Красная планета

Останавливаемся у родственников на Воздвиженке (угол Моховой), в то время улица Калинина. На четвертом этаже – длинный коридор коммуналки, как в гостинице. Из окна в его конце видно крышу «Кремлевской» больницы.

А подняться сюда можно по лестнице со двора либо на лифте с улицы. В глухом дворе – булочная и парикмахерская, а выйдешь, под аркой, налево будут Манеж и Кремль, напротив – Библиотека, а направо, за Военторгом, во втором переулке – школа. Дядя Коля помог нам устроиться, ну и пусть, что в разных комнатах. Наши соседи любезно приглашают нас приходить к ним в любое время смотреть телевизор КВН через линзу с водой, установленную перед маленьким экраном, и скоро за самовольное включение нас, мальчишек, поругали – правильно сделали. Мы быстро запоминаем и узнаём дикторов: вот эта – «Генеральша» (Леонтьева, тётя Валя), её с экрана полюбил генерал и предложил стать его женой, а эта – «Бычий Глаз», ей бык глаз выбил.

Через месяц настойчивых посещений кабинетов Минобороны, доказательств и просьб папа сумел-таки добиться, что поехали мы не в Кунгур, назначенный нам каким-то планом, и не в сменивший его Барнаул, а выехали в Белоруссию, в Оршу. Вселяло надежду обещание бывшего папиного командира, высоко поднявшегося в столичном округе, что наша семья справедливо получит квартиру в Рязани, но сейчас надо принять всё, как есть, ехать, устраиваться и ждать.

Мы – в Орше. Окружающее видится мрачным, серым: много развалин, оставшихся с войны и даже в нашем дворе; люди в телогрейках, бедность, воровство под окнами. Одноклассники дразнят меня фашистом, пока папа не подошел к школе в форме и не объяснил ребятам, что мы делали в Германии, а военных в Белоруссии любят.

3. Городская роща

В ноябре мы открыли дверь в нашу новую двухкомнатную квартиру на последнем этаже рязанской хрущевки. Как и в предыдущих случаях, сыновей, не позволяя им расслабляться, утром отвели в школу. Но только спустя несколько дней смог уверенно и спокойно пойти в школу, и то только после того, как выпросил и надел кофту брата с заштопанными локтями, что сблизило меня со сверстниками, а новый красивый свитер из Германии отдали соседу. Удалось быстро познакомиться с классом, восстановиться и закончить четвёртый класс с Похвальной Грамотой. В прошлом остались смена четырёх школ, болезненная адаптация к классам и учителям, упавшая успеваемость, репетиторство, прозвища, первая стычка со сверстниками, приём в пионеры, робкие шаги без присмотра, катание на льдине в ледоход, впервые нами увиденный и услышанный на Днепре…

Состоялось честное знакомство с Союзом, результаты которого не идут ни в какое сравнение с идеализированным знакомством с ним во время летних отпусков. Как это было, например, в дни Фестиваля в Москве или в уютной деревне с заботливыми родителями рядом. Незаметно привык к мату, к спящим пьяным на скамейках и на асфальте. Меньше стали удивлять проявления нашей природной «отзывчивости» в форме скорой грубости и хамства. Перестали вызывать вопросы частые звонки в дверь нищих, цыган и погорельцев. Привык к калекам слепым и безногим, к грохоту подшипников их самодельных тележек по мостовым, к исполняемым ими в электричках военным песням под гармонь с прицепленной алюминиевой кружкой, песням торжественным или преисполненным тоской и печалью.

Действительность, показавшаяся при первой встрече чуждой, непривычной, должна как можно быстрее стать частью нашей с братом Родины. И она начинает постепенно ею становиться. Свою родину по месту рождения нам не суждено увидеть.

* * *

Наш дом в Рязани, где в последний раз нам предстояло пожить вместе, стоял на южной окраине новостроек микрорайона «Городская Роща» или, как говорили, в Роще или Горроще. Особо осведомлённые граждане называли её Рюминской рощей.

Кварталы-близнецы в Роще строились, главным образом, для рабочих нового нефтеперерабатывающего завода, но квартиры в первых подъездах распределяла городская власть. Нашими соседями оказались два преподавателя военных училищ, несколько военных пенсионеров, один с сильным психическим расстройством, полученным из-за потери секретного документа, врачи, учителя, писатель, бывший узник Бухенвальда, слесарь-выпивоха, перманентно занимавшийся ремонтом входной двери и т. д.

Между микрорайоном и старым прудом, за которым проходил железнодорожный путь в Поволжье, за Урал и в Азию, лежал средних размеров массив лиственного леса с тем же названием «роща», получивший позже статус городского парка и красочную вывеску над входом: ЦПКиО. Забавный случай – среди граждан, собравшихся у кассы, живо обсуждался вопрос: «Что это значит?» Стоявший неподалеку милиционер отреагировал немедленно: «Центральный парк культуры имени Отдыха». Здорово, да?!

Через эту рощу лежит самый короткий пеший путь к центру города. Мы часто им пользовались в обоих направлениях: утром на тренировку или на военную кафедру, на заре со свидания, чтоб успеть позавтракать и побриться перед работой, или просто, желая сохранить в себе утреннюю свежесть, отказавшись от перспективы тащиться в троллейбусе через добрую половину города. Мы, дворовые мальчишки, пока нас объединяла школа и немудреные интересы, часто топали ночью пешком на рыбалку через нашу рощу, чтобы не пропустить зорьку на Оке.

В роще у пруда возвышался второй в городе по значимости стадион «Трактор». На стадионе проводились футбольные матчи, игры в хоккей с мячом, соревнования конькобежцев, мотогонки на льду, массовые катания на коньках с музыкой, спортивные праздники с парашютными прыжками и, конечно, драки. В пруду водился карасик, и в иные дни над его гладью торчало удочек «больше, чем рыбок в пруду». У обрыва обосновалась лодочная станция. Можно было выбрать место на берегу и наверняка дождаться, когда на акватории пруда разыграются абордажные схватки подвыпивших мужиков с последующим опрокидыванием народа в одежде и без неё в мутные воды, покрытые зелёной ряской.

Конец ознакомительного фрагмента.