Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая

— Нет. Это Иван Тулак, он тут конным резервом заворачивает, сам и писал, грамотей. А чего плохого?

— Надо смотреть за этим. Всякая белая шкура по этому будет судить о нашей грамоте и культуре, Илларион.

— Пожалуй что так... — кивнул Сдобнов. — Я как-то об этом не задумывался. Да и некогда было...

Спустя время, когда иссяк разговор, Миронов оглядел каморку с обшарпанными стонами и притихшим самоваром, прямо сказал другу:

— Бросай, Илларион, к черту конторский стол да приезжай домой! Точнее сказать — на станцию Себряково. Предлагаю должность начальника штаба. Добро?

— Не отказываюсь, — сказал Сдобнов. — Но сейчас надо еще здесь побыть, поработать. Ты слышал о новом декрете по казачьему вопросу? Хороший документ Ленин подписал 1 июня. Мне только что звонили из Москвы. Надо этот декрет внедрить, чтобы привыкли к нему и не рисовали нас волосатыми дикарями, как ты изволил заметить... А потом уж махну к вам, в Себряково.

— Твердо?

— Да. Придется, видно, еще повоевать с Красновым. А я ведь не по призыву в Красной Армии, а доброволец, как и ты...

— Положение сейчас, на развороте дел, особенно трудное, Илларион. Не задерживайся, — просил на прощание Миронов.

На крыльце было солнечно, ветрено. С Волги тянуло тленом ряски и тухлой рыбешкой. Друзья здесь задержались. Навстречу им по ступеням поднимались двое в гимнастерках, оба настороженно всматривались в лица, как бы старались не пропустить нужных людей. Передний кинулся к Миронову, затряс руку. Человек был определенно незнакомый ему, бледный и сильно исхудавший, как из больницы.

— Товарищ Миронов, вы меня не узнаете? Я — Фролов, ваш станичник! С Алаевым мы ехали тогда вместе, на съезд, в Новочеркасск! А это — товарищ Френкель, член Донисполкома, знакомьтесь! У нас ведь беда такая, товарищ Миронов: шли к вам, да не удалось, контра эта под Краснокутской, глушь на Верхнем Чиру... Погибли все наши товарищи!

Фролова Миронов не знал, но было неловко как-то сказать об этом прямо. Тем более что известия о страшной смерти Петра Алаева, нелепом пленении самого Подтелкова, в последние дни не сходившие с уст в Царицыне, принуждали к вниманию и участию. Пожал руку Фролову и Френкелю.

— Были ведь там и тачанки, и пулеметы? — с недоумением спросил Миронов, по сути не понимая, как мог хорошо вооруженный отряд уступить повстанцам. Он никого не осуждал, больше сокрушался о погибших людях, и в особенности о близком ему Алаеве.

Френкель, услыша фамилию Алаева, сказал с откровенным презрением:

— Соглашательство никогда не приводило к добру! Это именно ему и Мрыхину пришла в голову нелепая мысль: договориться добром с фронтовиками, которые стали мятежниками! Сословные предрассудки взяли верх, и что касается Алаева, то он стал жертвой по собственной вине!

— Не знаю, — сказал Миронов. — Он был простоват по натуре и слишком доверчив. Но даже и при этом, если бы он оказался во главе отряда, то, думаю, так не сплоховал бы. Там было что-то другое...

— Был бы жив, так все равно следовало бы расстрелять по суду революционной совести, — неуступчиво сказал Френкель. Он все еще переживал, видно, психическое потрясение от недавней опасности.

— Быстрые вы слишком... на расстрел-то! — желчно усмехнулся Миронов. — Это проще простого. Но жизнь на этом не построишь.

— Хорошо, что Подтелков отослал нас с Ароном оттуда, — сказал Фролов, желая разрядить возникшее напряжение в разговоре. — А то бы и мы качались на реях, как говорится.

— Ждал, наверное, помощи? Подтелков-то? — спросил догадливый Сдобнов.

— Конечно. Но, как вы понимаете, ничего уж нельзя было успеть. Их казнили утром следующего дня.

Миронов молча вздохнул, кашлянул и, как показалось, слишком пронзительно, чего-то не прощая, взглянул сквозь толстые стекла в глаза Френкеля:

— Теперь о погибших лучше уж ничего не говорить. По русскому обычаю. В том числе и об Алаеве...

Козырнул, прощаясь, и быстро пошел по ступенькам вниз. Сдобнов последовал за ним.

6

Шестого июня в Царицын приехал Сталин.

Мандат Чрезвычайного комиссара по продовольствию обеспечил ему уважительную встречу в красной губернии. Минин и Яков Ерман делали доклад о положении дел (и не только продовольственных), начальник местной ЧК Червяков, хмурый, неразговорчивый детина в кожаных пиджаке и штанах, выслушал крепкие замечания члена ЦК большевиков, побежал исправлять обнаруженные упущения.

Отведенный на запасный путь служебный вагон Сталина в тот же вечер был подключен к телефонной и телеграфной сети, заработал аппарат наркома. Уже на второй день после приезда Сталина Царицын прижух в небывалом испуге: исчезли куда-то праздношатающиеся офицеры в штатском, вместо них шел но улицам комендантский патруль, с наступлением темноты задерживал всякого, проверял документы. Искристо поблескивали жальца привинченных к дулам штыков... Утихла ночная музыка в городском саду, приближался, по мнению обывателя, страшный суд.

Но в отличие от «левых» коммунистов, идеи которых имели в тот момент повсеместное хождение, Сталин не относил российского мужика к числу безусловных врагов пролетариата и мировой революции. Об этом он прямо сказал в своем заключительном слове, как докладчик, на VI съезде партии, полемизируя с радетелями сиюминутного перехода к новой общественной формации. «Мужики низовые... блока с крупной буржуазией не заключали», — сказал он, предчувствуя неизбежную борьбу по этому вопросу с проникшими в партию «межрайонцами» Троцкого. Для такого высказывания между тем была уже необходима немалая смелость.

Будучи комиссаром по продовольствию, Сталин, конечно, понимал, что этот самый мужик понадобится для снабжения страны не только сегодня, но и завтра, он же составит основу армии. Не кто иной, именно мужик, составляющий три четверти населения России, в конце концов решит участь Советской власти — быть ей или не быть. Именно поэтому надо не экспроприировать мужика, как скрытого буржуя, а посильно поддерживать захиревшее с войной крестьянское хозяйство, не забирать силой, а по возможности выкупать хлеб; если же денежная плата по твердым ценам практически обесценивала и хлеб, и самый труд (во имя которого и вершили большевики свою великую революцию), то следовало перейти к натуральному товарообмену... По сути дела, в городах еще можно найти немало таких товаров, которые там вовсе не нужны, но в которых остро нуждается деревня.