Красная сестра
Шрифт:
Дормитории понравились Ноне больше, чем монашеская келья прошлой ночью. Здание имело три этажа, Красный и Серый классы делили между собой цокольный этаж, занимая две длинные, низкие комнаты; Мистический и Святой имели собственный этаж, последний этаж занимали учебные комнаты Святых. Кровати были большие и удобные, они были подняты на ножках, каждая с матрасом из положенных поверх досок одеял. Нона лежала на своей кровати, а класс ходил вокруг нее, болтая и готовясь ко сну. В постели слева от Ноны Генна уже забралась под одеяло и лежала, мертвая для всего мира.
Нона
Рули подошла и села на край кровати Ноны, ее длинные волосы были собраны в ночной пучок, комично торчащий на макушке.
— Я удивлена, что ты можешь держать глаза открытыми после этого. — Она кивнула в сторону кровати Генны.
— Я все сделала правильно? — спросила Нона.
— Ты была великолепна! Ты быстрая, Нона! Генна не очень техничная, потому что она здесь всего три месяца, но она очень, очень быстрая, наверняка прайм. Только Клера быстрее Генны, и некоторые говорят...
— Говорят, я самая быстрая, какую только видел монастырь за последние годы. — Клера села на соседнюю кровать и одарила Нону опасной улыбкой. — Полн-кровка хунска.
— А есть другие монастыри? — Нона лежала на спине, натянув одеяло до самой шеи, и смотрела на пляску теней на потолке.
— Шесть. — Рули начала пересчитывать их на пальцах. — Молчаливое Терпение, Целомудренная Преданность, Скала Джеррене...
— Сладкое Милосердие — единственный монастырь, в котором учат Мечу, Пути и Тени. Остальные воспитывают только Святых Сестер.
— Только? — Джула с соседней кровати, все еще недовольная тем, что потеряла волосы.
— Святые Сестры так же важны для Предка, как и любая другая сестра, — примирительным тоном вмешалась Рули. — Настоятельница — Святая Сестра, и она отвечает за всех нас.
Нона не мешала им разговаривать и наблюдала за игрой теней. Она не хотела видеть Арабеллу, теперь странно непривычную, с ее розовым скальпом и пятнистой светлой щетиной. Она не хотела встречаться с ней взглядом и начинать новый раунд обвинений. Джула приняла бритье с подавленным гневом, но ее реакция не шла ни в какое сравнение со вспышкой ярости Арабеллы. Нона на мгновение задумалась, не придется ли сестре Сало держать ее…
Настоятельница Стекло сказала, что Нона может уйти в любое время, но когда Арабелла потребовала вернуться домой тоном человека, привыкшего, чтобы ей повиновались, Сестра Сало сказала «нет».
— Я не позволю послушнице искромсать меня бритвой только потому, что какая-то дикая крестьянка украла мой пояс! — И с этими словами Арабелла направилась к главным дверям.
То, что последовало за этим, было неприятно наблюдать, но как бы Арабелла ни бушевала и как бы ни угрожала, монахиня не выказывала ни малейшего намека на отступление, и в конце концов
заплаканная Арабелла Йотсис села в предоставленный для нее стул, а Джула длинной бритвой и дрожащей рукой убрала ее золотистые волосы.К тому времени, когда настала очередь Арабеллы брить голову Джулы, она сделала это, крепко сжимая лезвие, ее глаза покраснели и были полны холодного обвинения, направленного в сторону Ноны.
Нона вздрогнула и открыла глаза. Сон почти поглотил ее. Она повернула голову влево. Клера сидела на краю кровати в длинной белой ночной рубашке, держа в руке медный пенни, которым она так часто играла. Остальные девочки уже лежали в своих кроватях.
— Значит, мы друзья? — спросила она без предисловий, глядя Ноне в глаза.
— «Друг» может быть опасным словом, — сказала Нона.
Клера рассмеялась:
— Друг? Неужели?
— Да, если ты серьезно. — Нона не улыбнулась. Она подумала об Амондо и Сайде. «Друг» — это связь. Многое из того, что люди делали, как они себя вели, смущало Нону. Но слово «друг» она понимала. Друг, за которого ты готов умереть. Или убить за него.
— Ну, я серьезно. — Клера позволила собственной улыбке ускользнуть.
— Тогда мы подруги.
Для Клеры этого оказалось достаточно. Она встала с кровати Ноны и пошла к своей, подбрасывая монетку и напевая какую-то мелодию, тихую и нежную.
Нона позволила усталости закрыть ее глаза. Дормитории отапливались такими же трубами, которые бежали в бане и кельях. Она и представить себе не могла, что простолюдины когда-либо полностью спасались от холода — возможно, император, перед его вечно горящими каминами, но не такие девочки, как она, и не так. Одно из высоких окон было даже приоткрыто на четверть, чтобы не было слишком душно, как будто тепло было чем-то, что можно было отдать ветру, а не чем-то драгоценным, что необходимо сохранить.
Деревенские матери стригли своих детей до пуха всякий раз, когда погода менялась. Когда лед-ветер уступал место ветру Коридора и холод становился менее резким, ножи вылезали наружу. Они делали это, чтобы уменьшить количество вшей, блох и гнид до приемлемого уровня, но Нона всегда чувствовала, что это начало чего-то нового: нового роста, новых возможностей. Ее последние мысли перед тем, как ее похитил сон, были о том, что если бритая голова — это самое худшее, что случилось с Арабеллой Йотсис до сих пор, то она прожила очаровательную жизнь. К тому же, с досадой подумала Нона, потеря золотой гривы никак не повлияла на красоту девочки. Во всяком случае, она выглядела еще более совершенной.
Погруженная в тихий гул голосов и тепло своей постели, увлекающих ее в сон, Нона позволила поединку с Генной появиться на обратной стороне ее век. Весь бой длился всего лишь мгновения, мгновения, в течение которых Генна нанесла дюжину или больше ударов, хорошо отработанный танец с ее стороны, инстинкт и рефлекс со стороны Ноны. Воспоминание об одной битве скользнуло в воспоминание о другой, возвращая Нону к опилкам и поту Калтесса, к тренировочным боям подмастерий. Бой-мастера Партниса Рива учили дисциплине, но оставляли место для агрессии.