Красная пелена

– Ты же слепой, – не выдержал он. – Как ты будешь торговать пластинками? Это вообще трудное дело. Я знаю многих зрячих, которые на этом прогорели.

Мне не хотелось углубляться в эту тему.

– Понимаете, я люблю решать задачки. К сожалению, больше я ничего не умею делать. А что такое математическая задача? В первую очередь – поиск решения!

С помощью приятеля, прочитавшего мне имена исполнителей и названия групп, я составил список пластинок шрифтом Брайля.

И принялся разрабатывать свою систему торговли. На уроке машинописи я перепечатал список на обычной машинке, составив нечто вроде каталога. А потом пошел с этим листком по всему общежитию, предлагая желающим выбрать себе любую пластинку. Мне не пришлось таскать с собой тяжелые коробки, опасаясь, что часть товара у меня просто украдут. За три дня я распродал весь свой запас и положил в карман три тысячи франков.

Гордый собой, я явился к Шибани. Он, как всегда, сидел в своем любимым кафе и читал газету.

– Я продал всю партию! – объявил я. – Вот деньги, три тысячи франков! То есть триста тысяч… Поэтому сегодня я вас угощаю. Выбирайте, что будете пить, только, пожалуйста, что-нибудь не очень дорогое! Я не такой богач, как вы!

Он обрадовался:

– Молодец, мой мальчик! Я тобой доволен. Ты ведь в каком-то смысле мой ученик. Честно тебе скажу, ты должен заняться бизнесом. У тебя к нему талант.

Чуть подумав, он добавил:

– Но вообще-то я советую тебе продолжить учебу. С твоими мозгами ты далеко пойдешь.

Но старик ошибался. Я думал не об учебе. Я думал о том, как завоевать сердце прекрасной шахматистки.

Глава 18

Мысль о том, чтобы увлечь собой Шарлину, и радовала, и мучила меня.

В минуты воодушевления я представлял себе, как мы с ней играем в шахматы, как я слушаю звук ее голоса и мою душу наполняет счастье, заставляющее меня забыть о своей слепоте.

В минуты сомнений я задумывался над более конкретными вещами. Как, будучи незрячим, я научусь играть в шахматы? Тем более сяду играть со зрячим? Мне казалось, что это попросту невозможно. Я снова погружался в отчаяние, из которого меня в очередной раз вытаскивал инстинкт выживания.

Но шахматы оставались единственным способом ближе познакомиться с Шарлиной, и я решил, что попробую.

Я бросился в эту авантюру, не веря в ее успех.

Первым делом я направился в магазин Ассоциации слепых, продавщицей в котором работала очень любезная дама.

Просьба показать мне шахматную доску для слепых ввергла ее в изумление.

– Мальчик мой! – воскликнула она. – К нам так редко обращаются за подобным товаром, что мы его даже не держим. Мне придется специально заказывать его за границей!

– А демонстрационной модели у вас, случайно, нет?

– Должна быть… Но я даже не представляю, куда ее могли засунуть…

Я обратил внимание на то, что продавщица была настроена ко мне очень дружелюбно, но в то же время не мог не заметить, что по характеру она человек достаточно ограниченный и к тому же властный. Она удалилась и через несколько минут вернулась с шахматной доской, тут же пустившись в длинные рассуждения о том, что шахматы – это очень трудная игра, с огромным количеством сложных правил, в которых, по ее мнению, «невозможно разобраться». Я слушал ее пояснения краем уха, стараясь понять, как же действует эта штуковина.

Она представляла собой доску, разделенную на клетки, причем одни клетки располагались выше, чем другие. В центре каждой клетки имелось отверстие, в которое можно было вставить фигуру, снабженную специальным штырьком.

Различать белые и черные фигуры было просто – на одних имелась окантовка, на других – нет. Мне страшно захотелось унести эти шахматы с собой, но я понимал, что вряд ли любезная дама согласится расстаться с демонстрационным экземпляром.

И все-таки попытаться стоило. Я пустил в ход самую дешевую лесть. «Как же мне повезло, что я попал на вас, – заявил я даме. – Если бы не такие, как вы, наша жизнь стала бы невыносимой. Вы приносите нам свет!»

Она явно таяла на глазах. Я поспешил развить успех:

– Скажите, пожалуйста, нельзя ли мне попросить вас об одном одолжении?

С этими словами я достал из кармана купюру в 500 франков и выложил ее на прилавок.

– Мне срочно нужны шахматы и прилагающееся к ним пособие. По ряду причин личного характера я больше не смогу прийти в ваш магазин. Поэтому я прошу вас продать мне этот набор. Поверьте, для меня это очень важно.

– О, не стоит так волноваться, – ответила она. – Забирайте! Я вам дарю эти шахматы. Вы же сами видели, где они у нас тут валялись. Мне все равно никогда их не продать.

Она пожелала мне успехов в освоении шахматной науки, и я гордо удалился, унося с собой доску и фигуры.

Обучение игре оказалось куда труднее, чем я предполагал. Я потратил не одну бессонную ночь, чтобы запомнить расположение клеток и фигур. Играл я одновременно и за себя, и за своего воображаемого противника.

Несколько дней спустя я предложил своему соседу, увлекавшемуся шахматами, сыграть со мной. Он разгромил меня примерно за полчаса.

– Голова у тебя работает как надо, – под конец сказал он, – но тебе надо больше тренироваться. Учи комбинации! Без этого хорошим шахматистом не станешь.

Его слова вселили в меня надежду. Я был готов к встрече с Шарлиной.

На следующее утро, зайдя в столовую, я обнаружил за столиком Шарлину. Она завтракала в компании трех моих знакомых, и я к ним присоединился. Ребята обсуждали книгу, которую Шарлина предлагала почитать на очередном вечере. Мне очень хотелось принять участие в разговоре, но я напрасно напрягал мозги – в голове не было ни единой связной мысли. И тогда я просто спросил, можно ли мне записаться в шахматный кружок.

– Конечно, – удивленно ответила Шарлина. – Но как вы будете играть? Вы ведь незрячий.

Я объяснил ей, что существуют специальные шахматы для слепых и что у меня как раз есть подходящий комплект. Я даже растолковал, чем эти шахматы отличаются от обычных. Мои слова ее не убедили, но хотя бы вызвали интерес. Окрыленный, я продолжил:

– Мне хотелось бы поделиться с вами своими соображениями по поводу фигур и правил игры. Я давно заметил, что пешки похожи на некоторых людей, ограниченных не только в свободе передвижения, но и в собственных способностях. А вот слон ходит по диагонали, как бы бросая вызов прямолинейности. Конь ходит буквой Г – так поступает человек образованный, но вынужденный держать себя в узде. Единственная по-настоящему свободная фигура – это ферзь. Он может двигаться в любом направлении и на любые расстояния. Зато король… Вроде бы он имеет возможность пойти куда угодно – вперед и назад, направо и налево, но всего на одну клетку. Он одновременно и свободен, и беспомощен…