Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3

– Такой вопрос, – негромко, но ласково, но и властно говорил он. – Я бы хотел немного познакомиться… вникнуть… в военные проблемы. М-м-м, – снял серьёзность, искупил руладой, – в порядке самообразования. – И уже доверчиво, одобрительно, наградительно: – Не могли бы вы ко мне привезти, вечерком, побеседовать, несколько умных полковников из Военной комиссии?

Сощурился ещё уже.

Странно. И лично Петру Акимовичу это было совсем ни к чему. И почему опять именно он, гражданский инженер, должен был собирать полковников Генерального штаба? Но с другой стороны, устроить подобное ему было совсем легко. А с третьей – не умел он вот так в глаза сказать дружелюбному человеку: а не пошли бы вы прочь?

– Ко мне, в министерство юстиции, вечерком, попозже, – уточнял Керенский как уже о решённом.

– Да, но… – замялся Ободовский, – об этом должен был бы знать военный министр.

– Ах, Гучков, – сухим коротким смешком засмеялся Керенский. И разрешил: – Ну конечно. Ну конечно.

И добавил, зачем-то смотря на наручные часы:

– Только… послезавтра я в Финляндии… Так хорошо бы завтра вечерком, перед поездом, часиков так в десять.

599

Два генерал-лейтенанта, два корпусных командира и два ровесника – они всем телом и видом рознились, и только разве тем схожи, что речь обоих была хрипловата и недлинна.

Крупный грузный Крымов сидел в кабинете Корнилова, на широком стуле едва помещаясь и уже навалив половину хрустальной пепельницы махорочного пепла, а под высокий потолок наоблачив дыму.

Сухонький калмыковатый сдержанный Корнилов иногда присаживался за слишком большой стол, в слишком широкое кресло командующего, а то вставал и прохаживался по ковру тонкими ногами в бесшумных сапогах без шпор, крадущимся шагом разведчика. Подходил к одному из окон – все четыре в ряд от пола, высокие, все на Дворцовую площадь, – и постаивал, поглядывал туда – так же хмуровато, как и на собеседника. Это исконное у него было выражение, будто он чего-то недопонимал.

– Ни одну часть из Петрограда убрать не имею права. – Перешёл. – Они сковались как круговой порукой. – Перешёл. – Конечно, надо расчищать, не могу. Да пулемётные полки, сколько стволов, во всей армии не намного больше. А они тут в разврате. И не могу.

– Так отбери у них пулемёты!

– Не могу, – косоватыми сабельными бровями.

– Так кто же ты? никто? – обдымливался Крымов. Он не любил европейского выканья и всегда прорывался на русское ты, где только можно, даже и с первой беседы. – Не можешь выпереть этих – подтягивай крепкие части с фронта.

– Не имею права, – сухими плечами.

– Как? – и взять не можешь? И – привести?

– Не имею права, – из-под литых усов, холодно, как не про себя.

– Так какой же ты к чертям командующий?! Я б – минуты не оставался.

И смотрел на Корнилова по-медвежьи. Вот это Крымов и хотел понять: почему Корнилов в таком положении остаётся командующим? Просто ради почёта? Или – затаился, а есть свой план?

Корнилов провёл по усам маленькой рукой с массивным кольцом белого металла. Молчал.

Узкие глаза, закрытый, так легко его не поймёшь.

– Да от наших генералов – и весь разврат, – признал Крымов. – Спешат, не знают, как лучше… подлизать. Ну и кем Гучков себя окружил, вот я не ждал! – кальсонщиками, им на складах считать, а не генералы! Что это? – честь отменили, дисциплинарные взыскания отменили, даже «проступки» отменили, – а есть только «недоразумения»! А ещё – и офицеры выборные? Да бабьей метлой такую армию разогнать, это уже не армия.

Густо дымил.

Корнилов малыми шажками похаживал молча, непроницаемый.

– И Военный Совет – идиот на идиоте, – пыхтел Крымов. – Спешат засвидетельствовать солидарность, как легко армию растряхивают. Будто сами сроду не служили, старые пердуны.

Поджёг одну от другой.

– Ещё этот борода-лопата Иванов, дурак. Он-то всё и погубил, первый. Он-то почему в Петроград не вошёл? Самый первый всё держал в руках. Уж один-то боевой полк у него был, Тарутинский, а больше и не надо. Ещё когда сволочь не укрепилась – почему в Петроград не вошёл? – насупленно допрашивал Корнилова, будто тот и не вошёл.

Да на ту же должность и стал.

А вот пойди его разгадай.

– А то есть и главнокомандующие, – гудел Крымов из бочки-груди, – которые красные ленты перед солдатами цепляют. Нашли хороший способ карьеры.

Он о Брусилове говорил.

Но адмирал Максимов проявился и похуже.

Да не мог Корнилов иначе думать, чем Крымов, не мог! И Крымов решительно:

– Тебе надо делать ставку на казаков! Два казачьих полка у тебя есть, что же ты?

– Петроградские казаки сейчас – не казаки, – не протронулся Корнилов. – Они красуются – толпе понравиться. В революцию им тут хлопали. Сейчас думают – как бы им на Дон уйти. Вот и всё.

– Да что ты?! – Уверен был: – Не, мои – не такие.

– Поопасись, – возразил Корнилов узко сдвинутыми губами. – Дойдёт и дотуда.

– Не дойдёт! – Уж когда Крымов что в голову вбил – он возражений не признавал.

– До чего может дойти, – хмуро цедил Корнилов, – мы с тобой просто и вообразить не можем. Сукиных сынов если начинать считать, так… с Таврического.

Нет, он был свой! Ну-ну!

– А ты слышал, что шайка приказала? Считать уже принятую присягу недействительной! А? – Крымов гулко хохотал. – Шайка запасных отменила присягу!

А Корнилов совсем не весело щурился: до тебя далеко, а до меня дошло.

Отложил, погасил Крымов всякое курево, хлопнул по столу:

– А училища у тебя как?

– Юнкера – хороши. Одни они службу несут. Вчера в Павловском был. Отличный парад, отвечают дружно, под левую.

– И сколько у тебя всего юнкеров, со старшими кадетами? Тысяч десять?

– Около.

Большими лапами схватился за большие круглые колени – и закачался медведь:

– Так надо дело спасать, Лавр Егорыч! Ведь такого Россия не перескочит. Надо – армию спасать.

Корнилов остановился против, как влитый. Сощуренно смотрел.

– Я всё ж думаю – как-нибудь вытяну гарнизон. Конечно, все твёрдые меры у меня отняты, да и некем их применять… Ну вот начали приезжать депутации с фронтов. Я их посылаю на заводы. Они – в боевом снаряжении туда ездят.

– И что?

– И – проверяют. И тычут: почему, мол, вооружения нам не делаете? И по частям гарнизона.

– О-о-ох, – перекосился Крымов, как штык ему в бок. – Ещё кто кого переговорит. Добрая слава лежит, а худая бежит. Как бы эти депутации, наоборот, фронта не разложили. Ведь и от Петрограда к нам ездят?