Козак. Остров восточного ветра
Шрифт:
восемь положенных на двухосные брички корабельных фальконетов. Не зря с моей легкой
руки, уже пару лет, как особым шиком для крымского дворянина (землянина) является поездка
на легкой двухосной бричке с рессорами.
Корабельный фальконет на вертлюге, привязанный к деревянному сидению брички не как не
может быть равнозначен пулемету с тачанки 'батьки Махно', но вполне даже неплох если
больше
полковой пушкой, поэтому вполне может быть использована для стрельбы с простой телеги.
Не успев прийти с моря и хотябы пару недель отдохнуть в своем недавно восстановленном
замке в котором у меня есть все включая водопровод и собственный санузел. Обычный
унитаз, а не ночной горшок, бассейн-ванная и горячая вода рядом с собственной спальней
привели меня в умиление, когда я наконец смог увидеть на что ушла прорва денег и времени.
И вот на тебе. Уже на восьмой день отдыха вместе с семьей, в моем родовом замке
Камара, вдруг из Черноречья следом за тревожными дымами прибывает гонец - сразу же за
Инкерманом в низовье Черной речки высадился десант и отправился в сторону Бахчисарая.
Новый гонец уже из Чембало (Балаклавы), с порта в котором пришвартован 'Святой
Николай' оповестил о продвижении вдоль Крымского берега на Восток большой группы
вражеских 'шаек'.
Тревожные дымы поднявшись над всеми поселками объявили о сборе ополчения в долине
реки Черная - центре Готии (Мангупского эйалета).
Уже к вечеру я был на борту 'Святого Николая' и повел корабль вместе с двумя куттерами
на вход в Будущую Севастопольскую бухту.
Рассвет и бортовой залп трех куттеров под командой рейса Ингваря известил о начале
атаки ополчения на береговой лагерь козачьих 'шаик'. Бой длившийся всего два десятка минут
подарил мне три десятка козачьих 'шаик' и заботу о сотне сдавшихся козаков под командой
русина и шляхтича Станислава Ореховского гербу Окша из Жировичей.
Бой оказался скоротечным и практически без потерь с обоих сторон.
Увидев сколько вдруг около разбитого лагеря оказалось войск и оказавшись под
перекрестным огнем корабельных орудий русинские козаки быстро приняли почетную сдачу в
плен. Привыкшие всегда носить на себе кольчуги профессиональные воины в основном
отделались тяжелыми ушибами и переломами.
Понятие сокрытия военной тайны и всеобщее бахвальство друг перед другом быстро
разъяснило мне и окружающим цель высадки и ориентировочные сроки возвращения к своим
кораблям высадившихся козаков противника.
Вино и совместное застолье с бывшим противником, в это время, обыденное явление среди
знати и пленных знатного рода.
Уже через час в застольной беседе с панами Михасем, Чарноцьким и Пенашком, мне
поведали, что завтра к обеду или к вечеру, ожидается возвращение основных сил и тогда мне
придется думать о плене, а не о кратковременной победе над слабым противником.
Противника аж две тыщи душ, и они тут всех разнесут!
Еще через час все вместе мы участвовали в погребении полутора десятка павших воев.
Православный батюшка, какой-то кальвинист и мула, нисколько не стесняясь
представителей соседних религиозных конфессий, привычно и быстро исполнили свои обряды
внутри кольца воинов.
Еще час спустя началась подготовка к поминкам убиенных.
Развернутая у воды большая палатка с большим навесом собрала возле себя почти с
десяток знатных шляхтичей и беев, недалеко от которых на земле и попонах развернулось
очередное поминальное пиршество.
С османско-татарской стороны оказалось всего двое беев, в том числе и я, три капитана-сотника из присягнувших мне ранее плененных баронетов, и три капитана-аги куттеров
моего отряда, расположившиеся под навесом вместе с тремя шляхтичами из старшинских
родов. Вокруг навеса полумесяцем расположились родовитые козаки рутенского рода и мои
четыре десятка свежеиспеченных дворян из состава готов вассальных еще дедам (Они так
по крайней мере думают!).
Далее оставалось только собирать подходящие к месту сбора силы и продумывать план
встречи экспедиционного козачьего отряда противника.
Чуть менее четырех лет, из них непрерывной войны в течении трех лет, хватило на то, чтобы на небольшой равнине в пойме реки Черная возле которой расположилось шесть моих
деревень из менее трех сотен готского населения и пришедших под мою руку готских
крестьянских семей, которые вдруг стали наследственными дворянами маркграфа Ингваря