Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)

– Когда же мы теперь еще увидимся, брат? – спросил Пересвет, не скрывая своего огорчения от столь короткой встречи с Ослябей. – Жалею я, что разлучились мы с тобой на столь долгий срок. Друзей у меня за это время не прибавилось, даже наоборот. Теперь вот и родня моя со мной в раздоре из-за негодяя Будивида. Гонит меня судьба, как мякину по ветру, брат. Нету у меня ни надежного пристанища, ни верной жены, ни цели в жизни. Подскажи, брат, что мне делать?

Ослябя помолчал, словно размышляя, стоит ли говорить такое Пересвету, потом произнес:

– Коль ты на перепутье, брат, значит, пришла пора менять что-то в твоей жизни, в душе твоей. Когда в гору идешь – лишь гору и видишь. Человек среди людей – не капля в реке. Он родник, в реке рассеянный. Токмо не все люди осознают это. Вот ты полагаешь, брат, что твой удел – это ратный труд. Ты достаточно потрудился на этом поприще, испытал боль, ярость, гнев, усталость, жару и холод. Физически ты окреп, но окреп ли ты душой? – Ослябя встал из-за стола. – Подумай над этим, брат.

Видя, что Ослябя собрался уходить, Пересвет тоже вскочил, чтобы проводить его до городских ворот, чтобы хоть еще немного побеседовать с ним. Пересвет видел, что Ослябя уже не тот, каким он был два года тому назад. Ослябя словно пропитался спокойствием и житейской мудростью, задай ему какой-нибудь каверзный вопрос о смысле жизни или о познании души, он и тогда не растеряется – даст ответ.

«Это общение с такими людьми, как Сергий Радонежский, переродило Ослябю, в корне изменило весь строй его мыслей, – размышлял Пересвет, расставшись с другом у Тверских ворот и возвращаясь на постоялый двор. – Я, как ладья, без руля и паруса мотаюсь по жизни, служа князьям и собственной гордыне. Чего я добиваюсь? К чему стремлюсь? Ослябя прав, ныне я на перепутье. Мне нужно выбрать, с кем быть и по какой дороге двигаться. Ведь сказано в Священном Писании: жизнь коротка, а наш путь бесконечен».

* * *

На другое утро Пересвет верхом на коне примчался к Андроникову монастырю. Привратник впустил его в обитель, узнав, что он земляк и друг послушника Осляби.

Ослябя вышел из своей кельи на монастырский двор, кутаясь в черный плащ на пронизывающем ноябрьском ветру.

– Что-то ты раненько поднялся, друже, – обратился он к Пересвету после обмена приветствиями. – Договорились же встретиться у Тверских ворот за два часа до полудня.

– Я всю ночь не спал и думал над твоими словами, брат, – волнуясь, заговорил Пересвет. – Я принял решение пойти в монахи, как и ты. Возьми меня с собой в обитель Сергия Радонежского.

Ослябя улыбнулся и обнял Пересвета.

– Идем, друже, – сказал он, – потрапезничаешь с нами, чернецами. Твой выбор я одобряю. Токмо в будущем помни, брат, что это был твой выбор.

В монастырской трапезной два десятка монахов и послушников с безмолвной невозмутимостью встретили появление Пересвета, облаченного в воинский наряд, с мечом у пояса. Сидящие за длинным столом чернецы потеснились, уступив место на скамье Ослябе и Пересвету. Им подали глиняные тарелки с просяной кашей без масла и по куску ржаного хлеба.

Окон в трапезной не было. Пламя свечей, стоящих в ряд на столе, озаряло большое помещение с дощатым полом и дубовыми перекрытиями желтым колеблющимся светом. На бревенчатых стенах, гладко отесанных топором, двигались темные тени от сидящих за столом людей.

Приглядываясь к чернецам, Пересвет увидел среди них и мужчин средних лет, и стариков, и юных отроков. Длинные волосы и грубые черные одежды придавали этому молчаливому собранию несколько мрачный вид.

Пересвет не столько ел, сколько давился этой непривычной для него пищей.

– Привыкай, брат, – шепнул ему Ослябя. – В обители у Сергия Радонежского стол не богаче этого.

После завтрака Ослябя привел Пересвета в свою келью, где он гостевал, и показал ему две объемные книги в кожаном переплете с медными застежками. Одна из книг была «Напрестольное Евангелие», другая – «Жития Святых».

– Может, когда-нибудь в эту книгу впишут и жизнеописание Сергия Радонежского, – заметил Пересвет, постучав пальцем по кожаной обложке книги.

– Думаю, что потомки оценят подвижнический подвиг игумена Сергия, – сказал Ослябя, – ибо мечом земли покоряют, а словом – сердца.

Ослябя вывел лошадь из монастырской конюшни, навьючив на нее свои мешки с поклажей.

– Это хорошо, что ты верхом на коне к отцу Сергию приедешь, – проговорил он Пересвету, – а то в нашей лесной обители большая нехватка в лошадях. До Москвы и Переяславля-Залесского путь не близкий, пешком не набегаешься.

Монах-привратник, сидя на скамейке у ворот, вел беседу со странствующим иноком Феогностом, который на зиму обычно поселялся в стенах какого-нибудь монастыря. Феогност слыл человеком вещим и прозорливым, поэтому привратник, задавая ему вопросы, ловил каждое его слово.

Увидев Ослябю и Пересвета, направляющихся к распахнутым воротам и ведущих коней в поводу, привратник обратился к Феогносту, кутаясь в ветхую шубейку:

– Скажи мне, друже, что гонит людей в дорогу? Не всегда ведь люди отправляются в путь, выполняя чье-то повеление или спасаясь от опасности.

Беззубый морщинистый Феогност, с седыми космами, свисающими из-под черного капюшона, кашлянул и ответил:

– Человека гонит в дорогу мечта или беда. Или леший его знает что – ноги должны ходить, а глаза видеть.

– А что ты можешь поведать, мудрец, про этих двух молодцев? – кивнул привратник на Ослябю и Пересвета. – Какова их ожидает судьба?

Феогност с прищуром оглядел двух друзей, поглаживая свою куцую бородку, потом изрек:

– Погибнут они оба в битве, но добудут себе вечную славу. Многих наших князей и бояр после их смерти потомки забудут, а этих двоих молодцев на Руси не забудут никогда!

Проходя в створ ворот мимо привратника и старика Феогноста, Ослябя и Пересвет услышали их разговор.

– Слыхал, брат, что нас в будущем ожидает? – усмехнулся Пересвет, взглянув на Ослябю. – Выходит, что от судьбы не уйдешь!

– Нашел, кому верить! – отозвался Ослябя. – Этот Феогност языком чешет, как метлой метет. Таких пророков на Руси по дюжине в каждом княжестве.

Часть III

Глава первая Сергий Радонежский

– Такой лепший молодец и подался в монахи. Зачем? – В темно-синих девичьих глазах светилось искреннее недоумение. – Я полагала, что в монастырь идут люди старые и увечные, либо те, на ком кровь невинных.