Красная сестра

— ОДНАЖДЫ В МОЮ деревню пришел жонглер. Он был моим первым другом. — И Нона позволила словам слетать с языка. Во второй раз она сказала правду — о том, как Амондо уехал, и мать обвинила в этом Нону, а та поверила матери, хотя причины этого были выше ее понимания. Это была правда, когда она сказала, что последовала за жонглером за самые дальние поля, следуя указаниям Матушки Сибл. Все это было правдой до тех пор, пока вокруг дороги не выросли первые деревья Леса Реллам.

Везде есть свои призраки, сказал Амондо, но в большинстве мест эти призраки, по крайней мере, скрываются в углах или прячутся под прямым углом к миру, ожидая своего часа. В Лесу Реллам можно было увидеть призраков, нарисованных на сумраке под куполом неба, их искаженные лица застыли в коре древних стволов. И еще было слышно, как они кричат в тишине, не совсем нарушая ее, но заставляя дрожать.

Я последовала за ним, не заботясь о призраках или феях, потому что когда тобой овладевает истинный страх, он вытесняет другие, те, которые люди пытаются всучить тебе, пытаются вложить в твое сердце рассказами и мрачными взглядами. Истинный страх растет в твоих костях.

Я последовала за ним, потому что думала, что, если я поверну назад, буду продолжать поворачивать назад, всегда буду отворачиваться от всех других страхов и от всего нового, что я никогда не покину то место, куда привел меня мой отец. Я буду жить, работать, стареть и умирать, и все это в пределах видимости хижины моей матери; лед навсегда останется линией, видимой вдалеке, я буду ничего не значить для этого мира, и он будет ничего не значить для меня.

И этот страх был больше, чем тени между деревьями.

Я позволила тропе вести меня, не останавливаясь, потому что именно тогда, когда ты останавливаешься, такие вещи догоняют вас. И не ускорила шаг, потому что в лесу с привидениями любое увеличение скорости, с которой идешь, — это скользкий спуск к слепой панике и безумному рывку, когда ты теряешься в густом лесу со сломанной лодыжкой.

Я шла, пока не стало слишком темно, чтобы разглядеть тропу, а потом села спиной к дубу и стал смотреть в темноту. Пошел дождь с мокрым снегом, он стучал по листьям, собирался там в лужицы и капал, соскальзывая на лесную подстилку с мягкими влажными звуками, которые воображение может превратить в кошмар.

Когда фокус пришел, он разбудил меня, сначала нарисовав мир в светящихся красных и черных тенях, подлесок извивался под острыми очертаниями ветвей. Когда от земли пошел пар, мне показалось, что я слышу крик где-то далеко, и я побежала по тропе, зная, что это Амондо.

Я встретила его на тропинке, он мчался ко мне из тумана так же быстро, как я бежала к нему. Он чуть не расплющил меня, но в последнюю секунду я быстро скользнула в сторону. Настолько быстро, что он даже не заметил меня. Я крикнула ему вслед, но он уже скрылся в розовом одеяле тумана.

Я подумала, что он ушел, но звук его шагов по дорожке внезапно прекратился.

— Нона?

— Это я! Я шла за тобой.

— Дорогой Предок! Прячься! Прячься в деревьях!

Я услышала звуки его преследователей — топот ног, крики и вопли.

— Клянусь кровью! — И Амондо побежал назад, горячий туман закружился, освобождая его. Он схватил меня за руку и потащил прочь от дороги, в лес. Шипы порвали мне юбку и порезали ноги.

— Ш-ш-ш. — Амондо затащил меня за дерево, зажав мне рот рукой.

Преследовавшая его банда прогрохотала мимо, лязгая металлом, хрипло дыша и топая тяжелыми сапогами.

Через минуту Амондо убрал свою руку и разжал другую, обхватившую мою.

— Почему они гнались за тобой?

— Я им кое-что должен.

— Почему ты уехал?

— Нона, я исчерпал лимит гостеприимства в первый же день. Настоящий вопрос — почему кто-то остается?

Фокус проходил, туман уже лежал полосками, которые ветер тащил по стволам деревьев. Лунный свет, уже не такой яростный, осветил лицо Амондо, встревоженное и настороженное.

— Я хочу знать...

— Люди всегда хотят что-то узнать... пока им не расскажут, и тогда уже слишком поздно. Знание — ковер определенного размера, мир больше его. Тебя должны беспокоить не неприкрытые края, а то, что скрыто под ним.

— Ничего не понимаю. — Он не был похож на жонглера, который бросает и ловит за кусок хлеба. Он выглядел старше, печальнее и мудрее.

— Есть линия, Нона, горящая линия, которая проходит через весь мир. Она бежит сквозь сны, под корнями и по небу... и ведет к тебе.

— Ко мне? — спросила я. Это казалось маловероятным. — Почему?

Он выдавил из себя улыбку:

— Мы снова возвращаемся к знаниям. Важно то, что люди, которые преследовали меня – один из них — может следовать по этой линии. Он называет это нитью. Умный человек с умными пальцами… Он может завязать три узла на реснице. И он будет продолжать следовать за этой нитью. Он не хотел идти за тобой в деревню... поэтому послал меня...

— Ты пришел в деревню за мной? — Я почувствовала, как онемение пробежало по моим скулам, а в животе образовалась пустота. — Но ты же сказал, что мы др...

— И ты прекрасно справился с этим, Амондо, — раздался глубокий голос со стороны тропы. Луна освещала фигуры, двигавшиеся от тени к тени. Высокие мужчины в форме, с мечами на бедрах, мягкий металлический шорох кольчуг. — Как раз тогда, когда я начал сомневаться в тебе! — Смех. — Никто ее не похищал. Даже странствующий жонглер. Она убежала сама. Великолепно.

Солдаты окружили нас со всех сторон. Двое схватили Амондо за руки, третий — меня за шиворот.

Предводитель, тот самый, который, по словам Амондо, мог следовать за моей нитью, вышел на лунный свет. Он был не стар, не намного старше Амондо, но не был похож на нас, не был похож на настоящего человека. Он не выглядел голодным. Его борода свисала до самой шеи, и на ней не было ни пятнышка грязи. Его плащ был алым даже в лунном свете, серебряные ленты на плечах кроваво блестели.

— Конечно, мы все равно должны наказать тебя, — сказал он. — За бегство. — Он сделал знак двум солдатам, и они начали выкручивать Амондо руки. Он тут же закричал.

— И потом, конечно, нам придется убить тебя, — добавил мужчина, когда Амондо прервал свой крик, чтобы перевести дух. — Чтобы сохранить это в тайне.

Вот тогда-то я и это сделала. Я протянула руку к мужчине, державшему меня за шею, и порезала его, кожу, мышцы, сухожилия, артерии — Сестра Сало права, люди внутри похожи на свиней, — и его кровь хлынула так быстро, что залила мои плечи, хотя я уже двигалась так быстро, как только могла.

Я знала, что должна добраться до человека с бородой и с ловкими пальцами, не дать ему шанса проявить свою сообразительность. Я полоснула его по животу прежде, чем он даже заметил, что я свободна. Я разрезала его, и яркие кольца его кольчуги издали яркие маленькие звуки, когда они разорвались. Только тогда он заметил это и сложился пополам, обхватив руками живот. Еще одним движением я разрезала ему бороду вместе с горлом и оставила истекать кровью.

А потом все стали бегать, резать и кричать. Я вскарабкалась на одного человека, который пытался преследовать меня вокруг дерева с ножом в руке. Я вонзила свои клинки ему в спину и прыгнула на него. С ногой на его поясе — и клинками, воткнутыми ему в шею — я запрыгнула ему на плечи и спрыгнула на последнего из них. Он все еще держал Амондо за руку, а другая ее рука лежала на рукояти наполовину вытащенного меча.