Крах 1941 – репрессии ни при чем! «Обезглавил» ли Сталин Красную Армию?

Таким образом (вновь используем формулировку приказа наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г.), «командование и штабы всех степеней плохо организовали и неумело руководили работой тыла» не только в финскую войну, но и до чистки РККА.

Управление войсками.Оно, указывалось в приказе наркома обороны № 120, «характеризовалось поспешностью, непродуманностью, отсутствием изучения и анализа обстановки, предвидения последующего развития событий и подготовки к ним. Часто имело место излишнее вмешательство старших начальников в работу младших. Старшие начальники, увлекаясь отдельными эпизодами, упускали управление частью или соединением в целом» ¹⁰⁴. Вне всякого сомнения, эти оценки относятся к командирам(тем более что работа штабов в приказе охарактеризована отдельно); известные нам документы Ставки главного командования, командования ЛВО и командования Северо-Западного фронта показывают, что они касались и командиров соединений, и командующих объединениями. Так, из директивы комвойсками ЛВО командармам-7, -8, -9 и -14 № 015/оп от 6 декабря 1939 г. видно, что, по крайней мере, в начале войны управление войсками «в армиях и соединениях» отличалось упомянутым в приказе № 120 «отсутствием изучения и анализа обстановки» (а значит, и «отсутствием предвидения последующего развития событий и подготовки к ним») – и обусловленной этим «непродуманностью» решений. К примеру, в одном из приказов по 8-й армии «ставились задачи соединениям, а положение некоторых соединений не было известно составляющим и подписывающим этот приказ»; «аналогичное положение» было тогда и в 19-м стрелковом корпусе 7-й армии… ¹⁰⁵Что же до «поспешности», то 12 декабря 1939 г. Ставке пришлось напомнить, что «при организации боя и особенно при атаке укрепленных позиций, при наступлении с форсированием речных преград и т. п.» командующие армиями должны «требовать и добиваться» «от всего командного состава» (т. е. в том числе и командиров соединений) «заблаговременного и четкого планирования предстоящего боя»! ¹⁰⁶Среди тех, кто практиковал «излишнее вмешательство старших начальников в работу младших», оказался и командарм-15 М.П. Ковалев – через голову командиров корпусов, дивизий и полков пытавшийся руководить действиями батальонов. (Впрочем, еще в начале февраля 1940-го в 7-й и 13-й армиях «старшие начальники» впадали и в другую крайность – «слабо руководили действиями своих подчиненных и часто совершенно не влияли на ход боя» ¹⁰⁷.) А командиры корпусов и дивизий еще в ходе февральского наступления на Карельском перешейке управляли «зачастую» не со своего командного пункта (который или вообще не создавался, или так плохо обеспечивался средствами связи, что назначения своего не выполнял), а с командных или наблюдательных пунктов (КП и НП) командиров своих частей, «кочуя» «с одного места на другое», т. е., «увлекаясь отдельными эпизодами, упускали управление соединением в целом». К тому же результату должно было приводить и отмечавшееся в начале войны неумение «всех общевойсковых командиров» (т. е. и командиров соединений) «полностью и правильно использовать в управлении войсками свои штабы», а также пещерный метод «управления» боем, практиковавшийся командиром одной из дивизий 14-й армии, идти «впереди боевого порядка» атакующих ¹⁰⁸ (еще в 1916-м это запретили даже командирам подразделений!)…

Из процитированных выше приказа наркома обороны № 120 и директивы Ставки Главного командования № 0418 от 12 декабря 1939 г. видно, что многие из просчетов, допускавшихся при управлении войсками командирами соединений (нежелание четко планировать бой, «полностью и правильно» использовать штаб, потеря управления соединением или частью в целом из-за нежелания управлять со своего КП), были характерны и для командиров частей. В 14-й армии командиры полков уподоблялись комдивам и в стремлении лично возглавлять атаку.

«Большинство среднего комсостава и часть старшего комсостава [т. е. большинство командиров взводов, рот и батальонов. – А.С.], – отмечал Н.Н. Воронов, – оказались на войне недоученными и без должного практического опыта» ¹⁰⁹ [т. е. и без опыта управления войсками]. Правда, значительная (если не большая) часть участвовавших в финской войне командиров этих звеньев была призвана из запаса. По оценке Воронова, комроты и комбаты из командиров запаса оказались откровенно «плохо подготовленными»; бывший командарм-13 В.Д. Грендаль охарактеризовал их выучку как «чрезвычайно слабую», а штаб 8-й армии в отчете этой последней – как «неудовлетворительную» и приводившую «зачастую» «почти к полному отсутствию управления» ¹¹⁰. Кадровые средние командиры, по оценке того же отчета, с командованием ротами и батальонами справлялись «неплохо», но командные навыки тех, кто был только что выпущен из училища, командир 75-й стрелковой дивизии 8-й армии комбриг С.И. Недвигин и бывший командир особого лыжного отряда 9-й армии полковник Х.-У.Д. Мамсуров раскритиковали на апрельском совещании в пух и прах. «[…] Требовательность такого командира, – отметил первый из них, – чрезвычайно низкая, уставные знания у него почти отсутствуют. Поэтому в процессе боя получилось, что наш средний командир – лейтенант, младший лейтенант быстро сливались со всей красноармейской массой и теряли лицо командира [т. е. подразделением управлять не умели и не управляли. – А.С.]». То же самое доложил и Мамсуров: «Я имел человек 10 лейтенантов из Тамбовского училища. Должен сказать, что эти люди не были командирами. Они даже бойцами не могли быть» ¹¹¹.

О том, что умение управлять подразделением не могло быть в целом хорошим и у кадровых средних командиров, свидетельствует и целый ряд нелицеприятных оценок, относившихся к комсоставу вообще. Так, на апрельском совещании при ЦК ВКП(б) командир 142-й стрелковой дивизии (входившей сначала в 7-ю, а затем в 13-ю армию) комбриг П.С. Пшенников указал на неумение командиров, особенно средних, управлять огнем и движением подразделений (о неумении обеспечить наступление пехоты огнем станковых пулеметов упомянул и приказ наркома обороны № 120), командир 86-й стрелковой дивизии 7-й армии комбриг Ю.В. Новосельский – опять-таки отнюдь не оговаривая, что имеет в виду только комсостав запаса! – на неумение подавать правильные команды («Командиры дают беспредметную команду «За мной вперед!», вместо того чтобы сказать: «Иванов, двигайтесь, ползите туда-то, сделайте то-то»), а военный комиссар Управления связи Красной Армии бригадный комиссар К.Х. Муравьев – на то, что командиры взводов, рот и батальонов «не обучены» использованию таких средств управления, как малые рации и световые сигналы, и игнорируют их. Н.Н. Воронов в своем апрельском докладе отметил слабую полевую выучку командира: «умение ориентироваться в лесу, водить части по азимуту, вести наступление через болото или лед, вести разведку, уметь составить в боевых условиях правдивое донесение и т. д.». Ему вторили и выступавшие на апрельском совещании комдив-123 Ф.Ф. Алабушев, указавший, что у комсостава «было довольно плохо» и с «ориентированием на местности» вообще, и комдив-142 П.С. Пшенников, заявивший, что среди комначсостава его дивизии (он употребил более привычный для ветеранов РККА термин «начальствующий состав») «оказалось только 17 % знающих компас, карту и умеющих ходить по азимуту»…) ¹¹².

Акт о приеме Наркомата обороны маршалом С.К. Тимошенко (отметивший «низкую подготовку среднего командного состава в «звене взвод – рота» ¹¹³) и приказ наркома № 120 (констатировавший, что «командиры не командовали своими подразделениями», «теряясь в общей массе бойцов» и что «командирских навыков», «как правило», не имели и командиры рот и взводов) также не оговаривали, что имеют в виду лишь комсостав запаса. (Об этом последнем – который «был подготовлен исключительно плохо и часто совершенно не мог выполнять свои обязанности» – в приказе № 120 говорилось особо ¹¹⁴.)

Младший комсостав, т. е. командиров отделений и помощников командиров взводов,все наши источники характеризуют одинаково. «Призванные из запаса», констатировал Н.Н. Воронов, «все забыли и в большинстве совсем потеряли облик младшего командира»; младший комсостав в целом управлять подразделением умел не лучше. «Редко можно услышать команды и приказания младшего командира в бою», – отмечал тот же Воронов; командиры отделений, подытоживал приказ наркома обороны № 120, «командирских навыков», «как правило», не имеют. Комдив-86 Ю.В. Новосельский отозвался еще резче: «[…] У нас нет отделенного командира, нет руководителя своего отделения». Фактически о том же заявил и бывший командарм-13 В.Д. Грендаль: «По существу, младшие командиры – это бывшие обычные рядовые бойцы»; что младший командир не является «хозяином своего подразделения», дал понять и комдив-75 С.И. Недвигин ¹¹⁵.

Степень умения управлять войсками, которую выказали участвовавшие в финской войне штабы, наиболее ярко охарактеризовал выступивший на апрельском совещании замнаркома обороны Г.И. Кулик: «У нас очень плохо работают штабы […] Начиная от штаба армии, штаба дивизии, штаба корпуса, штаба полка – работали плохо» ¹¹⁶. А наиболее полно – Н.Н. Воронов: «Большинство штабов вышло на войну недостаточно подготовленными из-за не совсем удачного подбора командиров штабов, их низкой военно-штабной подготовки. [Как можно заключить из приказа наркома обороны № 120, заключившего, что по «подбору и подготовке кадров» штабы «не соответствовали предъявляемым к ним требованиям», такой уровень подготовленности сохранялся до конца войны. – А.С.]. Штабная культура была на низком уровне. Трудно и мучительно штабами организовывалось управление боем, руководство работой тыла; составление боевых документов занимало массу времени, качество боевых документов было низким. […] Слабым местом в работе штабов был расчет времени, расчеты во времени часто не соответствовали жизни, в силу этого и выходили в свет невыполнимые для войск приказы» ¹¹⁷.

Приказ наркома обороны № 120 дополняет эти выводы указаниями на то, что штабы еще и плохо информировали вышестоящее командование о ходе боевых действий («документы запаздывали, составлялись небрежно, не отражали действительного положения на фронте», «иногда в донесениях и докладах имела место прямая ложь»), плохо организовывали создание, работу и перенос командных пунктов и плохо использовали средства связи, «особенно радио» ¹¹⁸. Н.Н. Воронов сделал акцент на неумении использовать другое средство – делегатов связи (указав, что «привыкшие держать связь по телефону, а иногда по радио штабы, при отказе их в работе, не находили средств и возможностей для связи с частями» ¹¹⁹), но документы главного, фронтового и армейского командования и выступления участников апрельского совещания этого не подтверждают, а подтверждают то, о чем говорилось в приказе № 120, что хуже всего дела обстояли с радиосвязью. Так, согласно отчету 8-й армии, в начале войны и армейский и дивизионные штабы использовали, кроме телефона, и службу делегатов связи, и «личное общение», но только не радио (18-я стрелковая дивизия даже «бросила радиостанцию на своей еще территории»); в 15-й армии штабы дивизий и корпусов поступали точно так же и в конце войны ¹²⁰. Судя по директиве комвойсками ЛВО № 015/оп от 6 декабря 1939 г., констатировавшей, что «войска до сих пор пользуются исключительно только проволочной связью» ¹²¹, в первые дни кампании это было общим явлением во всех армиях; мало что изменилось и к окончанию боев. «Надо сказать, что они просто игнорировались, – говорил на апрельском совещании о радиостанциях член Военного совета 13-й армии армейский комиссар 2-го ранга А.И. Запорожец, – а кое-где их бросали на дороге. […] Ими очень плохо пользовались, я сам видел много радиостанций, валявшихся на дороге». Именно из-за неиспользования радио (а не делегатов связи) и получалась чаще всего ситуация, охарактеризованная Запорожцем: «когда провода порвутся, больше другой связи почему-то нет» (характерно, что во время выступления Запорожца кто-то подчеркнул: «Радиостанции хорошо работали»). О том, что рацию «не любят потому, что рацией плохо овладели», говорил на совещании и командир 70-й стрелковой дивизии 7-й армии комдив М.П. Кирпонос ¹²².

Именно отказом от использования радиосвязи следует в первую очередь объяснить отмеченное источниками неумение штабов армий и корпусов организовать бесперебойную связь с войсками(и быть благодаря этому в курсе всех изменений обстановки). Судя по приказу комвойсками ЛВО командарму-7 № 016/оп от 8 декабря 1939 г., требовавшему «особенно внимание уделять организации связи внутри полков и дивизий» ¹²³, этот порок был характерен и для штабов дивизий и полков.

В остальном другие источники подтверждают и дополняют выводы Н.Н. Воронова и приказа № 120. Так, общая слабая выучка штабистовбыла такова, что в 8-й армии не только в штабах полков и дивизий «значительное количество должностей было занято совершенно неопытными в штабном деле командирами запаса», но и армейский штаб состоял из «случайно назначенных на должности командиров, не имеющих должного опыта и знания». В результате «в штабах всех степеней» (т. е. и в армейском) «отсутствовали практические навыки в штабной работе, что вело к замедлению темпов работы, вследствие медленной передачи приказов и донесений», а сами штабы не были сколочены ¹²⁴. Из доклада К.Е. Ворошилова об итогах войны видно, что так же обстояли дела и в других армейских штабах: «Штабы, сформированные в период войны, от самых высших до дивизионных включительно за малым исключением были слабо подготовлены и не могли квалифицированно и полно руководить вверенными им войсками […]» ¹²⁵. И действительно, 12 января 1940 г. Ставка Главного Военного совета констатировала, что в 7-й и 9-й армиях не организована служба не только корпусных и дивизионных, но и армейских штабов; на несколоченность штаба 9-й армии (в котором даже оперативный и разведывательный отделы работали в полной изоляции друг от друга!) указывают и другие документы; не сколочен (опять-таки подобно штабам своих корпусов и дивизий) был и штарм-15.

Низкая штабная культуратакже была характерна даже и для армейских штабов. Так, в штабе 15-й армии «оперативные документы составлялись плохо», оперативные и разведывательные сводки были «многословны, неконкретны, положение войск в них давалось зачастую не точное». А в 13-й армии, рассказывал на апрельском совещании член ее Военного совета А.И. Запорожец, «как напишет сводку штаб, то прямо читать ее смешно […] Вообще надо прямо сказать, что наши сводки – одно убожество» ¹²⁶.