Красные и серебряные лисы

Судя по толпившимся на причале людям, корабль мог отправиться в любую минуту. Наверху, на пирсе нас встретил третий бородач, тот самый, что был на подхвате.

– Доброе утро, - широко улыбнулся он, демонстрирую желтые зубы. Говор у него был странный. Он смешно так растягивал слова, отчего казалось, что говорит не серьезно.
– Рад, что вы прибыли вовремя. Сейчас закончим погрузку товара и сразу отчаливаем.

– Спасибо, что подождали, - ответно улыбнулся я.
– Покажите каюту, и мы не будем мешаться.

– Это с радостью. Только отапливаемых кают нет. Только трюм, где спят матросы, - его взгляд метнулся к Рине.
– И даже два свободных гамака найдем.

– Достаточно будет небольшой каюты. Желательно с печкой. Такие есть?

– Конечно. Только тепла от нее много не ждите, - он посмотрел за наши спины и сделал жест рукой, чтобы мы отошли немного в сторону.

Мимо нас на корабль проследовала довольно странная группа..., чуть не сказал людей. Нет, внешне на людей они очень даже походили. Разве что уши у них были совсем не человечьи. Высокие, словно у волков. Нет, более пушистые, как у лис. Первым шел парень в легкой, рваной куртке. Вполне приятное, я бы даже сказал, красивое лицо, темные волосы. Прижатые уши, словно он чего-то опасался, покрывала густая, темная с белым шерсть. Я потер глаза, но наваждение не прошло. За парнем шла девушка, лет двадцать, миловидная, рыжеволосая. Рыжими были и уши, и хвост.

– Мать их, - тихо сказал я, - у них еще и хвосты... Кто это?

– Иночи, - спокойно ответила Рина. На людей, связанных общей веревкой, она смотрела довольно спокойно.

– Рабы, что ли?
– я вытянул шею, разглядывая колонну. Двенадцать человек.

– Рабы, - та же интонация, что и прежде.
– Их продадут на рынке в Торгуте.

– Ешкин кот, - выругался я, не зная на что злиться. На то, что тут торговали людьми, или на то, что не совсем людьми.

Кстати, девушка, что шла второй, держалась не так как парень. В том плане, что ушки у нее стояли ровно, слегка повернувшись к нам, когда я говорил про хвост. Я поймал ее взгляд. Ох, как сложно описать его. Хоть и смотрели мы друг на друга секунду, но казалось столько всего в этом взгляде. Оглядев толпу я понял, она у них за старшую. Или за самую смелую. Или за самую глупую.

Люди-лисы, одетые явно не по погоде, тряслись на холоде, обхватив себя руками. Хвосты у них распушились, словно это могло помочь согреться. Быстрым шагом они пересекли причал, взобрались по сходням на корабль и скрылись в трюме. Я же никак не мог выкинуть из головы взгляд ярких, словно два изумруда, глаз.

– Прошу, - бородатый махнул рукой, как-то странно хмыкнув, - покажу каюту.

Корабль был метров сорок в длину и около шести в ширину. Пузатый в центе, с небольшой надстройкой на корме. Если в море на корабле все просолено, то тут все было проморожено. Чтобы хоть как-то ходить по палубе, ее посыпали мелким песком, едва слышно хрустевшим под ногами. На мачтах же я не заметил ни парусов, ни каких либо веревок. Может, ими пользовались в летнее время, когда лед таял...

Каюту для нас выделили как раз в надстройке на корме. Крохотная, с иллюминатором, закрытым деревянной заглушкой.

– Это не каюта, это шкаф, - хохотнул я, косясь на лавку, играющую роль кровати.
– У нас кабина лифтов больше. И где обещанная печка? Куда ее вообще тут ставить?

Пока я ругался, Рина заглянула под лавку, вытаскивая оттуда нечто, отдаленно напоминающее набитую соломой подстилку. Поверх подстилки она кинула шерстяное одеяло из своего походного рюкзака.

– Пойду печку поищу, - вздохнул я, глядя на ее спокойное выражение лица. Странная она, все-таки. Непробиваемая, как танк. Интересно, что может ее вывести из себя?

Погрузка успешно закончилась, и матросы суетились, убирая сходни. На палубе я насчитал пятнадцать человек. Маловато, для такой большой посудины. То ли отличительная черта, то ли писк моды, а может, просто из-за холода, но все поголовно носили бороды.

На надстройке, у колеса штурвала пристроился тот самый матрос, что нас встречал. Он что-то настраивал на квадратной стойке. По лесенке к нему поднялся переводчик. Оглядев палубу, скользнув взглядом и по мне, он что-то сказал и палуба слегка покачнулась. Доски со стороны пристани затрещали, корабль медленно поднялся на полметра и отчалил. Какие-то мальчишки, суетившиеся у причала, кричали и махали вслед удаляющемуся кораблю.

Медленно набирая скорость, мы взяли курс на запад. Палуба едва заметно опускалась и поднималась, как бы покачиваясь на волнах.

– Осторожнее на палубе, - сказал грубый, хриплый голос справа. Очередной немолодой бородатый мужчина.
– Порывы ветра бывают коварны. Поскользнешься и вылетишь за борт.

– Спасибо, что предупредили, - на всякий случай вцепился в невысокий поручень, проходивший рядом.
– Скажите, где можно печку взять? В каюту поставить.

– Печь?
– переспросил он, так как я подобрал не совсем верное слово на английском.
– А, понятно. Пойдем, покажу. Только дров могу дать две связки в сутки.

Вместе с ним мы спустились на нижнюю палубу, в небольшую кладовую, где в рядок стояло пять тощих железных печек с кривыми, местами помятыми трубами.

– Каюта справа или слева?
– спросил он.

– Там, - я указала на правый борт.

– Тогда эта, - он ткнул пальцем в изогнутую трубу. Придержав меня за руку, он оглянулся, словно чего-то опасаясь.
– Ты со скворой ведь, верно? Если хочешь, могу предложить место в трюме, с остальными ребятами.

– Да не, нам вполне удобно в каюте.

– Дело твое. Ты с ней давно?

– Не очень. А что такого?
– даже удивился я, учитывая его тон.

– Да ничего, - криво ухмыльнулся он.
– Смотри, чтобы она свое пойло не забывала по вечерам пить. А то к утру придется твое остывшее тело за борт сбрасывать. На прокорм хищникам.

– Это почему? Что за пойло?

– Не знаешь? Они какую-то дрянь пьют, чтобы не мерзнуть. Мы как-то везли пару сквор. Красавицы, что твоя. Так матрос один решил погреть бочок одной из них. К утру вынимали его остывшее тельце из койки. Замерз. Они ведь тепло из тела вытягивают. Незаметно так. Ты вроде медленно засыпаешь, и все, - он рассмеялся, хлопнув меня здоровой ладонью по плечу.
– Спускайся вечером. Посидим, выпьем.

– Подумаю, спасибо, - я ухватил печку и трубу.
– А дрова где взять?

– Там, - он указал рукой дальше по коридору.
– В самом конце. Две связки, - он продемонстрировал два пальца.
– Советую топить вечером.

Когда я вернулся в каюту, Рина забралась на койку с ногами, даже не став разуваться, и сидела с закрытыми глазами, пониже натянув капюшон. Чтобы установить печь, пришлось повозиться. Труба никак не хотела ровно входить в отверстие в заглушке на иллюминаторе. Вторым заходом на нижнюю палубу я забрал две небольшие вязанки дров. Совсем не густо. Часа на полтора, два может и хватит. Отложил до вечера.

Рина вынула руку из-за пазухи, где отогревала их, и нашла мою ладонь.

– Ёлки-моталки, - удивился я.
– Чего они у тебя такие холодные. Ладно, давай сюда, - я засунул ее руку в свой карман.
– Долго... плыть до этой, Тортуги?

– Торгуты. Пятнадцать дней, если погода будет хорошая.

– Ближний свет. Я же тут с тоски выть начну, как эти, Иночи.

– Иночи не воют, - сказала она, облокачиваясь на мое плечо.

– А ночью в волков не превращаются? Почему? Не знаешь, или не превращаются? Пфф, скучная ты.