Красное бикини и черные чулки

Так вот, Порфирий сидел на берегу никогда не замерзающей и заметно парящей на морозце Вонючки и неутомимо пачкал закрепленный на мольберте холст. Наверное, очередной шедевр малевал. Само собой, на морскую тематику, как и полагается настоящему художнику-маринисту. Что касается Вонючки, то она, надо полагать, служила источником Порфириева вдохновения. За неимением моря-окияна. А наша губерния, чтоб вы знали, находится в сугубо континентальной степной зоне.

— Семь футов под килем! — поприветствовала я согбенную спину мастера.

Наш Айвазовский обернулся, близоруко сощурился и не без труда опознал нас с Жанкой:

— А, девчонки!

— И что же это будет? — Я, чуть отступив, полюбовалась его мазней. — «Девятый вал» или «Чесменское сражение»?

— А черт его знает, — махнул рукой непризнанный гений, — что получится, то и будет. — И попросил закурить.

— А вриглю не хочешь? — Жанка полезла в свой картофельный мешок.

— Как раз вриглю я и не хочу, — закочевряжился наш доморощенный Айвазовский и подобострастно уставился на меня.

Я вытряхнула сигарету из лежащей в кармане пальто пачки «Мальборо» в обтрепанный рукав Порфириева бушлата и достала из сумки зажигалку.

Порфирий жадно затянулся и сразу разомлел:

— Ой, спасибо вам, девчонки! А то я тут слегка окоченел. — И тут же затребовал новых милостей от природы: — А пивка случаем не найдется?

— Нет, не найдется, — сурово отрезала я и попыталась рассмотреть в его мутных глазках нечто большее, чем неизбывное желание выпить за чужой счет. — Лучше признайся, пока не поздно, ты мне никаких подарков не делал?

Жанка поджала губы и замотала головой, как корова, отгоняющая слепня, а Порфирий сделал на редкость глубокомысленную мину:

— Это в каком смысле?

— В самом прямом. — Я намеренно нагнетала обстановку.

Порфирий только заморгал глазенками, а подувший со стороны Вонючки свежий ветерок донес густой запах дерьмеца.

Я зажала нос и скомандовала:

— Пошли к машине.

Жанка и Порфирий послушно заковыляли вслед за мной.

— И в какой раз ты это видишь? — Я разложила на капоте красные гипюровые подштанники.

— В первый, конечно, а что? — выпалил Порфирий и перевел взгляд с капота на держащийся на соплях бампер. — С кем это ты так хорошо поцеловалась?

— А с тобой. На дороге. Той ночью, помнишь? Ну, после знаменитой передачи.

— Да ну? — несказанно удивился Порфирий и на всякий случай ощупал свой лоб.

— Это шутка, — встряла Жанка. — Правда, Мариночка?

— Правда, — холодно подтвердила я и поинтересовалась у Порфирия: — А тебе моя шутка понравилась?

— А че, нормальная шутка, — бесхитростно отозвался тот.

— А мне твоя — нет! — Я снова сделала резкий выпад в надежде, что неказистый объект Жанкиных грез не выдержит и расколется.

— Да не он это, не он! — не выдержала как раз Жанка. — Ты же видишь, он не врубается!

Я покосилась на Порфирия. Что и говорить, физиономия у него была обалделая. И челюсть заметно отвисла. В принципе в глубине души я уже почти согласилась с тем, что прямого отношения к этой проклятой белой коробке Жанкин забулдыга не имеет, но как насчет опосредованного? Разве не он запустил в прямой эфир замечательную фенечку про красное бикини, черные чулки и экстремальный секс в ореховом гробу?

— Да, это не он, — процедила я сквозь зубы, — а как же тогда исповедь маньяка?

Порфирий повесил на грудь свою буйну голову с обширными лобными залысинами и гулко стукнул себя кулаком в диафрагму, да так, что из бушлата пыль повалила:

— Бес меня попутал, девки! Помутнение нашло!

— Ага, как же, про беса мы уже слышали, — зыркнула я на Жанку.

— Ну честно, — заканючил Порфирий, — вот тут помню, а тут не помню. Провал. Черная дыра. Ну собирался я к вам идти, все чин-чинарем, побрился, одеколоном освежился, носки чистые надел — как сейчас перед глазами. А дальше — картина не подлежит восстановлению. Что-то брезжит, но в сплошном тумане. Главное — никогда такого и в мыслях не держал, про гроб там и прочее. Этот следователь, Кошмаров, блин, ну и фамилия, все напирал… Дескать, это подсознание, сокровенные мысли… А у меня, может, самая сокровенная мысль — Жанку в голом виде написать, а других сроду и не было.

— Ты же маринист, Порфирий, — напомнила зардевшаяся Жанка.

— Ничего, он тебя на фоне моря намалюет в виде русалки, — фыркнула я и сгребла с капота присланные мне утром причиндалы. Сунула обратно в коробку и бросила на заднее сиденье.

— А че, запросто! — взбодрился Порфирий. — А хотите, сделаем групповой портрет. Будете вдвоем позировать.

— Нет уж, только без меня, — решительно запротестовала я. А то кто его знает, этого идиота, возьмет и правда намалюет. По крайней мере одну свинью он мне уже подложил, так что ему помешает подложить вторую? И как я только купилась на Жанкины посулы, убей бог, не пойму. Выходит, если на кого и нашло затмение, так это на меня. Впрочем, моему падению предшествовали некоторые объективные обстоятельства. Во-первых, Краснопольский требовал рейтинга, во-вторых, эта затянувшаяся склока с ныне покойной Пахомихой так меня измотала, что я слегка утратила чувство реальности. И Жанке надо отдать должное, уж какой она была сладкоголосой, с утра до вечера пела:

— Нет, ты включи телевизор и посмотри эти так называемые ток-шоу. Ведь сплошные подставы! Для каждого свой рояль в кустах заготовлен. И ничего, народу нравится. Рейтинг — во, ведущие бабки заколачивают, тебе и не снилось. А обленились как, совсем мышей не ловят. Одни и те же рожи из одной передачи в другую перепрыгивают. В этой он внебрачный сын Майкла Джексона, в следующей специалист по общению с душами усопших… Ой, да что там далеко ходить. На днях включаю первый канал. Естественно, очередное ток-шоу идет. Ведущий говорит: «Знакомьтесь с нашей героиней. Ее зовут Оксана». А я смотрю-смотрю, уж больно мне эта облупленная героиня кого-то напоминает. И тут до меня доходит: это же Венерка, мы с ней на одном курсе учились. Понимаешь, Венера! А у них — Оксана.

Я отбивалась довольно долго. Сначала решительно отвергала саму идею. Потом напирала на то, что подставы тоже нужно уметь организовать. Не будем же мы бегать по улице и зазывать себе кого-нибудь ну хотя бы на роль того же внебрачного сына Майкла Джексона. Тогда-то и возникла кандидатура мариниста. С Жанкиной подачи, разумеется.

— А что, — заявила эта провокаторша, — Порфирий — мужик нормальный, вполне сгодится для затравки. Составим ему текст, он его оттарабанит, а дальше народ сам косяком пойдет. Да что, у нас в губернии придурков мало, что ли?

Ясное дело, с последним спорить было трудно. Чего другого, а этого добра хватает. В смысле придурков. Вон ведь, Краснопольский нашу передачу уже три дня как прихлопнул, а контингент, на который так рассчитывала Жанка, все звонит и звонит. Ну просто масса желающих излить душу в прямом эфире, спрятавшись за ширмой. Одна беда — ток-шоу накрылось, поскольку Жанкина подстава — Порфирий своими зубодробительными откровениями зарубил идею на корню.

А впрочем, хватит о грустном. Перейдем к печальному. Ведь если Порфирий в ту ночь сладко похрапывал на рыхлом Жанкином плече, то, значит, кто-то другой ловко воспользовался его замечательным «ноу-хау». И прикончил Пахомиху? Бред! Получается, что Порфирий вызвал в ком-то приступ агрессии? Так бывает? А черт его знает. Я же знаю одно: следователь Кошмаров первым делом засадил в кутузку именно Порфирия, и тот наверняка парился бы там и по сей день, не ввяжись в эту историю Жанка.