Ковер-самолет (журн. версия) Иллюстрации Е.Медведева
Шрифт:
— А если сказать, что просто зацепился и порвал?
— А кусок-то где? Его пришить можно было бы.
— Ну, потерялся. Ночью ведь…
— Вот именно! «А где же вы, голубчики, ночью гуляли?»
Я тоже загрустил. Виталька мрачно хмыкнул:
— «Порвал»! Видно ведь, что ножом отхвачено. Все равно докопается, я ей еще ни разу соврать не мог толком. А тебе, думаешь, она поверила про часы? Ха-ха…
— Давай, Виталька, признаемся, — сказал я.
Он покрутил головой и вздохнул:
— А ковер?
— Что ковер? Думаешь, отберет?
— Мы ведь обещали,
Да, будущее нам казалось не очень радостным… Но день был солнечный, до вечера оставалась масса времени, и мы решили, что совсем падать духом пока не надо. А решив так, побежали к Ветерку. Ведь после нашего путешествия и приключений в старом доме мы его и Ветку еще не видели.
Ветерок и Ветка сидели на крыльце и чинили велосипед. Рама и переднее колесо были порядком покорежены.
— Все-таки испытывали, — укоризненно сказал я.
Ветка и Ветерок нам обрадовались. И наперебой рассказывали, что их летучий велосипед удачно стартовал с бугра, но потом клюнул носом и врезался в кусты рябины. Ветерок после этого целый день хромал, а Ветка ходила с поцарапанным носом. Но это не беда, потому что они поняли, в чем ошибка. Они сделали крылья, но забыли про стабилизатор. В следующий раз не забудут.
Мы тоже рассказали о своих приключениях. Ветерок и Ветка огорчились, что их не было с нами, особенно на колокольне. Почему мы их не позвали?
— Дело было срочное, ночное, — объяснил Виталька. — Ничего, еще полетаем вместе… если все хорошо будет.
— Почему «если»? — встревожилась Ветка.
Виталька печально рассказал про рубашку.
Мы стали думать вчетвером, как помочь горю. Придумал Ветерок:
— А зачем тебе ее навыпуск носить! Спрячь подол в штаны, под ремень, даже лучше будет! В цирк сходишь и уберешь подальше. А потом видно будет.
Виталька поскреб ногтем переносицу и задумчиво сказал:
— Идея…
Но эта идея пришлась не по вкусу тете Вале. Когда мы собрались в цирк, она воскликнула:
— Виталий! Что за вид! На подоле такая прекрасная вышивка. Она сделана по народным мотивам.
— Ну их, эти мотивы, — отмахнулся Виталька. — Мне без них лучше.
— Ты просто ничего не понимаешь. Это очень красиво. Ты не видел себя со стороны.
Виталька пытался спорить, но тетя Валя сказала:
— Виталий, ты совершенно невозможный человек.
Виталька торопливо вытащил из-под ремня рубаху, опустил голову и заложил за спину ладони — чтобы прикрыть обглоданный подол. Он сделался похож на виноватую девочку. Мне стало жаль его.
— Я буду маскировать сзади, — прошептал я.
— Маскируй.
Мы двинулись в цирк, и тетя Валя по дороге несколько раз удивлялась, почему я не хочу идти рядом, а плетусь позади Витальки.
Все обошлось. Мы устроились на своих местах в четвертом ряду, Виталька прижался поясницей к спинке сиденья и понемногу
успокоился.Про представление рассказывать я не буду, это не относится к нашим приключениям. Скажу только, что в этот сезон выступал у нас Карандаш и было здорово. Мы с Виталькой так нахохотались, что забыли про опасность.
Но когда наступил антракт — вспомнили.
Тетя Валя сообщила, что останется на месте, а мы, если нам хочется, можем пойти в буфет за мороженым.
Нам хотелось. Виталька взял деньги и, пятясь, как французский придворный перед королевой, выбрался из ряда на лестницу. Я — за ним. После этого мы «стройной колонной» — я в затылок Витальке — направились в буфет.
В буфете была порядочная давка и очередь. Нас плотно стиснули со всех сторон, и можно было не бояться, что кто-то заметит обрезанный подол. Минут через десять мы пробились к продавцу, взяли три эскимо — по полторы штуки на каждого — и выбрались из толпы. Помятые и взъерошенные.
В дальнем уголке мы уселись на корточки под шкафчиком с пожарным краном и не торопясь уплели все три порции.
Когда мы с сожалением облизывали голые палочки, кто-то незаметно подошел и встал сбоку от нас. Мы услышали вкрадчивый голос.
— Юноши, позвольте побеспокоить вас вопросом… — Рядом стоял темный крючконосый парень в узких сиреневых брючках, апельсиновых носках и цветной широченной рубахе с пальмами и мартышками — последний крик тогдашней моды, тоска и зависть всех пижонов.
Мы не любили стиляг. Мы поднялись. Виталька вздернул подол и независимо сунул руки в карманы. Я, за неимением карманов, по-наполеоновски сложил руки на груди, отставил ногу в скрипучей сандалии и спросил:
— А чего надо?
— Фу, какие невоспитанные дети, — добродушно сказал парень. И сразу посерьезнел. — Хорошо. Значит, шутки в сторону. Имею до вас деловой разговор. Хотите знать какой?
Мы хотели. Но не подали вида. Крючконосый снисходительно улыбнулся:
— Встречных вопросов нет? Тогда у меня вопрос. Пока единственный…
Он поочередно посверлил нас глазами и отчетливо произнес:
— Сеньоры, как вы проникли на колокольню?
Я до сих пор с гордостью вспоминаю, что мы с Виталькой не дрогнули, не моргнули. Но — ой-ей-ей! — как у меня все захолодело внутри! Виталька потом говорил, что у него тоже.
— Молчите? — сказал Крючконосый. — Хвалю. Сдержанность — качество мужчин. Однако, чтобы не осложнять отношения, призываю вас к полной откровенности. А чтобы не было неясностей, позвольте предъявить вам эту «квитанцию».
И он вытащил кусок Виталькиной рубахи.
Тот самый кусок! Помятый, со следами медной зелени, с вышивкой…
Мы смотрели на этот кусок, будто на дневник с записью: «Поведение — два!»
Крючконосый усмехнулся, перегнулся через Витальку, приподнял край рубахи и приложил к вырезу лоскут.
— Все в точку, — сказал он. — Так что же? Будем говорить?
Виталька переглотнул и сипловато, но храбро произнес:
— А почему мы с вами обязаны говорить?
— А! — сказал Крючконосый. — Я забыл объяснить! Разговор-то у нас не простой. Служебный.