Красные курганы

Вот с того времени он и пошел на поправку, причем очень резко.

Одно время его даже сомнения взяли: а не наркотиками ли его случайно лекарь пичкает? Решил осторожно выведать у словоохотливого еврея, как да что, да чем он его лечит. К тому же пора было выбираться из этого деревянного мешка, а возможность наладить связь с волей оставалась одна-единственная – лекарь.

– В колдовстве обвинить хочешь? – глянул тот на него уныло, услышав вопрос.

– Нет, просто понять хочу. Уж очень хорошо мне помогают твои лекарства, – пояснил Константин. – Ты, Мойша, не обижайся. Я ведь только интересуюсь.

– Ну, если так, – вздохнул тот и полюбопытствовал: – А как я тебе поясню, если у всех у них названия мудреные, латинские? Ты латынь-то ведаешь? – посмотрел он искоса на князя, и тревожный огонек блеснул в его слегка выпуклых темных глазах.

– Нет, – покачал головой Константин.

Лекарь молча развел руками.

– Ну, если интересно… – протянул он. – Беру я два золотника [149] хуракида зеленнуса…

Константин насторожился.

– Затем добавляю к нему один золотник вискиса маряшкиса и смешиваю их с десятью почками [150] кумараса гундовиса, истолченными в ступке.

149

Золотник – первоначально означал золотую византийскую монету, но к XII в. стал обозначать исключительно меру веса, составляющую 4,27 г.

150

Почка – мера веса в Древней Руси. Составляла 171 мг, т. е. в золотник входило 25 почек, или 100 пирогов, самых мелких единиц веса.

– Это не похоже на латынь, – осторожно произнес князь.

– Таки человек, не знающий латынь, теперь будет мне говорить, что на нее похоже, а что нет, – возмутился Мойша.

– Mors ultima ratio, [151] – подумав, произнес Константин.

– Чего? – удивился лекарь.

– А ведь ты не знаешь латыни, – заметил Константин.

– Это я-то ее не знаю?! – возмутился Мойша. – Я, который учился в университете в славном граде Турине, и в университете в еще более славном городе Пиза, и в университете… Таки кто тогда ее знает?! – А потом вздохнул и уже не столь патетически поинтересовался: – Вот ты умный человек, княже. Тогда скажи, что именно для тебя важнее, чтобы я знал эту самую латынь или умел лечить? И если ты выберешь первое, таки я уйду учить то, что я, возможно, несколько подзабыл. Но я не думаю, что тебе от этого станет легче.

151

Mors ultima ratio – смерть – последний довод (лат.).

– Ты чего разбушевался-то? – спросил его Константин. – Конечно, лечи. Просто мне интересно стало, вот и спросил.

– Людям вообще интересно выведывать чужие тайны, а потом им еще интереснее употреблять их во зло ближнему, – философски заметил Мойша. – И кому будет хорошо, если люди узнают, что бедному еврею не ведомо, как называются ваши волчьи ягоды, водяной прострел, [152] колюка [153] или Перунов цвет [154] по-латыни, хотя он хорошо умеет ими пользовать? Не знаешь? И я не знаю. Зато мне ведомо, кому от этого будет плохо, – это бедному лекарю, который сразу станет никому не нужен.

152

Водяной прострел (купальница, одолень-трава) – одно из простонародных названий кувшинки.

153

Колюка – чертополох.

154

Перунов цвет (свет-цвет, жар-цвет, царь-цвет) – папоротник.

– Я бы хоть сегодня дал тебе honopis causa? [155] – медленно произнес Константини и уточнил: – Это выражение тебе известно?

– Это известно, – кивнул лекарь, уважительно глядя на князя. – И тебя совсем не смутило то, что я не знаю латыни, а также молитв, обращенных к тем вашим святым, которые помогают при лечении той или иной болезни?

– Совсем. К тому же я не очень-то верю в то, что они помогли бы мне. Ты очень хороший лекарь, а это главное. У меня в Рязани есть знакомая девушка. Зовут ее Доброгнева. Так вот, она не знает по-латыни ни одного слова, а лечить научилась от своей бабки без всяких университетов. И ничего.

155

Honopis causa – ученая степень, присуждаемая без защиты диссертации; букв.: ради почета, за заслуги (лат.).

– И ее не опасаются приглашать для лечения?

– Ничуть! – усмехнулся Константин. – Нарасхват идет.

В ответ Мойша только грустно вздохнул.

– А как же твой университет в славном городе Турине? – спросил Константин. – Ты плохо учился?

– Я учился лучше всех! – возмутился еврей. – Я схватывал все на лету. Но у тамошних студиозусов есть очень веселый обычай. Они по первой пороше забрасывают евреев, – даже если это их товарищ по скамье – снежками. И делают это до тех пор, пока он не заплатит двадцать пять золотых монет. [156] Я учился и трудился одновременно, не покладая рук, но откуда я возьму столько, если заработанного мне едва хватало на то, чтобы один раз в день немножечко покушать? Знаешь, княже, это очень больно и очень обидно, когда тебя забрасывают снежками. – Он хмыкнул и заметил с простодушной улыбкой: – Хорошо, что Турин находится в Италии, а не на Руси. Здесь я так и остался бы торчать в сугробе до самой весны.

156

Здесь и далее все приводимые Мойшей антисемитские обычаи студентов средневековой Европы автором не выдуманы, а взяты из документальных источников.

– Так ты ушел оттуда, недоучившись? – уточнил Константин.

– Да, и перешел в другой университет, который находился в славном городе Пиза, – подтвердил Мойша. – Там тоже хватало славных обычаев. Например, на праздник Святой Екатерины местные студиозусы имели обыкновение сажать на весы самого толстого еврея и затем взымать со всех нас штраф сладостями в размере его веса. Мне не повезло. Нас было всего пятеро, а бедняга Иаков весил около семи пудов, хотя почти ничего не кушал. В италийских университетах вообще много веселых обычаев. В Болонье требовали, чтобы я оплачивал их веселые пирушки. В Падуе полегче, там штраф состоял из самого жирного каплуна. Но совсем плохо то, что мы были обязаны снабжать университеты трупами для их изучения. Я совсем бросил учебу в тот день, когда на кладбище поймали Иосифа. Он был очень умный, но не хотел осквернять могилы таких же евреев, как и он сам. Он пошел на христианское кладбище. Толпа разорвала его на клочки. – Мойша жалко улыбнулся и добавил: – Заговорился я тут с тобой, княже, а мне еще лекарства делать надо.

Уже у самого выхода он повернулся к Константину и как-то обреченно заметил:

– Это очень тяжело, когда некому излить свою душу. Так откровенно я ни с кем не говорил целую вечность. Наверное, даже чересчур откровенно. Но, как бы то ни было, я не жалею. Нет, не жалею.

– И правильно делаешь, – заметил Константин. – Считай, что я все уже позабыл, honopis causa Мойша.

– Спасибо, – сдержанно склонил голову лекарь. – Если ты меня так назвал, то я и впрямь верю, что ты все позабыл.

С того времени их разговоры становились все более и более откровенными. Перед собой князь не лукавил. Лекарь был ему нужен в первую очередь для побега, а это значило, что его доверие следовало завоевать любым путем. Но в то же время Мойша был ему просто симпатичен как человек, причем настолько, что Константин в один из дней предложил ему:

– Если хочешь, переезжай ко мне в Рязань. Я построю для тебя настоящие хоромы, где ты сможешь лечить людей и тебе не надо будет ни перед кем притворяться, что знаешь латынь. А потом мы и сами создадим университет, и преподавать в нем будешь именно ты. Но только с уговором, – хитро посмотрел он на лекаря.

– Устроить тебе побег? – проницательно улыбнулся Мойша.

Вообще-то Константин имел в виду именно это. Однако после этого вопроса он почувствовал, что если подтвердит его догадку, пусть и косвенно, то все доверие лекаря сразу пропадет, и сказал совершенно иное:

– Нет. Я хочу, чтобы ты не забрасывал снежками учеников… по первой пороше.

Смеялся Мойша долго. Он плакал от смеха, по-щенячьи повизгивал, ухватившись руками за живот, а под конец начал икать. Попив воды и слегка успокоившись, лекарь торжественно пообещал, что никогда и ни в кого из учеников не станет кидать снежками.

– Ну, разве что пару раз, не больше, – протянул он, лукаво улыбнувшись. – Но только если узнаю, что он итальянец. А что до учебы, то я ведь не так уж много и знаю. Иная старая женщина в каком-нибудь селении может сделать куда больше. – Он закатил глаза вверх, будучи не в силах выразить всю глубину ее познаний. – Я, конечно, сразу прошу ее научить меня всему, что она знает, но в такие минуты понимаю, как же скудны мои сведения.

– Процесс познания бесконечен. – Настала пора философствовать князю. – Мудрый тем и отличается от дурня, что не гнушается учиться всю свою жизнь, а в конце ее говорит: «Я знаю только то, что я ничего не знаю». Это сказал очень умный эллин Сократ, перед которым в то время преклонялись все жители Афин.