Красные карлики

Разве что спросить кого-нибудь. Вдруг кто-то знает, куда подевался полусумасшедший старик, любовно создавший человечков и целый мир, где счастливо и спокойно жили его изделия. Он был прав, этот седовласый – нельзя изготовлять вояк. Дико, нелепо выглядел бы нагруженный снаряжением солдат с оружием наперевес среди опрятных улыбающихся женщин и их трудолюбивых мужей.

Неужели старик ушёл безвозвратно?.. Не к добру это. Албан припал к тёмному толстому стеклу, пытаясь что-нибудь разглядеть. Голые панели, дырки от креплений обивки, покосившиеся пластины ярусов. Всё выметено. Какие-то пятна, словно подпалины. В самом деле – пластик опалён и оплавлен… Он протёр стекло – как плохо видно в потёмках!..

Несуразная картина возникла в воображении Албана – пожар и смятение на ярусах, падают декоративные деревья, под выкрики команд пробегают горбатые тени в шлемах, а бородатый старик, оглядываясь в слезах, уходит прочь под дождём, держа зонт над жиденькой толпой фантошей, уносящих детей и узлы с вещами.

– Старик? фантоши? – заморгал астролог, который уже приготовился закрыть свою волшебную контору. – Да, там кто-то торговал. Я никогда его не видел. Впрочем, припоминаю… Чернокожий, худой мужчина. Он ещё прихрамывал.

– Лавка кукольника? – Продавщица мух и рыбок оказалась куда внимательней, чем звездочёт-гадатель. – Он спрашивал корм для котят. Очень милый старичок. По-моему, он был чуток не в своём уме. Видимо, умер. Вы не содержите мух? Поглядите, какие крупные. Золотые огнекрылки.

– Пожилой джентльмен? – поднял брови зубной мастер. – Позвольте, кукол продавала женщина. Я бы сказал – хорошенькая, аппетитная особа. Сколько я здесь арендую помещение, всегда одна она. Ходила с рыжей собачонкой и носила шокер – для самообороны.

На стеллажах у мастера в светящихся боксах стояли десятки прозрачных ёмкостей, заполненных мутным студнем нефритового цвета. В студне виднелись красноватые прожилки и вяло пульсирующие вакуоли; он был пронизан нитями, выползавшими через края наружу, словно корни мангров, а из влажной поверхности питательного студня выступали зубы – резцы, клыки, коренные… Они были посеяны и теперь взошли густой порослью.

С мутной неразберихой в голове пришёл Албан в «Римскую Фортуну». Огорчение от пропажи старика и кукол усилилось тем, что в «Фортуне» отказали два станка, ежедневно обиравшие клиентов на семьсот-восемьсот бассов, и починка их грозила занять весь вечер. Но таков контракт между компанией и сетью игровых салонов – в любое время, любой объём работ. Хорошо, что в контракт входило кормление наладчика за счёт салона. «Римская Фортуна» не скупилась – бутерброды выставляла толстые и много, горячие напитки без ограничений.

Когда Албан надел на голову обруч с визорами и похожими на древние очки дисплеями, хозяин сделал удивлённую гримасу: «Что бы это значило?» Но спрашивать не стал. По контракту наладчик имеет право на самый тщательный досмотр техники.

Всё шло, как обычно. Дежурный курьер привёз запчасти, Албан взялся за работу. Салон играл, звенели жетоны. Потом у входа кто-то необычно громко вскрикнул – причём трезвым, очень испуганным голосом.

Было 21.06, но эту подробность Албан выяснил гораздо позднее.

Он повернулся и увидел, как люди прянули от входа, а по залу прошла неясная судорога. От входной двери двигались вглубь двое – какой-то улыбающийся тип средних лет и молодой хмырь с собачьими глазами. Оба без головных уборов, в длинных, уже расстёгнутых плащах. Вошедшие на ходу доставали из-под плащей автоматы с рожковыми магазинами.

– Салон закрыт навсегда! – объявил старший налётчик, вскидывая ствол; молодой повторил его движение. – Всем каюк.

– Нет! Не делайте этого! – закричал кто-то из покупавших жетоны, а мужчина в жёлтой куртке нырнул под стол. Почему-то эта храная куртка сильно запомнилась Албану. Нельзя надевать такие куртки в понедельник вечером и ходить в них по салонам – от жёлтой куртки обязательно что-то должно произойти.

Обрывочно блеснули мысли: «Хозяин не проплатил рэкет. Бандюки мстить пришли. Эх, и попал же я!»

На долю секунды Албан замешкался. Как раз в это мгновение киллеры открыли огонь. Поверх грома, веером стелившегося из стволов, он встретился глазами с убийцей, который улыбался; их взгляды столкнулись в упор – растерянный и упоённый.

Испугаться Албан не успел. Автоматы хлестали очередями по всему, что было в салоне. Будто ломом ударило по груди, оборвалось дыхание. Албана швырнуло на игральную машину, где на экране мельтешили яркие картинки – ягодки, лимоны, рожи джокеров. Он крепко приложился о корпус, но почти не ощутил удара – так, тупо, почти не больно. Вроде бы полетел в шахту лифта – кругом чёрное, мелькают лампы, и гул, громадный гул, – но при том Албан был лёгким, как воздушный шар.

После этого момента память сохранила немногое. За шахтой была тёмная карусель, его кружило и грозило сбросить с края. Гуденье забивало уши и пронизывало голову.

– Не довезём, – говорили голоса под землёй. – В клинику Гийома, живо.

– Хассе, Албан, двадцать семь лет, ИНН 840-238-505-412-57. Есть завещание на безвозмездное изъятие роговицы, почек, сердца…

– Кому-то повезло. Кроме сердца – дырявое…

– Медицинская страховка…

– Не нужна. Им надо одно: кем работает, жив ли мозг.

– Наладчик игральных автоматов. Энцефалограмма пока теплится, но кровоснабжение мозга падает.

– О'к, отправляю… Просят сохранить его по максимуму. Примут на ближайшей базе. Если доставим в исправности, будет премия. Лёгкие деньга!

Среда, 16 декабря 6234 года

Между забытьем и пробуждением он что-то чувствовал, видел и слышал, но от этих впечатлений сохранились слабые, неясные следы. Пожалуй, так оно и лучше, потому что даже следовая память о пребывании внутри смерти была пугающей. Ни цвета, ни пределов – но вместе с тем ощущение себя инертной исполинской массой, которую раскачивает внешняя сила, страшная своей свирепой настойчивостью. Вдруг – стремительное, неудержимое движение. Скорее осознание себя громадным литым ядром, катящимся вниз по склону горы, усеянному валунами и острыми каменными гребнями. Сильные толчки и удары, болью отдающиеся во всём теле. Кажется, тело вот-вот расколется – но шар-сознание неуязвим. Обжигающее дыхание плавильной печи и нестерпимый визг…

Прохлада и равновесие объяли его. В безмолвии подступил сон. Время прекратилось, потеряло смысл.

Сколько дней прошло? или пауза длилась недели?.. годы?.. Со всех сторон – невероятно, но Албан видел всем телом! – стал разгораться серый ровный свет. Никаких светильников – просто вокруг открывалось серое, медленно бледнеющее пространство. Это походило на рассвет ненастным утром, в несчастный день, когда Город окутывает смог.

Возникло шипение, словно приоткрыли газовый клапан. Оборвалось. Затем возобновилось, стало сбивчивым, прерывистым; сквозь сухой шипящий звук стали пробиваться бесплотные, лишённые эмоций голоса:

– Есть реакция на зрительный раздражитель.

– Есть на слуховой.

Что-то произошло – темнота отступила назад, впереди засияло белое солнце. Албан невольно зажмурился, на миг погрузившись во мрак, затем осторожно приоткрыл веки. Солнце оказалось лампой с зеркальным отражателем; хотя она горела очень ярко, Албан не испытывал ни боли, ни рези в глазах. Он чётко различал мелкие неровности на вогнутом горящем зеркале. Поразительно, до чего ясным стало зрение… Вот только голова была тяжёлой, неподъёмной. А тело вовсе не слушалось.