Крапленая
Шрифт:
– Дела? Как сажа бела.Выжимает нас босс по-черному. Меня так вообще за раба безответного держит. Сил уже никаких нету. Так иной раз хочется послать все к чертям собачьим. Да деться некуда.
– А твоя идея свое дело открыть?
– Бесперспективно. Ты же не хуже меня знаешь, сколько на это баксов вложить надо.
– Знаю. Именно столько я тебе и отправила.
– Что!?! – взревел он, не веря собственным ушам. – Шутишь?!.
– Ей Богу правда, - засмеялась она. – Знакомый один эмигрант в Москву летел, вот с ним и отправила. Так что прямо завтра, после работы в почтовый ящик и загляни. Может там уже.
–
– Миш, ты меня удивляешь. Или мы не друзья?
– Друзья-то друзья. Но...
– Всё! Наговорились. Я тебе еще позвоню. Бывай. – Катя дала отбой.
На следующее утро она приготовила себе яичницу с поджаренными на сливочном масле ломтиками черного хлеба и колбасы – любимый воскресный завтрак матери, всегда напоминавший ей детство – поставила перед собой большую чашку растворимого кофе со сливками и сахаром, включила телевизор и собралась было приступить к трапезе. Но к горлу уже не в первый раз подкатила тошнота, вызвав отвращение к пище. Она отодвинула от себя тарелку, так ни к чему и не притронувшись. «Что это со мной? – недоумевала Катя. – Даже запах жаренной колбасы переносить не могу.»
Она выбросила в мусорное ведро несъеденный завтрак и, одевшись, отправилась в банк.Там Катя сняла деньги со своего счета, аккуратно уложила пачки стодолларовых купюр в большой, плоский пакет, заклеила его, надписала и через всю Москву поехала к Мише. Выждав, чтобы в подъезде никого не было, она с трудом протиснула пухлый пакет в щель его почтового ящика и, удовлетворенно улыбнувшись, ушла.
Все последующие дни Катю не только тошнило, но и рвало. Она совсем ничего не могла есть. «Неужели дают о себе знать проделанные операции?» – с тревогой думала она. Сначала все заслоняла эйфория от ее чудесного перевоплощения. Потом частые переезды, погоня за реваншами, трагедия с мамой, покупка и благоустройство квартиры. В результате она совсем забыла о своей физиологии. И теперь, начав подсчитывать, обнаружила, что после выписки из клиники у нее ни разу не было месячных.
«Господи! – всплеснула руками Катя. – Да я ж элементарно беременна! Вот только этого мне сейчас и не доставало.»
Она в растерянности опустилась на диван, мрачно прикидывая, кто мог бы стать этому непрошенному ребенку счастливым отцом – смазливый французик Жан или заносчивый Павлуша. Катя погладила себя по животу:
«Нет, малыш, - проговорила она почти ласково. – Твоя несостоявшаяся мама сама не знает, что ждет ее завтра – нож в спину, пуля в висок или пожизненная тюрьма. Прости, но мне сейчас уж очень не до тебя.»
Впрочем, несмотря на ее тридцать пять прожитых лет, у нее совсем не было опыта в таких делах. Не исключено, что никакой беременности нет и она ошибается. Дай-то Бог. Катя без труда отыскала на интернете объявление частного гинеколога, практикующего в ее районе, позвонила по указанному там телефону и записалась на прием.
Пожилой, внушавший доверие доктор осмотрев ее, с улыбкой сказал:
– Поздравляю. Вы готовитесь стать мамой, милое дитя.
– Как давно я беременна?
– Вы носите в своем чреве девятинедельный плод.
– Больше двух месяцев! Какая же я кретинка!
– Достижения современной медицины позволяют определить пол ребенка задолго до его рождения. Так что, если вы желаете, моя хорошая...
– Нет. Не желаю! – не глядя на него, отрезала
Катя. – Доктор. Я пришла к вам не на консультацию и не для душеспасительных бесед.– Понимаю, - спокойнее, чем она ожидала, и даже, как ей показалось, буднично отозвался врач. – Вы хотите избавиться от беременности.
– Вы правильно понимаете.
– Хорошо. Возьмите направление на аборт в приемной, у регистратора, и приходите сюда в день и час, которые вам назначат.
– Но я уже здесь.
– Нет, милая. На сегодня вы были записаны только на первичное обследование. У меня в приемной ждут...
– Доктор! Я завтра улетаю заграницу. На гастроли. Вы должны меня избавить от беременности сегодня. Скажите, сколько обычно стоят ваши услуги, и я заплачу вам втройне.
Он с сомнением посмотрел на нее.
– Эко, какая вы прыткая. Ладно. Ложитесь. – Он приоткрыл дверь во внутренние помещения и позвал: - Надюша! Иди сюда.
Появилась молоденькая медсестра в белоснежном халате.
– Внеочередной аборт, - коротко сказал доктор. – Подключайся.
Все кончилось гораздо быстрее, чем она думала. Катя не успела даже толком испугаться.
– У меня хорошие обезболивающие, - похвастался доктор. – Я получаю их прямиком из Штатов. – Но я вам, барышня, должен сказать нечто мало для вас приятное.
Катя села на гинекологическом кресле, скрестив выпачканные кровью ноги.
– Это не первый ваш аборт?
– Первый.
– Насколько я понимаю в гинекологии, вы не рожавшая.
Катя кивнула.
– Тогда, значит, я ничего не понимаю в гинекологии. Что-то с вами не так. Вы пожелали сохранить инкогнито, и я не имею ваших анкетных данных. С виду вам года 22-23, а матка ваша выглядит так, будто вы уже зрелая женщина, но не имевшая интимных отношений с мужчинами. Странно, очень странно. Случай, я бы сказал, атипичный. Впрочем...
– он окинул опытным взглядом ее обнаженные ноги, - сдается мне, не так давно вы прибегали к омоложению. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Но, прежде чем ответить, имейте ввиду, что все это важно в первую очередь для вас. И во вторую тоже.
Помедлив, Катя нехотя призналась:
– Ваше чутье вас не подвело.
– Так сколько нам на самом деле?
– Тридцать пять.
Врач удовлетворенно кивнул:
– Вот теперь все встало на свои места. Еще один, последний вопрос. Виновник этого, - он небрежно махнул кюреткой в сторону лотка с остатками плода, - был вашим первым мужчиной?
– Ну знаете! – возмутилась Катя.
– Повторяю: этот малоприятный разговор нужен исключительно вам. Вы покинете сейчас мой офис, и я о вас забуду. Но лично вам ваше будущее вряд ли может быть безразлично.
– Да. Первый.
Он снова кивнул, выстраивая в уме гипотезу.
– Ваша матка слишком долго ждала шанса выполнить свое предназна-чение. Боюсь, на повторный подвиг она уже вряд ли будет способна.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что забеременеть вторично вы уже не сможете. Наверное, мне следовало предупредить вас об этом до экзекуции, но я слишком поздно сам во всем разобрался.
Ничего не ответив ему, Катя молча оделась, расплатилась и вышла. Нельзя сказать, что она была сильно огорчена. Меньше всего сейчас ее волновала проблема детей. И все же на душу легла непрошенная тяжесть. Хорошо хоть тошноты, наконец, оставили ее в покое.