Красная линия (фанфик Сумерки)
Шрифт:
«Кэтрин?» – улыбнулся я, «Я пропустил автобус, заберешь меня из школы?»
Я постоянно делал это. Она была в ярости, читала мне нотации, говорила, чтобы я был ответственен и не болтался с друзьями в школе после занятий, а тащил свою задницу к автобусу вовремя. Но я всё равно звонил ей бесконечно с этой просьбой… и она всегда приезжала за мной.
Она ахнула… не в силах сказать что-либо… и заплакала.
«Кэтрин, пожалуйста… не плачь…» – теперь и в моих глазах стояли слезы. Я не признавал или не осознавал насколько сильно я на самом деле скучал по ней.
«Мой
Это было моё прозвище, она всегда так называла меня. Я не чувствовал себя красивым годами, и неожиданно я почувствовал стыд и вину за всё то, что я делал в последние годы, используя свою ‘красоту’, чтобы заработать на жизнь. Но в этот момент я не мог ненавидеть себя или чувствовать вину за это. Я чувствовал вину за то, что жил годы без неё, не говорил с ней и даже не писал… за то, что она пропала из моей жизни.
Мы долго разговаривали, и она отчитала меня за то, что я ушел той ночью, не поговорив сначала с ней. С этим её пылкая натура вернулась, и она снова была сильной и энергичной матерью, которую я всегда любил.
Я рассказал ей всё о нашем браке с Таней, и бесконечно говорил о Кэти. Мы говорили так, будто никогда и не расставались, оплакивая горе в жизнях друг друга… и смеясь над хорошими воспоминаниями.
Потом я рассказал ей о Белле Свон. Белла улыбалась мне и краснела, когда я осыпал её комплиментами и рассказывал Кэтрин, насколько она важна для меня. Я сказал, что Белла вернула меня обратно к жизни… и что я снова нашел любовь, хотя никогда не думал, что это случится со мной еще раз.
Я ничего не сказал ей о моей жизни в Огне, или о моем рабстве, или о Виктории. Это разбило бы ей сердце, а я не мог снова допустить это.
Я продолжал извиняться перед ней, а она только извинялась в ответ. Она сказала, что осталась с Карлайлом и Эсме только потому что знала, что я позвоню или приеду однажды. И она никогда не связывалась со мной из-за Карлайла.
Карлайл сказал ей, что я ненавижу их всех и не хочу видеть никого из них, даже “прислугу”, по его словам, я сказал это. Как будто я бы когда-нибудь назвал её или Джозефа прислугой. Теперь мне хочется пойти в Вальдорф и надрать задницу Карлайлу.
Я сказал ей, что никогда бы не назвал её так, сказал, что она моя мама… и что я не говорю этого часто, но я люблю её. Я всегда любил её.
Мы снова заплакали, когда она сказала, что тоже меня любит. Было здорово снова слышать это, но я всегда знал, что она любит меня. Каждое её слово и жест всегда сочились любовью, даже когда она злилась.
Она ругала себя, говорила, что знала, что это чушь собачья, «Я вырастила тебя хорошим мальчиком», – она шмыгнула носом, «Я знаю, какой ты добрый. Мне жаль, что я позволила себе поверить в подобное».
Мы говорили часами, но мне было так блядски хорошо, что я не мог попрощаться с ней. Я испугался, что она может попасть в неприятности, но потом вспомнил, что Карлайл и Эсме были в Нью-Йорке, а она дома, никто не поймает её. Хозяев нет дома, поэтому ей нужно только приготовить ужин для себя и Джозефа, если только там не работает еще кто-то.
Белла
лежала рядом со мной, закрыв глаза, она улыбалась, наслаждаясь моим счастьем после визита моих родителей и тем, что её предложение еще больше заживило моё сердце.Кэтрин пыталась найти Джозефа, чтобы я смог поговорить и м ним, но его нигде не было, наверно он был чем-то занят. Она попросила дать ей мой номер, чтобы она могла позвонить мне. Я сказал ей, что хочу вернуть их в свою жизнь. Сказал, что хочу говорить с ними хотя бы три-четыре раза в неделю, если они не устанут от меня.
«Прекрати нести чушь» – сказала она со своим дерзким акцентом, «Ты мой сын, так что лучше постоянно звони мне, или поплатишься, малыш!!»
«Знаю, прости, я забыл с кем разговариваю», – я усмехнулся, все следы слёз исчезли.
Казалось, разговор подходит к концу… и я ненавидел это. Но было такое ощущение, что теперь у меня появилась новая кожа – словно воин в видео-игре, который выпивает зелье и получает новые жизни и здоровье, когда он уже был готов упасть замертво секунду назад. Белла права – любовь – это ёбаное лекарство, спасающий жизнь разряд в сердце. Я благодарен за то, что я вовремя нашел врача, и она смогла спасти меня.
Я на самом деле чувствовал себя спасенным. Это было здорово. Я знаю, мне еще много чего нужно сделать, чтобы освободиться от Виктории, но я как-то перестал бояться этого. Я уже свободен.
«Я люблю тебя, мам», – сказал я с огромной улыбкой.
С тихим всхлипом она ответила, «Я люблю тебя, Эдвард, мой маленький мальчик».
Я усмехнулся на это. Во многом я всё еще был её маленьким мальчиком иногда. И гордился этим.
«Я позвоню завтра, ладно?» – спросил я, «Попроси Джозефа быть рядом. Потом меня не будет в городе около недели. Так что я позвоню тебе, когда приеду».
Я ненавидел лгать ей, но не хотел говорить ей о моей неделе рабства у Виктории и о том, что я возможно буду рисковать своей жизнью. Она бы никогда не позволила мне сделать этого, не важно, как бы это помогло мне. Кэтрин упрямая, прямо как Белла.
«Ладно, любовь моя», – сказала она, теперь её голос совсем не был похож на тот, что я услышал, когда она взяла трубку. Она звучала счастливой, беззаботной… снова живой.
Улыбаясь, я начал гладить Беллу по щеке, наблюдая, как уголки её губ приподнимаются выше.
«До скорого, мам», – сказал я чуть громче, чем шепотом. Я больше никогда не хотел прощаться с ней, даже если это просто телефонный звонок.
«Ладно, дорогуша», – ответила она, «Будь осторожен».
Она постоянно говорила это… я почти забыл.
В моем горле появился комок, и я выдавил, «Хорошо. Ты тоже. Я позвоню завтра».
Она удовлетворенно вздохнула и повесила трубку. Я закрыл телефон, и Белла открыла глаза, словно завеса поднялась, открывая маленькие окна в Рай.
«Привет, красавица», – я улыбнулся ей, закручивая на пальце локон её шелковых волос, которые казались черными на фоне бледно-голубой подушки.
«Я же говорила тебе», – сказала она, словно ребенок, который всё знает, «Мама всегда любит сына. Всегда».