Красные журавли (сборник)

— Что-нибудь не в порядке?

Она подняла на него строгие серые глаза и вдруг улыбнулась, отчего сразу похорошела и помолодела, превратившись из официального врача неопределённого, с точки зрения Александра, возраста в молодую, милую женщину:

— Нет, просто очень хорошо стучит. Приятно слушать!

— Тогда слушайте! — великодушно разрешил Гирин, выпячивая грудь. — Я могу специально заходить, чтобы доставить вам удовольствие.

— Заходите, — сказала она после паузы.

Они оказались одногодками и сразу как-то по-простому, по-товарищески понравились друг другу. Официальные встречи врача и пациента, а случались они не так уж редко, неизменно заканчивались разговором на общие темы чаще шутливым, иногда доверительным. В их отношениях не было ни расчётливого флирта, ни бездумной фривольности, не было ничего похожего и на постепенно зарождающуюся серьёзную любовь. Ясные и чистые отношения родственных душ, которые не столько сознают, сколько следуют велениям этого внутреннего родства. Кто знает, как было с Ниной, но Гирин над их отношениями просто не задумывался, тем более что знал — такие вещи в авиационных полках всегда известны: Нина замужем.

Однажды в городском парке Александр нос к носу столкнулся с этой супружеской парой, и Нина познакомила его со своим мужем. Он тоже был врачом — крупный холёный мужчина с начинающей седеть головой, уверенный в себе и насмешливый. В голосе и манерах Нины, когда она знакомила мужчин, было нечто странное, похожее на замешательство или смущение. Сразу-то Александр не обратил на это внимания, все это всплыло в его памяти позже, когда, возвращаясь из парка домой неспокойный и встревоженный, он восстанавливал случайную встречу по отдельным штрихам, по каплям. И ведь ничего, ну ничего не произошло! Но, пожимая мягкую и сильную, истинно докторскую руку мужа Нины, Александр вдруг ощутил непонятный, тупой укол ревности. Ему неприятно было смотреть и на самодовольного, явно молодящегося врача, по-хозяйски придерживавшего жену за локоть, и на притихшую, будто испуганную Нину. Александр смял ничего не значащий разговор и ушёл.

А наутро обнаружил, что видеть Нину ему не хочется. Не хочется, и все тут! И он всячески избегал случайных встреч, подальше обходя и санчасть и лазарет. И на очередной осмотр ему идти не хотелось, но тут уж ничего не поделаешь — идти все-таки пришлось. Нина изо всех сил старалась держаться непринуждённо, но это плохо у неё получалось. И разговор, их традиционный дружески-шутливый разговор не клеился. Взгляды, движения, самый голос Нины, который раньше так нравился Александру, — все раздражало Гирина! Неожиданно для самого себя он сказал ей какую-то колкость, а в ответ на её несколько растерянную реплику — другую. С удовольствием отметив, что у Нины дрогнула рука, державшая стетоскоп, и от обиды порозовели щеки, Александр подчёркнуто галантно распрощался и ушёл. А потом целый день ходил хмурый и «собачился», как определили его состояние друзья.

С той поры их взаимоотношения приобрели прохладный и официальный характер. Встречаясь, они здоровались, не глядя друг на друга. Однажды Александр заметил, как Нина, чтобы не встречаться с ним, пошла другой дорогой. Он мысленно посмеялся над её дамскими выкрутасами, но в следующий раз, издали приметив Нину, вдруг и сам свернул на тропинку и обошёл её стороной. Как-то случай свёл их в автобусе. Они поздоровались и десять минут простояли рядом как истуканы, не сказав друг другу ни слова. Но на выходе Нина вдруг обернулась, и Гирину показалось, что в её глазах блеснули слезы. Мало ли что может показаться! Но, засыпая, Александр ясно, точно на фотографии, снова увидел её грустное, в полуобороте лицо, прядь пепельных волос на лбу и слезы в серых глазах. Сердце у Гирина сжалось и заныло. Полчаса он ворочался с боку на бок и, что бывало с ним очень редко, никак не мог уснуть. А потом отбросил одеяло, сел на подоконник открытого окна и сидел там, слушая сверчков, до тех пор, пока не пришёл его сосед по комнате Колька Баралов, пилот из братской эскадрильи, шумно удивившийся тому, что Александр, точно девица, мечтает у окна.

Через несколько дней на праздничном вечере в честь Дня авиации Александр увидел Нину в гарнизонном Доме офицеров. Она грустно в одиночестве стояла у стены и отказывала всем, кто приглашал её танцевать. Отказывала с такой милой улыбкой, что на неё не сердились. Было в её одиночестве нечто отдалявшее её от случайных собеседников: перебросившись с ней несколькими фразами, они отходили. У Гирина ёкнуло сердце. Боясь передумать, он подошёл и, пряча за холодной вежливостью своё волнение, пригласил её на танец. Его не пугал возможный отказ, какой-то половинкой души он даже желал его — все-таки это был выход из неизвестности, с которой, он только теперь понял это, больше не было никакой возможности мириться. Но Нина не отказала, только посмотрела на него виновато, даже испуганно.

Добрую половину танца они молчали, избегая смотреть друг на друга. А потом их взгляды встретились, и отчуждённость разом пропала, точно её никогда и не было. Перебивая друг друга, сердясь и смеясь, ничего не говоря о любви прямо, они признались, что любят и не могут больше мучиться, не могут не быть вместе. Потом Нина вдруг заплакала, уткнувшись лицом в его плечо, и пришлось выйти из зала на свежий воздух, где так банально, точно в кино, светила полная луна. Стоя в тени старого тополя, они поцеловались. Притянув Александра за шею рукой, Нина поцеловала его ещё раз и прогнала, сказав, что ей нужно прийти в себя и успокоиться.

Взъерошенный и счастливый, Гирин послушно вернулся в зал и пребывал в некой прострации до тех пор, пока к нему не подошёл Колька Баралов. Здоровяк Колька скептически оглядел Александра, неопределённо хмыкнул и предложил пойти в буфет — откушать шампанского. Выстрелив пробкой в потолок, Баралов молча наполнил бокалы.

— За что? — спросил Александр.

— За легкокрылую удачу! — плутовато улыбнулся Колька и, ставя уже пустой бокал, казавшийся в его лапище скромной рюмочкой, присовокупил коротко: — Молодец!

— Ты о чем?

— Да ладно тебе! Правильно, что объяснился, сколько можно было мучить и её и себя? Отличная будет подруга. Завидую!

У Александра опустились руки: всегда так — все и все знали о его сердечных делах, только сам он не знал ничего! Гирин был и благодарен другу за эту поддержку, и злился на него за то, что он совался не в свои дела. А тот, снова наполняя бокалы, как бы мимоходом сказал:

— А если её дражайший супруг будет вякать, скажи мне — я его быстренько приведу в порядок.

— Ты что, спятил?

Колька поморщился и повёл пудовыми плечами:

— Не о физическом воздействии я глаголю, брат мой. Он немножко нехороший, этот Леонид Аркадьевич.

— Как это немножко нехороший?

— Сволочь, проще говоря. Известный бабник! Я его засекал несколько раз. Нина все равно уйдёт от него рано или поздно. — И Баралов со своей доброй, плутоватой улыбкой поднял бокал с игристым вином: — За вас обоих!

Все должно было решиться на свидании, назначенном на восемь часов вечера. А свидание не состоялось.

Глава 15

Александр так задумался, что его вернул к действительности лишь голос Дийны:

— О чем вы размечтались, Саша? — Девушка усаживалась напротив него возле «обеденного стола».

Гирин заколебался — говорить ей или нет о её загадочном сходстве с Ниной? Конечно, случай сам по себе очень любопытный, но ведь особый смысл и цену он имеет лишь для Александра! Какое дело Дийне до молодой женщины, которую любит Гирин и которая живёт так далеко отсюда — за восемьдесят тысяч световых лет? Что по сравнению с этим чудовищным расстоянием сказочные «за тридевять земель»? А сходство было! В этом Александр убедился ещё раз, разглядывая сейчас Дийну вблизи. Это было не сестринское, не родственное сходство, когда лица отливаются в одной, и той же, но каждый раз как-то по-особому видоизменяемой форме. Это было сходство другое, не столь внешне заметное, но духовно глубокое, которое проявляется, несмотря на различия в причёске, цвете кожи и отдельных чертах лица. Два разных слепка с одной и той же духовной сущности — вот что такое были Нина и Дийна. И никакие восемьдесят тысяч световых лет тут были ни при чем!

— Вы разглядываете меня как музейный экспонат! — Дийна облокотилась на пень, в свою очередь приглядываясь к Гирину. — Что такое стряслось с вами?

Близко заглянув в неземные, серебряные глаза Дийны, Гирин окончательно решил ничего не говорить пока о её странном сходстве с Ниной.

— Я думаю о том, что сейчас там происходит. — Гирин кивнул на сказочный розоватый костёр, отблески которого ложились на траву и на листву низко расположенных ветвей.

— Протоформа превращается в крылья, на которых вы полетите вместе со мной в лагерь. Только и всего!