Крадущаяся Тьма

— Больше никаких снов, друг мой, — прошептал он по-ауренфэйски, и это было больше, чем просто доброе пожелание. Он почти слышал шепот безумного оракула в полумраке; за прошедшие недели и месяцы в этих словах словно прибавилось напора и значения «Береги Хранителя! Береги Воина и Копье!»

Копье Древко. Древко стрелы, которое Алек сжимал в руке в своем сне ночь за ночью — бесполезное, никому не опасное без своего разящего наконечника.

«Это может означать тысячу разных вещей», — говорил себе Серегил, сердито стараясь прогнать собственную уверенность: еще одна кость выпала в полной ужасного значения игре, понять которую он был пока не в силах.

К рассвету буря улеглась, тучи ушли в сторону моря. Устремленные ввысь белые стены, купола и башни Дома Орески сверкали на фоне безоблачного неба. Когда Алек и Серегил въехали в сады, на них повеяло запахом свежей травы и распускающихся цветов, словно обещанием весны по ту сторону стен, во внешнем мире.

У Нисандера и Теро оказались и другие гости к завтраку. Кентавры, Хверлу и Фийя. каким-то образом одолели лестницы и коридоры и протиснулись в двери, вовсе не рассчитанные на существ размером с тяжеловоза. Магиана тоже присутствовала; она устроилась на краешке стола рядом с Фийей, поставив ноги на высокий стул.

— Что за приятный сюрприз! — воскликнул Нисандер, пододвигая скамью к рабочему столу, на котором был накрыт завтрак. Угощение состояло из обычных блюд — масла, сыра, меда, вина — и огромной корзины с фруктами. Мясо, обычно подававшееся к завтраку, на этот раз отсутствовало — из уважения к чувствам кентавров. Многозначительно взглянув на Серегила из— под кустистых бровей, Нисандер добавил: — Надеюсь, вас привело сюда лишь желание увидеться с нами.

— Более или менее, — ответил тот, кладя себе на тарелку пресную лепешку и фрукты. — Алек слегка растерян, узнав, что ему предстоит прожить несколько лишних столетий. Вот я и подумал, что вы, чародеи, сможете дать ему парочку полезных советов, поскольку и сами были в свое время застигнуты такой перспективой врасплох.

— Значит, он наконец тебе все рассказал, — обратилась к Алеку Магиана.

— Давно пора. Хверлу удивленно фыркнул.

— Он до сих пор ничего не знал? — Он что-то сказал Фийе на своем свистящем языке, и та покачала головой. Повернувшись к Алеку, Хверлу проговорил:

— Мы увидели это в первый же день, как ты появился тут, но Серегил не велел ничего тебе говорить. Почему?

— Думаю, он хотел, чтобы я сначала привык к нему, — ответил Алек, бросая на друга лукавый взгляд.

— Ну, мне кажется, на такое потребовалось бы много времени, — заметил Теро.

— И все-таки, зная, как все повернулось, я думаю, что Серегил поступил мудро, — сказал Нисандер. — Теперь ведь не только чувство долга и страх удерживают тебя с нами, верно, Алек?

— Конечно. Но мысль о том, что через три или четыре столетия я все так же смогу сидеть здесь… — Он не отрывал взгляда от тарелки, покачивая головой. — Такого я себе представить не могу.

— Я иногда чувствую то же самое, — отозвался Теро. Серегил удивленно взглянул на молодого волшебника. За все время своего знакомства с ним он ни разу не слышал, чтобы Теро говорил о своих чувствах.

— Я начал догадываться, еще когда был мальчишкой, — продолжал тот. — Но все равно, когда волшебники подтвердили наличие у меня магической силы, это оказалось сильным потрясением. Только подумать, что ожидает нас в жизни: бесконечные годы учения, невероятные открытия…

«Он сегодня почти похож на человека», — подумал Серегил, глядя на соперника с новым интересом.

— Я не очень удачно выбрал момент, чтобы рассказать тебе. — обратился он к Алеку. — Тем вечером я был не в себе — после встречи с Адриэль и всего остального. Но Теро говорит верно, только одно и позволило мне сохранить рассудок, покинув Ауренен: долгая жизнь — подарок для того, кто не разучился удивляться и любопытен. А мне кажется, что в этих качествах недостатка ты не испытываешь. Нисандер засмеялся:

— Несомненно. Знаешь, Алек, после двух столетий, когда я открывал для себя все новые и новые чудеса, я так радуюсь сознанию, что, проживи я еще двести лет, я все еще буду наслаждаться новыми открытиями. Мы с Магианой были не такими затворниками, как многие маги, и поэтому, как и Серегил, пережили старение и смерть многих друзей. Я солгал бы, сказав, что не испытывал боли, но каждая такая дружба, какой бы короткой она ни была, — бесценный дар, и пожертвовать им я не согласился бы.

— Я могу показаться тебе бессердечной, — добавила Магиана, — но после того, как ты переживешь представителей одного-двух поколений, становится легче заглушить свою скорбь. Это не значит, что ты начинаешь меньше любить своих друзей, ты просто учишься уважать круговорот жизни. И все равно я благодарю Иллиора за то, что вы нашли друг друга.

— Я тоже, — ответил Алек с чувством, удивившим его самого; он даже слегка покраснел, смущенный своим порывом. — Я только жалею, что не смог поговорить с отцом обо всем этом… и о моей матери. Серегил построил хорошую теорию о том, что могло случиться с ними, но теперь я никогда не узнаю, как все было на самом деле.

— Может быть, и нет, — сказал Нисандер. — Но ты можешь почтить их память, относясь с уважением к жизни, которую они тебе дали.

— Раз уж мы заговорили о твоих родителях, Алек, расскажи Нисандеру о тех кошмарах, что преследуют тебя со времени гибели Ритела, — вмешался Серегил, воспользовавшись подходящим поворотом разговора.

— Вот как? — поднял брови Нисандер, вопросительно глядя на юношу.

— Можешь ты подробно пересказать свой сон? — спросила Магиана. — Сны иногда оказываются удивительным инструментом, а те, что приходят не один раз, обычно очень важны.

Серегил исподтишка посматривал на Нисандера, пока Алек излагал все детали кошмара; он слишком хорошо знал старого волшебника, чтобы не заметить проблеск острого интереса за внешним спокойным вниманием.

— И каждый раз все кончается именно так, и это самое страшное, — завершил рассказ Алек. Даже несмотря на яркое утреннее солнце, заливающее комнату, воспоминание о видении заставило его поежиться.

Магиана медленно покачала головой.

— Сцены насилия могут пробуждать другие болезненные воспоминания, я думаю. Хотя твой отец умер от длительной болезни, а не от руки убийцы, должно быть, в то время ты испытывал ужасную боль и страх.

Алек только кивнул, но Нисандер прочел страдание за его сдержанной манерой.

— Да. Ужасная смерть кузнеца в сочетании с неожиданным открытием своего настоящего происхождения могла породить в твоем мозгу такие образы, — заключил маг, хотя взгляд, брошенный им на Серегила, говорил иное: у Нисандера, очевидно, были и другие соображения. — На твоем месте я бы особенно не беспокоился, милый мальчик. Уверен, что со временем все пройдет.

— Надеюсь, — вздохнул Алек. — Дело дошло до того, что я с ужасом ложусь спать.