Краденая невеста 2
Шрифт:
Заставляю себя не думать об этом. Хоть по коже теперь проносятся ледяные мурашки.
– Здравствуй, отец.
Сдавленно выдыхаю, набирая его номер в ответ на его резкое «да!».
– Саида! Что он с тобой сделал? Этот зверь, он…
Отец осекается. Слышу, как сильно волнуется. Сердце пропускает очередной удар.
– Как мама?
– С Джаной все в порядке. Я даже удивлен. Но она держится. На всякий случай я оставил ее под присмотром того самого доктора, что ее лечил. Но он говорит, что у нее крепкое сердце. Тогда просто срыв произошел. Но ее очень вовремя успели подлатать. С матерью все в порядке, Саида. Я от нее не отхожу. В любой момент ей окажут всю необходимую
В его голосе так много беспокойства. Тревоги. И ярости!
– Ты продержись, детка. Багиров тот еще урод, конечно. Привык брать все, чего ему захотелось. Но он не насильник. Я так думаю. Все же, я слишком много лет работал с ним . Были годы даже когда бок о бок. Ты только держись. У твоего старика есть еще козыри в рукаве и порох в пороховницах! Я слишком много знаю. У меня есть коды к его счетам. К тайной информации! Пусть Багиров не думает, что его закон силы во всем побеждает! Нет! Мне только нужно собрать все данные. Еще совсем немного времени. Если он откажется тебя вернуть, я ударю по нему так, что у сопляка искры из глаз повалят! Багировы теперь не так уже сильны, как прежде. Мало кто знает, но их власть и сила очень серьезно пошатнулись. Один удар может смести их с лица земли! Уничтожить!
– Отец…
Прикрываю глаза.
Теперь мои горящие от поцелуев губы болят совсем иначе. Как и душа.
– Держись, Саида! Я верю, ты сможешь. Я…
– Я стала его женой, папа. По-настоящему.
– Нет! Только не говори мне, что этот негодяй применил силу!
Отец ревет, как раненый зверь.
– Нет. Он не применил. Я… Сама… Сама согласилась. Отец…
Всхлипываю.
Между нами повисает молчание.
Тяжелое. Гнетущее. Слышно лишь рваное хриплое дыхание отца.
– Повтори. Саида.
Его голос становится ледяным.
– Я сама согласилась, отец. Правда. Давид никогда бы не применил ко мне силу. Он… Он совсем не такой!
– Понятно. Не такой, значит. Обесчестил и вторую дочь честно и благородно. По взаимному согласию под дулом пистолета!
– Он не принуждал. Он…
Черт! Как же это все тяжело!
– Значит, я был прав, – ревет отец.
Так и вижу, как его лицо наливается багровой краской.
– У вас что-то было раньше, да, дочь? Одновременно с тобой и с Тамилой! И это после всего, что он сделал с твоей семьей и сестрой! Ты…
– Отец!
Умоляюще выдыхаю. Сжимаю кулаки так, что ногти прорезают кожу на ладонях.
– Ты мне больше не дочь, Саида, – в его голосе не лед. Боль. Такая, что мне становится плохо. Просто плохо.
Меньше всего хочется причинять боль родным людям. Их боль сильнее своей собственной! Всегда!
– Не дочь. Ты еще сильнее меня разочаровала, чем Тамила. От тебя я не ожидал! Как же я мог, старый дурак, рискнуть чужими деньгами и думать, что не прогорю? Да я даже не видел, кого вырастил! И что творилось у меня под носом!
– Послушай. Я…
– Не стоит, Саида. Мать не тревожь. Я сам ей все передам. И… Не звони мне больше!
Он отключается.
А я все так и остаюсь сидеть.
Не мигая, смотрю перед собой и слушаю гудки в телефоне. Каждый из них будто удар в самое сердце.
– Это так трудно. Терять родных, правда?
Вздрагиваю, услышав совсем рядом певучий грудной голос.
Теперь понятно, откуда в голосе Давида этот сводящий с ума бархат. От матери. Его отец говорит жестко. Как будто расстреливает. Уверена, он такой всегда. Наверняка и с сыновьями, даже маленькими, только и делал, что отдавал команды.
– Особенно, когда они живы.
Аиша вздыхает. Усаживается за стол напротив. Улыбается
и как ни в чем ни бывало, накладывает себе на тарелку еду.Странно. Она не выглядит забитой своим мужем. Наоборот. Рядом со мной уверенная в себе ухоженная и цветущая женщина. Хотя после первого, пусть и такого мимолетного, знакомства, я ожидала совсем другого.
– Нет ничего крепче и важнее семьи. Родственных связей. Это наши корни. Те, которые навечно прорастают в самом сердце. Их не вырвать. Разве что только вместе с ним самим. С мясом. Истекая кровью. Но даже тогда. Эти раны не затянутся. Они будут мучить и болеть всегда. Не бойся меня, Саида. Я тебе не враг. Поешь. Ты не притронулась к еде. А силы нужны всем нам. Особенно теперь.
Киваю.
В любом случае, просто так встать и уйти, была бы крайне невежливо.
Наливаю себе чаю. Кладу в тарелку первое, что попадается под руку. Не разбирая.
– Ты не одна страдаешь. В нашей семье тоже все может рухнуть. Карим жесток. И строг. Он не простит Давиду. Это ведь больно. Больно и для родителя и для детей. Только вот ты еще не знаешь, девочка. Не понимаешь. Больнее станет потом. Намного. Стократно больнее. Все мы не вечны. И когда родители уйдут, эта боль станет невыносимой. Простишь ли себя ты сама? Простит ли себя Давид?
– Вы пытаетесь сейчас навязать мне чувство вины?
Вскидываюсь. С меня на сегодня хватит!
Понятно же было сразу. Не просто так отец Давида оставил здесь свою жену! То, что не удалось сделать силой, она постарается сделать иначе! Чисто по-женски!
– Я?
Аиша остается совершенно спокойна.
Даже в удивлении приподнимает бровь.
Качает головой, отпивая из своей чашки.
– Нет, Саида. Ничего я не пытаюсь тебе навязать, – в ее лице одна только грусть.
– Просто… Это тяжело. Есть раны, которые не заживают. И рубцы, которые не рассасываются. Остаются навечно. Я мать. И жена. И я больше жизни люблю своих сыновей. За каждого из них сама себе сердце готова вырвать. Выстелить им дорогу собственной кровью, лишь бы были счастливы. Когда-нибудь ты поймешь. Ведь ты женщина. И однажды станешь матерью.
Повисает долгое молчание.
Странно, но я не вижу никакой враждебности в этой женщине. Мне кажется, она говорит совершенно искренне.
– А мужа? Мужа своего вы любите?
Задаю, пусть и нескромный, но самый важный вопрос.
Самой интересно. Отец Давида, который так давит на сыновей. Он сам женился по любви, или…
– Да, – отвечает совершенно открыто.
Кажется, ее не смутил и не возмутил мой вопрос.
– Люблю , Саида. Но… Не так, как ты сейчас думаешь. Страсть…
Она медленно перебирает пальцами столовые приборы. Выводит незримые узоры на скатерти.
Явно углубившись в себя. А я почему-то жду продолжения, затаив дыхание.
– У Карима, как и у наших сыновей горячая кровь, девочка. Мой муж всегда. Всю жизнь был влюбчив. Да. Да, детка, – печально удивляется, видя мое недоумение.
– В нем кипели сумасшедшие. Просто безумные страсти. У него были женщины… Много женщин. Те, которые значили для него многое. И те, которые не значили ровным счетом ничего. И до нашей с ним свадьбы. И после. Несколько его романов длились годами. Он содержал этих женщин. Осыпал их золотом и подарками. Покупал им дома. Даже выводил в свет. Ты знаешь наш мир. И наши законы. Мужчина может взять вторую, третью жену. Привести ее в свой дом. Поселить на одной половине всех своих женщин. Любовницей, официальной фавориткой быть не зазорно А иногда даже и почетно. Это.... Это определенный статус. Который таким женщинам позволяет оставаться с высоко поднятой головой.