Красная луна
Шрифт:
Назавтра пустующая школа оказалась в их распоряжении. Деньги за аренду Хайдер перевел милой даме сразу за весь год.
Если мне надо — и пойду, и постреляю, — зло кинул Баскаков, дымя, как Сивка-бурка, выпуская дым из ноздрей. — Мы все прекрасно знаем, Фюрер, какие деньги стоят за этой войной.
И чьи деньги, самое главное, — уточнил Хайдер. Обернулся к Александру. — Ну что, Деготь? Наш Рим продолжается? Сколько сегодня завербовано нашими верными легионерами?
Без счета, Ингвар. Без счета! — Деготь радостно блеснул кругляшами черных очков, ткнул пальцем в переносицу. — Даже боюсь тебе всех перечислять… ряды растут! В Ульяновске очень много скинхедов… в Тольятти… там, в Тольятти, они беспощадно бьют рэпперов…
Ну, это молодежные разборки, — Хайдер поморщился, поглядел в черное ночное
Прогнозы великолепные, — Саша осклабился. На пухлых щеках вспрыгнули ямочки, как у девушки. — Все делаем без истерики. Молодые наши ребята, тем, кому по двадцать и больше, ну, так скажем, от двадцати до тридцати, берут руководство в свои руки. Приветствуют любое проявление жестокости, но не необузданное и стихийное, а целенаправленное. Народ, в общей своей массе, должен понять: есть сила. Есть сила, которая, если она выступит организованно, в одночасье может перевернуть всю создавшуюся на сегодняшний день здесь и сейчас картину мира. И те, кто не является арийцами, призадумаются.
Они просто убегут из страны! — истерически крикнул Баскаков сквозь густой табачный фимиам, и длинный шрам у него вдоль щеки дернулся.
Если бы! Это было бы слишком простое решение вопроса. Если бы они после двух-трех мощных выступлений скинов на вокзалах, на рынках, в метро, в кинотеатрах, в местах скопления людей что-нибудь, наконец, поняли — и стали бы собирать чемоданы, я бы, знаете, ребята, возблагодарил Господа. И борьба тогда была бы уже не нужна. Наша борьба, которую мы ведем. Они именно не убегут! И я не имею в виду люмпенов. Ну, всех простых черножопых и торговых чурок. Я имею в виду высокопоставленных черных. Тех черных, которые держат руль. Которые — у власти. Они плевать хотели на нашу силу, ибо они тоже обладают силой. И в столкновении этих двух сил и заключен секрет нашей нынешней войны. Так-то, Баскаков.
В окна класса биологии черными, широко распахнутыми глазами глядела зимняя ночь. Человек с содранной кожей, перенесенный на огромный плакат из анатомического атласа, глядел на троих, сидевших вокруг стола, красным страшным кричащим лицом.
Ну хорошо. — Баскаков кинул окурок на пол, раздавил сапогом. — И как ты думаешь, как имя той силы, которой обладают они?
Ты знаешь.
Что ты мне, как Христос: ты сказал!
Деньги, конечно. Деньги, Баскаков. Большие деньги. Огромные деньги. У нас с тобой таких денег пока нет.
Черным платком упало тяжелое, длинное молчание. Молчали все трое. Деготь то и дело указательным пальцем поправлял очки, сползавшие с потного носа. Трое думали. Три головы — не одна. Все великие дела всегда делала небольшая горстка людей, весело подумал Хайдер. Ингвар Хайдер — Игорь Хатов. Он нарочно переделал имя на скандинавский, на кельтский, на германский лад, чтобы не только чувствовать себя тевтонцем и воином, но чтобы передать подчиненным ту силу, которой обладал сам. Деньги? Чепуха. Деньги приходят, деньги гибнут, взрываются, горят. Люди, у которых в руках большие деньги, на самом деле ими не обладают. Ибо деньги — та материя, что постоянно в призрачном движении. Если у него вдруг окажутся в руках такие деньги, на которые он смог бы купить всю Россию, он не колеблясь сделает это. Но он купит Россию не для себя. Он купит Россию — ей же самой — в подарок. Но только ей! А не Израилю! Не Африке! Не мусульманскому полумесяцу!
«Врешь ты все себе, Хайдер. Себе ты купишь Россию. Себе. Себе-то хоть не ври, мужик. Им — можешь головы дурить сколько угодно. Власть нужна тебе и только тебе».
Перо скрипело. Перо медленно, упорно выводило текст.
«Россия прежде всего. Россия над всем. Разве мы — не избранная нация, призванная
осуществить то, что осуществить может только она — и более никто другой в мире? Россия — вершина. Пусть половина нации ест, пьет и спит в грязи — это не вина народа. Это вина тех, кто над ним. Ах, Федор Михайлович, как Вы были правы, когда Вы писали и говорили: русский народ — народ-богоносец! А что представители этого народа били своих детей, убивали своих поэтов, расстреливали своих крестьян — так это все болезни нации. БОЛЕЗНИ НАЦИИ. Почему нация не может болеть, как человек? Почему народ не может болеть, как человек? Но ведь от болезней вылечиваются. Вылечиваются, слава Богу!Западная цивилизация — опасная цивилизация. Это сифилис, черная оспа и новый СПИД, что несет человечеству вымирание, если Запад возьмет верх над Востоком. Но и Восток не весь безопасен. Внутри Востока есть гнойные раны и воспаленные язвы. Быть может, Азию, все азийское полушарие, против Запада и поведет Россия, Русский Бог. С Россией — с нами — Бог.
С нами — Бог, слышишь ли ты это, мир!
И у нас есть Вождь. Как давно у нас не было Вождя! Наш Вождь сочетает в себе силу древнего героя и ум современного политического мыслителя, отвагу юного бойца и холодную мудрость опытного мужа. Наш Вождь — истинный ариец, представитель ариев, какими они были, когда проходили долгий, многовековой мучительный и торжественный путь от гаваней Гипербореи до предгорий Инда, от подножий священных Гималаев — до безбрежных степей и равнин Борисфена и Танаиса. Арии, наши предки, шли из Индии через великий Аркаим сюда, на Запад. Улыбка Азии озаряла Запад. Земли ложились к ногам ариев, к ногам белой расы. Это были наши с вами предки, россияне! И то, что мы с вами забыли это — наш грех, наша беда, наш нынешний ужас.
Предстоит новый ужас. Ужас борьбы. Ужас войны. Я это вижу и чувствую, иначе я не был бы философом. Быть русским философом в наши времена, уважаемые, — это все равно что добровольно класть голову на плаху. Мне еще нужна моя голова. Но я прекрасно вижу плаху, вижу палача, и вижу, что моя голова дана мне для того, чтобы думать, глаза, чтобы видеть, а рот, чтобы говорить. И я говорю: скоро придет Час России. Все, что было с Россией в минувшем, двадцатом веке, — это было не с Россией. Это было с некоей другой страной, насильственно возникшей на ее месте. Но ростки истинной России прорастали. И наконец они сплотились, восстали в молодую горячую поросль. Наши молодые ждут и ищут. Наши молодые негодуют, сопротивляются, восстают. Что ж, так должно быть. Не бойтесь жестокости. Без жестокости, без ярости мы не сделаем того, что надо сделать: вернуть не только Россию — русским, но и русских — России.
Вперед, юные! С нами — Бог!
С вами — Бог!»
Человек оторвал ручку от бумаги. Витиеватый, манерно-старинный почерк убористо заполнил большой лист, занимавший полстола. Слишком просто для философской статьи? Слишком сложно для боевого обращения, воззвания? Человек прищурился. Ничего, и так проглотят. Неважно, как сказано. Важно — что. И кем. И — вовремя ли.
Он закрыл глаза, и перед его закрытыми глазами появилось лицо Вождя. Широкие скулы, короткая военная стрижка, победительная улыбка. Римский воин. Сулла. Нерон. Нет, дикий гунн. Аттила. Чингисхан. Да, и неуловимая, странная раскосинка в нем есть. О какой чистоте крови он говорит, если по всем русским в свое время прошлась монгольская гребенка? Та железная гребенка, которой расчесывали гривы и хвосты степных коней… Вождь был бы изумительным всадником. Ему бы так пошло скакать на лошади. Умный. Холодный. Без истерики. Насмешливый. Жесткий. Надменный. Веселый. А на самом дне глаз, на самом неуследимом дне, — чисто русское, страшное безумие, в одночасье сметающее весь холодный рациональный расчет.
Да, скоро, скоро наступят интересные времена. Россия — не только страна безумств. Россия — страна, наигравшаяся досыта игрушкой под названием «СВОБОДА». Ей теперь нужна другая цацка. Под названием «ПОРЯДОК». Если в России не будет порядка — она сойдет с рельсов гораздо скорее, чем это можно предполагать.
Человек, щурясь на свет старинной зеленой лампы, медленно сложил листок бумаги вдвое, потом вчетверо, потом подумал и сложил еще. Медленно затолкал в карман пиджака. Завтра он отдаст статью Вождю. И завтра же поедет в Серпухов. С заданием.