Козацкие могилы. Повесть о пути
Шрифт:
Наиболее полным выражением чаяний противников единства России в казацком стане стал заключенный в 1658 году в Гадяче договор с Польшей, составленный лично Немиричем. По нему Малороссия вновь примыкала к Речи Посполитой на правах самобытного государства под названием «Великого Княжества Русского», со своим верховным трибуналом, сановниками, казначейством, монетой и войском. Предполагалось создать в нем две академии — одну в Киеве, другую в неназванном пока месте, где это впоследствии окажется удобным, а также множество школ со свободным преподаванием и совершенно вольное книгопечатание. Стремясь привлечь сочувствие казачества, Немирич предусмотрел в соглашении полное упразднение унии в новом государстве; для соблюдения внешних приличий он как будто бы тоже вернулся в отеческое православие, составив обращение к прочим польским «диссидентам» — то есть буквально
Весной следующего, 1659 года Немирич с двумя сотнями значных казаков прибыл в Варшаву. В сенатской зале, где посреди старейшин восседал сам король, он выступил вперед и произнес на изысканной латыни велеречивое слово:
«Мы являемся в настоящий день перед престолом его королевского величества, перед собранием всей Речи Посполитой послами светлейшего и благороднейшего гетмана всего войска Запорожского и вместе с тем целого русского парода — признать пред лицом всего мира, пред грядущими веками его величество повелителем нашей свободы, Речь Посполитую и корону польскую нашею отчизною и матерью. Держава вашего величества во всем свете славится свободою и подобна Царствию Божию, где как огненным духам, так и человеческому роду даются божеские и человеческие законы, с сохранением их свободной воли без малейшего нарушения, на все времена от сотворения мира. Пусть другие государства и державы славятся своим тёплым климатом, обилием земных богатств, избытком золота, драгоценных перлов и камней, роскошью жизни; пусть красуются перед целым светом, подобно дорогим камням, оправленным в золотые перстни, — их пароды не знают истинной свободы: забывая, что одарены от Бога свободною волею, они живут как будто в золотой клетке и должны оставаться рабами чужого произвола и желания. В целом свете нельзя найти такой свободы, как в польской короне. Именно сия неоценимая, несравненная свобода и ничто иное привлекает нас теперь к соединению с вами: мы рождены свободными, в свободе воспитались и свободно обращаемся к равной свободе. За неё, за честь достоинства вашего величества, за благосостояние всеобщего отечества, готовы положить жизнь нашу. На ней да созиждется наше неразрывное единство, как и на сходстве религии, жизни и прав наших народов; свобода и братское равенство да будут основою нашего соединения для потомков наших.
Государства поддерживаются теми же средствами, какими они созидаются. Быть может, всесильная рука устрояла наше соединение для того, чтобы другие народы последовали нашему примеру, преклонились пред вашим величеством, обняли и облобызали этот драгоценный талант и клейноды польской короны. Да возрастает Речь Посполитая великою и могущественною державою, Божиим благословением, счастливым царствованием и попечением вашего величества и благоустройством соединенных земель. С нашим подданством приносим мы вашему величеству, королю и государю, свои просьбы и желания, в которых мы не могли быть удовлетворены посредством комиссаров на предшествовавших переговорах — только королевское величество и Речь Посполитая могут дать этому делу совет, окончательно решить возникшие вопросы, успокоить озабоченные умы верных подданных его величества и кроткою королевскою десницею привлечь их всецело к себе в объятия.
Мы не надеемся, чтобы нашёлся кто-нибудь в Речи Посполитой, кто стал бы смотреть на нас с завистью и недоброжелательством: благородные души свободны от этого порока, а низкие обвыкли скрывать свои постыдные побуждения!»
Здесь речь была приветствована общим плесканием рук, несколько запнувшим её гладкое течение; обождав, покуда плески утихнут, Юрий Немирич продолжил её искусными уподоблениями, позаимствовав для них распространенные евангельские образы-притчи:
«Вот блудный сын возвращается к своему отцу… Да примет его отец поцелуем мира и благословения! Да возложит золотой перстень на палец его, да облечет его в нарядные одежды, да заколет упитанного тельца и да возвеселится с ним на зависть другим!..
Обретается потерянная драхма, возвращается овца к пастырю, нашедшему её: да возложит он её на рамена свои, и понесёт, и возрадуется великою радостью!..
Не тысячи — миллионы душ стремятся к подданству
его величеству и всей Речи Посполитой! Радуйся, наияснейший король! Твоим счастием, верностью и трудом совершилось это дело! Радуйся, наияснейшая королева, прилагавшая свою заботу об этом деле! Примите эту богатую землю, этот плодоносный Египет, текущий млеком и мёдом, кипящий пшеницею и всеми земными плодами, сию отчизну воинственного и древлеславного на море и суше народа русского! Радостно восклицаем от полноты души:Пусть живет и да здравствует сиятельнейший король Ян Казимир! Да здравствует республика Польская!»
Засим послы были допущены к королевской руке. Спустя месяц договор получил утверждение, и 22 мая в сенаторской избе произнесена присяга. При этом по личному ходатайству Выговского Юрий Немирич получил «привилей» на должность канцлера Великого Княжества Русского.
…По возвращении из Варшавы он принял ещё начальство над «затяжным», то есть постоянным, войском в качестве его «рейментаря» и расставил его на постой в Нежине, Чернигове, Берзне и других местах.
Но уже в сентябре столь трудно выстроенное здание согласия между Украиной и Посполитою Речью дало осадку: лишь только казаки и селяне узнали о содержании договора, они восстали и начали избивать польские отряды по местечкам. Немирич пытался как-то усмирить поднявшийся пламень; затем понял безнадежность попыток и бежал, — однако был пойман казаками за Кобизчею, близ села Свидовца Козелецкого уезда на Черниговщиие и изрублен в куски…
Второй брат Юрия — Стефан, преподававший в социнианских школах, в 1649 году под его же рукою в чине ротмистра воевал с казаками, затем так же вместе они переходили ко шведам и Выговскому. После гибели Юрия Стефан с его сыном Федором и дочерью третьего их брата Марианною бежал за границу. В 1665-м он, однако, выпросил у короля прощение, перешёл в католицизм и по возвращении в Польшу сделан был воеводою киевским.
Сам же третий брат Владислав, староста овруцкий, умер ещё в несозрелые годы, причём посмертная судьба его оказалась в истории более известной, нежели прижизненная, благодаря проделке иезуитов, обративших внимание на чрезвычайную заботу, проявляемую арианами к своим захоронениям. Владислав Немирич скончался около тридцати лет от роду, отрекшись как будто бы от ереси перед отходом в лучший мир, и собирался причаститься по католическому обряду, — по тут русская кровь в последний раз заговорила, по-видимому, в его душе: он не захотел приобщиться пресной облаткой вместо принятого всеми православными причастия под двумя видами — евхаристического квасного хлеба и вина, преложенных в Кровь и Плоть Христову. Тогда ловкий патер согласился в случае неистинности римского чина взять весь грех на себя, выдав в том формальное удостоверение, гласившее:
«Я, Михаил Кисаржевский, из ордена иезуитов, удостоверяю настоящим Божие Величество в том, что если благородный Владислав Немирич потерпит какой-либо ущерб перед судом Господним вследствие принятия католического причастия под одним видом, одобренного церковию в течение всех веков, то я весь этот ущерб принимаю на себя и на душу свою и готов буду отвечать перед Величеством Божиим вместе с материю моею, святою католическою и апостольскою церковью, и со всеми верными. Дано в Люблине, в иезуитской коллегии, 11 апреля 1653 года. Михаил Кисаржевский».
Истощенный смертным трудом умирающий вроде бы удовлетворился странноватым сим пропуском в инобытие, принял облатку и опочил. Иезуитское писание перед закрытием крышки гроба вложили в руку покойного и перенесли останки в храм для отпевания.
Когда же через пять дней собрались уже было опустить бренную плоть младшего Немирича в склеп, устроенный внутри люблинского костёла, то, приоткрыв напоследок домовину, обнаружили кроме известной расписки в деснице покойника ещё и другую бумагу, положенную на его грудь:
«Я, Владислав Немирич, освобождаю превелебного Михаила Кисаржевского, ксёндза иезуитского ордена, от обязательства, принятого им на свою душу: ибо я получил полное удовлетворение, по безграничной милости Божией, и отпущение всех моих грехов в страшную минуту суда, вследствие исповеди и Св. Причастия, принятого мною по обряду римской церкви в минуту смерти, в чём и удостоверяю настоящим свидетельством. Дано в Долине Покаяния, 16 апреля 1653 года. Владислав Немирич». Оба документа для вящей достоверности и сохранности внесены были в актовые книги люблинского трибунала за текущий год ректором иезуитской коллегии, под началом коего трудился предприимчивый ксендз, а оригинальные списки положены обратно в склеп.