Красные курганы
Шрифт:
– Пусть почувствуют вкус победы, – возразил Константин. – Лишь бы с Прибалтикой заминки не было. Вот послушай, чего я задумал. Для начала…
– Костя! – жалобно взвыл воевода. – Ты мне друг, но сон дороже. Я же с ног валюсь. Давай завтра поутру.
На следующий день Константин неторопливо обсуждал со своим верховным воеводой план покорения Прибалтики и рьяно защищал его от критики, а Евпатий Коловрат в это время уже действовал. Он отчаянно торговался с купцом Петером, сражаясь за каждую куну.
Наконец они договорились о том, что торговец отдаст все запасы сукна, которые так и не доехали из Любека до места своего назначения, по три гривны за постав. [97]
Вывалив
– Думаешь, выгадал ты? Ан нет. Через седмицу или две, когда все прознали бы о княжеском заказе, ты мне свое суконце дешевле пяти гривен нипочем бы не продал. Так что это князь мой с прибытком оказался.
97
Постав – старинная мера длины, применяемая в то время в оптовой торговле сукном. В каждом из них было от 30 до 60 локтей, то есть от 15 до 30 метров.
Купец, заинтригованный тем, для чего вдруг Константину понадобилось столько сукна, только развел руками, изображая уныние, и пригласил дорогого гостя к столу, чтобы спрыснуть сделку.
Он и впрямь оказался в Рязани не просто так, а по поручению рижского епископа, так что вызнать о загадочных намерениях князя было для него жизненно важно.
Когда-то, несколько лет назад, купец угодил в отчаянный переплет. Встретившись с лихим перекупщиком, который сам за бесценок взял шелк у монгольских воинов, Петер занял кучу марок и cкупил все, что у того было. Но до Любека товар он так и не довез. Сразу все три его корабля, доверху груженные этим шелком, были ограблены морскими пиратами.
Конечно, былого печального засилья королей открытых морей давным-давно уже не было. Оно стало заканчиваться еще лет триста назад, когда ярл Гальфган Черный собрал вокруг себя на тинге [98] свободных бондов [99] и начал методично вытеснять храбрых викингов из Норвегии. С тех пор самые удачливые морские разбойники успешно устроились на чужбине, вроде Ролло, ставшего под именем Роберта первым нормандским герцогом. Но такое удавалось единицам. Многие просто погибли.
98
Тинг – народное собрание у скандинавов в Средние века.
99
Бонды – в скандинавских странах в Раннее Средевековье все свободные люди, имевшие свое хозяйство и не принадлежавшие к знати.
Однако спокойствие в северные моря все равно не пришло. От одиночных искателей приключений и легкой наживы купцам удавалось отбиться. По-настоящему им приходилось плохо, лишь когда морские волки сбивались в стаю. Случалось это редко, но Петеру «повезло».
Если бы он был русским купцом, то у него еще оставалась бы возможность поправить свои дела. Справедливая Русская Правда позволяла в таких случаях рассрочку платежа по долгам, понимая, что «пагуба от бога есть».
Беда заключалась в том, что Любек подчинялся Дании, а там законы на этот счет были совсем другими. Словом, разорение было бы неизбежным, если бы не доброта рижского епископа, ссудившего незадачливого торговца нужной суммой.
С тех самых пор его благосостояние медленно, но неуклонно росло. Не далее как год назад он окончательно рассчитался со всеми долгами. Петер и сам уже
давно осел в Риге, возле своего благодетеля, и даже перевез туда всю семью, хотя об этом по совету епископа предпочитал особо не распространяться. Пусть все по-прежнему думают, что он из Любека, так будет куда спокойнее.Правда, в основном он сиживал в Киеве, где имел не только лавку, но и каменный дом на Подоле, так что в Рязань приехал в первый раз.
А молодой рязанский боярин оказался простодушен и наивен, но главное – болтлив. Уже через пару часов Петер, умело поддерживающий разговор и зорко следящий за тем, чтобы чаша Коловрата все время была доверху наполнена вином, знал почти все.
Оказывается, далеко на юге, одолев местные кочевые племена, жившие близ заснеженных гор, на степной простор вырвались орды диких воинственных кочевников, причем в огромном количестве.
– Наш князь мудр и осторожен, – заплетающимся языком рассказывал боярин. – Он свою опаску имеет, а потому бить их хочет наверняка. За этим и сбирает отовсюду свои полки.
– А не боязно ему оставлять грады без ратных людей? – поинтересовался как бы между прочим Петер.
– Так кругом же все свои, русичи. Лишь близ Кукейноса немцы стоят, но опять же у нас с ними замирье подписано на два лета. К тому же князь меня туда сызнова посылает, чтобы я для надежности еще раз словом епископским заручился и уговор наш продлил, потому как не пришло еще время крошить этого Альберта вместе с орденом. Тут осильнеть малость надо. Но ничего, придет пора, так князь-батюшка и до них доберется, – молвил он угрожающе. – А может, и дожидаться не будет, пока замирье кончится. Да и не уберет он оттуда всех. Князь опаску имеет от литовцев немытых, что по болотам живут, так что немного воев повелел оставить. И малого числа за глаза хватит, чтоб от них отбиться, они же грады брать не умеют. Ну-ка, налей мне еще одну, но чтоб последнюю, – ухмыльнулся он пьяно. – Что-то я припозднился у тебя, а мне еще в путь-дорожку сбираться надо.
Он жадно осушил доверху наполненную чашу, звонко икнул и заметил:
– Слушай, гость торговый, понравился ты мне. И в цене уступчив, и наливаешь не жалея. Хошь, я тебя с собой возьму? Ты же все равно расторговался, так что делать тебе здесь нечего. Прямо до Риги домчу, а там по морю до твоего Любека рукой подать. А поедем-то на санях, да под шкурами медвежьими – лепота. Так и быть, за провоз я с тебя ни единой гривны не возьму. Будешь вместо оплаты меня винцом поить. Полюбилось мне цареградское винцо. Или ты в Волжскую Булгарию по весне нацелился?
Петер только начал подумывать, как бы ему под благовидным предлогом ускользнуть из города, а тут удача сама в руки спешит. Купца даже пот прошиб от такой замечательной возможности угодить своему епископу, доставив самые свежие сведения о ближайших намерениях рязанского князя. К тому же помимо всего этого представлялась неплохая возможность сэкономить в расходах на охрану, на найм саней и лошадей. Складывалось все просто чудесно.
– Хотел было я и впрямь в Булгарию по весне поехать, но если боярин столь любезен, то я рассматриваю это как перст судьбы, которым негоже пренебрегать, – степенно заметил он Коловрату.
– Токмо ты не забудь – послезавтра рано поутру уже выезжаем, – напоследок предупредил его Евпатий. – Ежели запоздаешь – ждать не стану.
Стоя уже у выхода и с видимым трудом сохраняя вертикальное положение непослушного тела, Коловрат еще раз с вожделением покосился на заманчивый кувшин, продолжающий гордо выситься в самом центре стола.
Некоторое время он сосредоточенно сопел, очевидно, размышляя над извечным вопросом «Пить или не пить?», но затем, еще раз звонко икнув, решительно замотал головой и заявил: