколки. У смерти были мамины черты, она била стекло шлема как посуду, кривясь и содрогаясь.
Перегородки задрожали. Свет погас. Включился. Прозрачные стенки стали матовыми. Я больше не могла видеть всю длину коридора-лаборатории. Щупальца втянулись в потолок. Один из зелёных шлемов валялся в углу. Его владелец скорчился рядом, двое коллег суетились над ним, забыв про мониторы.
– Невозможно. Его проверяли перед сменой.
– Хватит, сколько можно повторять? Он мёртв. Пульса нет. Датчики молчат. Я отправлю запрос. Пусть проверят его анализы.
– Невозможно! Повтори реанимацию!
Я обрела способность нормально видеть, слышать и говорить. Зуд прошёл. Кровь текла по лицу, затекала в уши. Страх отступил.
– Что случилось? Пожалуйста, скажите, что произошло. Почему он умер?
Тот, что был ближе ко мне, подскочил, застучал по монитору. На потолке замерцали красные огоньки. Тревога – сомнений никаких, даже в нашем захолустье под Ковчегом красный огонёк значил опасность. Он позвал на помощь. Кресло облепило меня, завернуло в кокон. Оно вибрировало. Я погрузилась в странное расслабленное состояние. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что я улыбаюсь. Черношлемые ворвались ещё через пару мгновений. Блаженство, охватившее меня, не дало снова испугаться. Они заполнили ячейку. Оттеснили зелёных учёных, неторопливо завернули погибшего в плотный мешок, застегнули. Раздался приглушённый хлопок, мешок немного увеличился в размерах, затем осел. Мешок свернули, сложили в контейнер. Один из них, с красным треугольником на шлеме, подошёл ко мне. Взгляд его скользнул по мониторам. Он приблизился вплотную, моя дурацкая улыбка отразилась в глянце забрала. На металлическом поддоне, появившемся из стены, лежал маленький шприц. В обтянутой чёрной перчаткой руке он выглядел ещё меньше, с длинной, просто невероятно длинной иглой. Капли выстрелили вверх, блеснули на краткий миг.
– Эксперимент 01628-А запущен, время девять тридцать пять. Направлено Лидеру лично. Статус: ликвидация.
Голос из-под шлема равнодушный, чёткий, он не заботился, слышу ли я, могу ли понять, о чём он.
«Сейчас моё желание исполнится».
– Давай, – я сказала это вслух, искренне веря, что прошу его поторопиться в своих мыслях, – скорее.
Шприц он воткнул в рану на темени. На этот раз боли не было вовсе. Сознание угасло. Я снова перестала чувствовать, слышать, видеть, перестала дышать. Я умерла.
Зенону выпало сортировать трупы. Могучие руки подгребали тела огромной лопатой, сгружали на тележку. В пару ему назначили Вита, они оба работали споро, не жаловался на жару и вонь. После им предстояло отделить мужчин от женщин.
Мужские – в правый коллектор, женские – в левый. Говорить, что это трупы детей не разрешалось. Неопределённого человека легче пустить на обработку. Ребёнка – тяжело. Хорошо, что они с прошлого года изменили возрастной ценз. Зенон устал откидывать по сторонам детские тела. Подростков можно было принять за почти взрослых, если зажмуриться и заглушить бой сердца. Сегодняшняя Церемония принесла семьсот сорок три мёртвых тела из десяти колоний. Их свалили ненужной массой сразу у выхода из Распределительной. Выживших объединили нейронной цепью, подавляющей волю, и повели к взлётной площадке. Их ждал Ковчег. Взгляд Зенона зацепился за лысую девчонку с дырой во лбу, она лежала чуть поодаль от горы трупов. Голова в язвах, видимо, у неё нашли вшей. Дезинфекция избавлялась и от вшей, и о волос, и от обширных кусков кожи. Зарастёт. Затылок Зенона нестерпимо зачесался. Он вспомнил свою Церемонию. Широкий шрам тянулся от виска почти до макушки, разделяя косым пробором светлые волосы.– Я сейчас, – бросил он Виту, – подтащу эту.
Подбородок и нос девчонки разбиты, кровь залила лицо, застыла ржавой коркой. Зенон подошёл к ней, взял за руку, подтянул к общей куче.
– Она странно пахнет, – Вит обошёл Зенона, втянул воздух, – совсем не землёй, не так, как другие, – он указал большим пальцем на гору трупов.
– Мы здесь все воняем, нюхач. Не выдумыва…
Пальцы мёртвой вздрогнули:
– О чёрт! – Зенон отскочил в сторону. Девочка застонала, поднесла ладони к глазам, она не могла разлепить веки, ресницы запеклись кровью.
– Воды, дайте кто-нибудь воды! Вит! – закричал Зенон. Парням выдавали одну флягу на двоих.
Вит застыл на месте, ухватившись за лопату.
Девчонка застонала громче, пытаясь сорвать корку с глаз. Её охватила паника.
– Дайте воды! – снова закричал Зенон. Фляжка прилетела в руки, он вылил половину на лаза и лоб девушки, поднёс к губам.
– Что, живая? – Вит отступал потихоньку. – Я же говорил, она не так пахнет. Не переводи на неё воду, всё равно помрёт. Можешь сразу кинуть в тележку, я как раз женские повезу.
– Катись давай!
Зенон оттолкнул руки девушки, она мешала сама себе:
– Убери! – он вновь умыл её. – Успокойся, – драгоценные капли упали на пол, ребята вокруг зашипели от возмущения. Они забыли о работе, подбирались ближе к ожившей покойнице.
– Брось, Зенон! Не возись с ней!
Девчонка открыла глаза. Зенон не понял, кто из парней первым бросился вызывать Стирателей. Они шли чёрной стеной.
– Как тебя зовут? – шепнул Зенон ей прямо в ухо.
– Яра…
– Мне очень жаль тебя, Яра. Лучше бы ты умерла.
Стиратели оттащили Зенона прочь. Яра хрипела.
– Тебе дадут доппаёк, – Вит хлопнул Зенона по плечу. – Поделишься?
– Забирай весь.
– Не принимай близко к сердцу. Мы здесь давно все мёртвые, она просто задержалась.
– Да… да… – Зенон подавил странное чувство, шевельнувшееся в груди. Он это уже видел – девчонку среди трупов и Вита, говорившего, что они все давно мертвы.
– Надо везти их на переработку, Зенон.
– Да.
Впервые в жизни размеренная работа лопатой принесла Зенону успокоение. Он ничего не сможет изменить.
Глава 2. Безымянные
Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах.
Говорят, перед смертью мы видим свою жизнь, самые яркие моменты, видим друзей и родных. Нас накрывают эмоции, которым мы чаще поддавались. Счастье, любовь или уныние, гнев. Я увижу маму? Братьев? Папу? Хоть бы папу.
Из тьмы выглянула Хана. Ей десять, волосы коротко пострижены, торчат ёжиком, веснушки на вздёрнутом носу побледнели, брови нахмурены. Я рядом, прячусь за мамой, выглядываю одним глазом, чтобы не заметили. Тесно. Нас много, прижимаемся друг к другу. Братья наступают мне на ноги, шикают, хотя я и так молчу.