Красная площадь

Нужно отдать должное Коле Бакланову - на виду у всей следственной части он спокойно выслушал Брежневу и сказал все тем же негромким ровным голосом:

–  Я не думаю, Галина Леонидовна, что в ваших интересах устраивать здесь этот спектакль. Я хочу показать вам кое-какие документы о вашем друге Буранском. Они и вас касаются. Пройдемте!
– И, не ожидая ее, зашел в свой кабинет.

–  Хам!
– сказала она всем, показав рукой вслед Бакланову.
– Поперед женщины проходит!

Я усмехнулся и пошел в кабинет следователя Тараса Венделовского.

В это же время

Машина Светлова притормозила на углу Лесной и Новослободской улиц у магазина культтоваров. За рулем сидел старшина-оперативник, поскольку правая рука Светлова была на перевязи и машину он вести не мог. Переждав идущих по тротуару пешеходов, водитель медленно вкатил под арку многоэтажного дома и оказался во дворе перед высоким старинным кирпичным забором, похожим на Кремлевскую стену - такие же башенки, зубчики, та же добротность в кладке некогда красного, а теперь серо-бурого кирпича. Но то была, конечно, не Кремлевская стена, а ограда Бутырок - самой большой и самой знаменитой тюрьмы в Москве, построенной еще во времена Петра I. В начале 60-х годов большой любитель сенсаций и впечатляющих заявлений Никита Хрущев чуть было не снес эту тюрьму. Он заявил тогда, что с преступностью в СССР покончено, что через двадцать лет мы вообще будем жить при коммунизме, и потому тюрьмы нам не нужны. В связи с этим на Таганской площади снесли Таганский Централ и уже собирались сносить Бутырки и «Матросскую Тишину», но в это время «снесли» самого Хрущева. Таким образом, можно считать, что Брежнев, Суслов, Косыгин, Микоян и другие заговорщики, сбросившие в то время Хрущева, спасли русские тюрьмы, и не зря - как оказалось, преступность отнюдь не упала, а возросла. И теперь Бутырки работают как бы с двойной нагрузкой - и за себя и за Таганский Централ. Но если для приманки иностранных туристов другие памятники старинной архитектуры освобождают последнее время от заслонивших их современных построек, то Бутырки - целую тюремную крепость на 10 000 заключенных - заботливо укрыли от лишних глаз сплошным кольцом новых жилых домов. В этих домах получили квартиры неболтливые люди - сотрудники КГБ и МВД. И теперь вокруг Бутырок - тихая мирная жизнь, звон трамвая по Лесной улице, нарядные витрины универмага «Молодость» вдоль Новослободской и горячие бублики в булочной на Минаевской - как раз там, куда Достоевский подростком бегал смотреть на очередной тюремный этап…

Светлов оставил машину перед крепостной стеной и по каменным ступеням поднялся во внутренний двор крепости. В обычные, так сказать, тюремные будни этот дворик бывает пуст, лишь несколько посетителей топчутся у дверей отделения приема передач, да следователи спешат на допросы заключенных. Но сейчас в Бутырке стояли горячие денечки: дворик и низкий зал отделения приема передач были заполнены густой и добротно одетой толпой. Шубы, дубленки, пыжиковые шапки, натуральный каракуль, ондатра, норка… Жены, дети и друзья полутора тысяч арестованных по операции «Каскад» подпольных дельцов со всего Советского Союза принесли передачи и добивались свиданий с заключенными. И не то они заодно демонстрировали тут друг другу свои туалеты, не то у них действительно не нашлось ничего поскромнее в гардеробах - Светлов изумленно шел сквозь дорогие меха и запахи французской косметики, смешанные с запахом жареных цыплят, финской грудинки, голландских сыров, арабских фруктов, миндальных пирожных и прочих деликатесов, которые, наверно, никогда не нюхал раньше Бутырки…

Постукивая издали ключами, чтобы упредить встречу с другими заключенными, дородная деваха в форме старшины внутренней службы вела на допрос обрюзгшего, небритого сочинского майора Морозова. Не узнав Светлова, а точнее - не отрывая от пола погасших глаз, Морозов прошел мимо Светлова, зато деваха стрельнула в Марата наглыми зазывными глазами: полковник Светлов - популярная фигура и в уголовном мире, и в милиции, а популярность, как известно, действует на женщин неотразимо, даже на тюремных надзирательниц.

В приемной «кума» - заместителя начальника тюрьмы по режиму - Светлов по-свойски поздоровался с четырьмя вольнонаемными женщинами, которые работали тут в канцелярии и в картотеке, пофлиртовал поочередно с каждой, и через несколько минут у него в руках была папка с делами сокамерников Буранского: Шубаньков, Трубный, Грузилов, Черных, Пейсаченко и еще семь человек. Светлов усмехнулся - фамилии лучших «наседок» Бутырской тюрьмы были ему хорошо знакомы. Будто мимоходом он спросил у сотрудницы канцелярии:

–  Кто у них старший?

–  Грузилов, - сказала она и даже назвала кличку: - Доцент.

Но Светлов и сам знал Грузилова: в прошлом три побега из тюрем и лагерей, включая эту же Бутырку, общий срок заключения по приговорам семи судов - 72 года, но за успешное сотрудничество с милицией Виталий Грузилов уже седьмой год на свободе, прописан в Москве, обзавелся семьей и квартирой, а камеры Бутырской тюрьмы - это теперь место его службы. При встречах со Светловым они любят вспомнить «за старое» - как Грузилов уходил от светловской погони по Москва-реке во время Московской регаты…

–  Где он сейчас?
– спросил Светлов.
– Давненько не видел…

–  Завтракает. В следственном корпусе, в шестом кабинете…

–  А «кум» где? Снегирев?

–  Инструктаж проводит с надзирателями. Чтобы взяток не брали. Нагнали таких арестованных в этот раз - за пачку сигарет сто рублей предлагают! А Сафонова, надзирателя, помните? Сгорел! Записки передавал на волю. Пять тысяч брал за записку, оказывается…

–  Н-да! Весело у вас. Ладно, пойду с Доцентом поболтаю, вспомним старое. Когда Снегирев освободится - кликните меня…

Доцент сидел в отдельной комнате - «следственном кабинете № 6», завтракал. Приведенный сюда якобы для допроса, он вольно расположился за столом следователя и не спеша с аппетитом уминал обильный, явно не тюремный завтрак: пироги с капустой и красной икрой, куриные котлетки, пышные оладьи со сметаной. И с еще большим аппетитом поглядывал на мощную казачью грудь красивой, похожей на шолоховскую Аксинью девки, которая принесла ему этот завтрак из офицерской кухни.

–  А, полковник! Здорово, родной!
– приветствовал он Светлова.
– Опять бандитская пуля в руку угодила? Допрыгаешься! Садись, позавтракай со стукачом, пока живой! Не погребуй! Люська, живо на кухню! Тащи, что там еще есть! И нарзан не забудь! Я ессентуки не пью, у меня кислотность. Сколько раз тебе говорено, мать твою раскоряк!

Метнув на полковника взгляд своих рысьих зеленых глаз и дерзко вильнув задом, Люська послушно исчезла в двери.

–  Зэчка или вольнонаемная?
– спросил Светлов, глядя ей вслед.

–  Аппетитная шалава, да? Из зэчек. Снегирев ее на химию перевел. За ударный труд. Таких показателей добивается, что через месяц домой уйдет, вчистую.

–  Ладно. Я к тебе по делу, - сказал Светлов и спросил в упор: - Буранского уже раскололи?

Доцент положил на стол вилку, внимательно посмотрел на Светлова и сказал настороженно:

–  Что-то не по уставу вопросик, гражданин начальник…

–  Конечно, не по уставу, - спокойно ответил Светлов.
– А шестилетнего мальчика насиловать и убивать - это по уставу?

Доцент сжал кулак, шарахнул им по столу и заорал во весь голос:

–  Хватит! Нехер мне нахалку шить! Я пуганый! Мне это дело семь лет назад шили! И не пришили! Не такие, как ты! Я министру буду писать, Николаю Анисимовичу!
– При этом на красных щеках Доцента выступили бледные белые пятна - верный знак того, что он струсил. Да и было отчего - восемь лет назад жителей Комсомольского проспекта потряс случай с шестилетним мальчиком Костей Зуевым, которого нашли в мусорном ящике за рыбным магазином. Мальчик был мертв, раздет догола и до убийства изнасилован.

–  Тихо, - сказал Светлов Доценту.
– Что ты мне театр устраиваешь? Я тебе еще ничего не шью. Просто не я тогда занимался этим делом. Но если будешь орать - займусь. Срок давности по этому делу еще не истек…

–  Я не боюсь!
– успокоенно сказал Доцент и с ожесточением отмахнулся от мухи, летающей над его завтраком: - Суки! Мух тут развели в тюрьме! В январе - мухи! Чего вам надо знать?

–  Ну, другое дело, - сказал Светлов.
– Мне нужно знать все установки, какие вам дал Краснов или Бакланов по этому Буранскому!