Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Крах Украины. Демонтаж недо-государства
Шрифт:

Не вызывает сомнений, что данное, катастрофическое состояние восприятия Украины на международной арене и отношения к ней, вызвано, в первую очередь, неадекватным внешнеполитическим курсом, избранным руководством страны, во главе с Президентом, который частично по закону, а в большей степени фактически, определяет внешнюю политику страны.

Внешняя политика Януковича вылилась в попытку вернуться к реализации теории многовекторности эпохи Кучмы. Ничего плохого собственно в многовекторной внешней политике нет. Даже наоборот, попытка балансировать между интересами сверхдержав является наиболее внятной стратегией для государств второго и третьего порядков, позволяя им претендовать хоть и на ограниченную, но субъектность в мировой политике. Следует, однако, учитывать, что политика — есть искусство возможного и реализация определенных политических схем возможна лишь в определенные моменты времени (пока открыто соответствующее окно возможностей).

Для Украины окно возможностей, позволяющей

проводить многовекторную внешнюю политику закрылось в 1999–2000 гг. в начале второй президентской каденции Леонида Кучмы. Связано это было с началом государственного ренессанса в постъельцинской России, с одной стороны, и уже ясно обозначившимся надрывом США, с другой стороны. Попытка установления мировой гегемонии Вашингтона, опирающейся на военную мощь и «дипломатию доллара» к этому моменту уже провалилась, но США еще не желали признать поражение, они все еще были объективно сильнейшей военной державой, превосходящей по мощи вооруженных сил весь остальной мир вместе взятый. США все еще пытались последним сверхусилием выиграть «холодный мир» так же, как они выиграли «холодную войну».

В этих условиях столкновение интересов России и США в третьих странах стало неизбежным. Особый интерес, с точки зрения интересов Вашингтона, представляла постсоветская периферия («ближнее зарубежье» по российской терминологии). До начала 2000-х «ближнее зарубежье» по умолчанию признавалось сферой не исключительного, но преимущественного российского влияния, обеспечивая ослабевшей Москве буфер, отделяющий ее от расширившегося, вопреки обещаниям, НАТО. Однако в начале 2000-х Россия постепенно начала активизироваться, превращая свое формальное влияние в «ближнем зарубежье», во все более отчетливое доминирование. Отсюда, вытеснение России из СНГ должно было унизить Москву, показать ее неспособность противостоять интересам США даже на своих собственных границах, а также окружить Россию «санитарным кордоном» новых американских союзников (а на деле сателлитов) из бывших союзных республик, с явно недружественными русофобскими режимами. Подобные режимы должны были навсегда перевести Россию в разряд третьестепенных региональных держав, связав ей руки бессмысленной борьбой с противоестественной русофобией соседей, направив на эту борьбу ее ресурсы, вычеркнув, таким образом, Россию из глобальной игры.

Период американского наступления на Россию на постсоветском пространстве начинается и заканчивается в Грузии. Бархатный проамериканский переворот 2003 года, названный «революцией роз» дал старт цепи «цветных революций» в СНГ, реализованных по одному сценарию, на американские деньги и под американским руководством. Закончился этот период пятидневной августовской войной 2008 года (или «Войной 08.08.08»), в ходе которой проамериканский грузинский режим потерпел унизительное поражение, а грузинская армия перестала существовать. На самом деле это унизительное поражение потерпел не только и даже не столько Тбилиси, сколько Вашингтон, который не сумел ни защитить своего союзника, ни обеспечить ему способность самостоятельно противостоять России на Кавказе. При этом надо понимать, что вооруженные силы, задействованные в конфликте Москвой и Тбилиси, были сопоставимыми. Россия, безусловно, имела превосходство, но оно не было абсолютным и подавляющим, таким, которое могло бы объяснить исчезновение с поля боя грузинской армии в считаные часы.

Отказ России от введения войск в Тбилиси и свержения Саакашвили стал еще одной пощечиной Вашингтону. Весь мир видел, что Москва могла это сделать, но не захотела. Причем этому есть совершенно практическое объяснение — установление в это время пророссийского режима в Тбилиси было невозможно. В стране не было соответствующих организованных политических сил. А власть, держащаяся на российских штыках, потребовала бы неоправданно большого расхода ресурсов (военных, экономических, финансовых, дипломатических, политических). При этом все равно радикальным русофобам была бы обеспечена общественная (внутри страны) и международная поддержка, как «законной власти оккупированной страны».

А так Саакашвили, которого разгромили, но не стали добивать, до конца своей каденции оказался связанным конфликтом с внутренней оппозицией и перестал быть серьезным фактором политической игры в Закавказье. В то же время часть грузинской оппозиции, учитывая проамериканизм Саакашвили, вынуждена была хотя бы частично (из необходимости предоставить на суд общества хоть какую-то альтернативу самоубийственному курсу президента) сориентироваться не столько на Россию, сколько на необходимость улучшить с ней отношения, перейти от дикой русофобии к взвешенному прагматизму.

В результате, политика США на постсоветском пространстве провалилась. Попытки сдать Саакашвили, заменив его якобы новым, но не менее проамериканским Иванишвили, ни к чему не ведут, поскольку все постсоветские элиты видели — в прямом военном противостоянии с Россией США вынуждены были сдать своего самого преданного клиента. Этот факт не могут не учитывать при планировании дальнейшей политической игры ни в одной из постсоветских столиц. Россия отстояла свое право на постсоветское пространство, как сферу своего влияния.

Однако из

событий 2003–2008 годов, в Москве сделали свой вывод. И вывод этот, в первую очередь, гласил, что так называемая многовекторность постсоветских режимов не может гарантировать России необходимый уровень их лояльности. Даже совместные экономические проекты, даже преференции за счет российского бюджета, даже полная зависимость от российского рынка, не удерживают русофобские, так называемые евроатлантические, силы от проведения антироссийской политики, в тех случаях, когда им удается прийти к власти. А их приход к власти становится неизбежен в тот момент, когда Брюссель и Вашингтон оказываются в состоянии сконцентрировать достаточное количество ресурсов для нового наступления на постсоветском пространстве. Альтернативой добровольной сдачи власти постсоветским «оранжевым» является только гражданская война, поскольку «оранжевые» к кровопролитию готовы, и остановить их может только превосходящая сила, готовая не задумываясь лить их кровь.

Таким образом, нарушение Вашингтоном баланса многовекторности на постсоветском пространстве в первой половине 2000-х привело к тому, что после вытеснения отсюда США, многовекторность перестала устраивать и Россию. Режимы, изъявившие готовность стать американскими клиентами, теперь не могут рассчитывать на равноправные взаимоотношения с Москвой и должны выбирать между согласием на мягкий (пока) протекторат России и неизбежным быстрым экономическим крахом, столь же неизбежно ведущим и к краху политическому. Практически все постсоветские режимы (в том числе и успевшие вступить в НАТО и ЕС), не согласные отчетливо признать российское лидерство, находятся в той или иной степени системного кризиса, который не может кончиться иначе, чем более или менее быстрый крах государственности. Гарантии территориальной целостности и условной государственной независимости на территории СНГ сегодня исходят только из России. Это уже, кстати, начали понимать и в окрестностях бывшего СССР. В частности, в Финляндии недавно депутат финского парламента от партии «Истинных финнов» Юхо Эерола предлагал создать между Финляндией и Россией стратегический военный союз, как гарантию финской независимости. Русофильские тенденции начинают нарастать в обществах бывших прибалтийских республик СССР. В общем, на постсоветском пространстве русофильство — восходящий тренд (хоть пока и недостаточно устойчивый, но в целом на сегодня безальтернативный, поскольку евроатлантический тренд теперь нисходящий, а иных на сегодня нет).

Таким образом, трехлетние попытки правительства Януковича реанимировать политику многовекторности, эпохи Кучмы, позволявшую Украине получать преференции и на Западе, и на Востоке, не беря на себя никаких обязательств, предпринимались в условиях отказа всех главных партнеров Украины на мировой арене данную политику воспринимать. Как было отмечено выше, США сочли украинскую многовекторность невыгодной для себя уже в начале 2000-х. Отсюда и «дело Гонгадзе», и «пленки Мельниченко», и акция «Украина без Кучмы», и перевороты 2004 и 2007 годов, обеспечившие пятилетку проамериканского русофобского правления Ющенко. В свою очередь, после того, как США, вынужденные концентрировать остатки своих ресурсов в более важных для них точках глобального противостояния (в АТР, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке) эвакуировали свои проекты в СНГ, а Евросоюз оказался не в состоянии проводить здесь активную политику (главное — финансировать потенциальных клиентов), усилившаяся Россия также сочла для себя возвращение к столь легко нарушаемому status quo многовекторности абсолютно неприемлемым. Государственные интересы Москвы могли быть защищены только в результате гарантированного доминирования, то есть признания постсоветскими режимами России, в качестве старшего партнера. На этих условиях Москва была согласна временно стабилизировать существующие элиты (с одновременным началом их медленной эволюционной замены), гарантировать сохранность приобретенных капиталов (с возможным выкупом стратегических активов по рыночной цене, как в случае с Абрамовичем), а также обеспечить внешнеполитический и военный зонтик. Взамен Россия требовала полной политической лояльности, выражавшейся в безусловном вступлении во все интеграционные объединения, созданные или планируемые к созданию в будущем Москвой, а также добровольной передачи права на принятие стратегических решений в рамках этих объединений коллективным органам, по факту контролируемым Москвой.

В России значительно лучше, чем в странах ближнего зарубежья понимали, что постсоветским режимам приходится выбирать между признанием своего замаскированного вассалитета в отношении Москвы и быстрым и полным крахом. И российское руководство не собиралось и не собирается идти в данном вопросе на уступки.

На сегодня ни Запад, ни Россия не согласны играть с Украиной в многовекторность. Запад на основании былого могущества, а Россия на основании своего постоянно растущего влияния требуют однозначно определиться. Отказ украинского руководства от выполнения данного требования ведет к его изоляции, как со стороны России, так и со стороны Запада. В конечном итоге, Москва, Брюссель и Вашингтон, потеряв надежду на то, что действующего украинского президента удастся убедить сделать выбор, заняли позицию ожидания смены власти.

Поделиться с друзьями: