Красный Барон

— Идите сюда, друг мой… Вам нравится моя родинка?

Ни слова не говоря, Громов обнял женщину за талию и поцеловал в щеку… в мушку… а затем — в губы, и — очень осторожно — в грудь.

— Развяжи мой пояс, милый Андреас… Теперь дай, а я раздену тебя сама…

Оба слились в любовном экстазе здесь же, в кабинете, на стоявшей в углу софе, софа поскрипывала, а маркиза, томно закатив глаза, кусала губы:

— Ах, друг мой, ах… Как я рада, что ты пришел!

Большая грудь Эжены волнительно колыхалась, и куда-то делась родинка со щеки — словно и не было, видать и впрямь — мушка.

— Ах, друг мой!

Лейтенант покинул маркизу дель Каррахас почти через три часа, и все это время они находились в кабинете, видать, хозяйка все же опасалась слуг. Впрочем, если верить словам капитана Педро — эта женщина вообще ничего не опасалась, тем более, в том, что касаемо любви.

Несмотря на весь напряженный ход встречи, Андрей все же успел спросить о Красном Бароне, однако получил довольно-таки уклончивый ответ. Мол, для многих знаний время еще не пришло. Значит, знает все-таки! Не зря зашел.

Перед встречей с Амалией молодой человек успел поспать и даже выкупаться на заднем дворе дома в бадейке с водою, которую использовал по утрам вместо душа.

— Месье Кавузак прислал с утра слугу, господин, — по ходу дела докладывал Жоакин. — Мы задолжали за танцы и фехтование полдублона.

— Так отдал бы! Знаешь ведь, где деньги лежат.

Мальчишка замахал руками:

— О, сеньор! Как же я могу — без вас?

Вообще-то, верно сказал. Выбравшись из бочки, Громов поощрительно улыбнулся, заворачиваясь в поданное слугой полотенце.

— Эх, сейчас бы водочки… Впрочем — не время.

— Что, господин? — не поняв, переспросил Перепелка.

Молодой человек отмахнулся:

— Так… Всему свое время, как сказала одна красивая женщина. Интересно только, что она имела в виду?

Восточные (турецкие) бани располагались не так и далеко от съемных апартаментов Андрея, в той части города, где впоследствии будет проложен проспект Диагональ. Вообще, Громову нравились названия главных барселонских улиц — Диагональ, Параллель, Меридиана…

Как и положено всякому уважающему себя господину — тем более заместителю коменданта крепости Монтжуик! — Громов явился в баню в сопровождении слуги: в большой ивовой корзине Жоакин Перепелка нес для своего хозяина свежую нижнюю одежку, простыни, полотенце и кувшинчик неплохого вина, купленного в таверне неподалеку от дома.

Кроме Громова и Жоакина, в бане уже были и другие посетители, правда, не так уж и много: двое слуг терли спину какому-то усатому толстяку, блаженствовавшему в большой бадейке, и где-то с полдюжины человек плескалось в бассейне. Еще кто-то был и в парной, однако погреть кости Андрею так и не удалось, по крайней мере сейчас — едва молодой человек направился в парную, как подскочил окутанный паром банщик:

— Господин лейтенант?

— Ну да, он самый.

— Вас хочет видеть одна… одно лицо.

— Так кто же против?

— Идемте за мной, господин.

Велев Жоакину ждать да приглядывать за одеждой, Громов зашагал следом за служителем. Андрей уже неплохо понимал по-каталонски, особенно — такие простые фразы, только вот говорил еще недостаточно хорошо, но и это Перепелка обещал быстро исправить, парнишка неожиданно оказался весьма приличным учителем… или просто Громов был прилежным учеником?

— Сюда, господин, — обернувшись, банщик приоткрыл небольшую дверцу позади заполненного теплой водою бассейна, однако сам не входил, пропустив «сеньора лейтенанта».

Молодой человек вошел в небольшое, окутанное паром помещение, где имелась еще одна дверь — оттуда и послышался веселый женский голос:

— Ну идите же скорее, сеньор!

Полулежавшая на несколько узковатом, как видно — предназначавшемся для массажа, ложе Амалия де Камбрес-и-Розандо, нынче вовсе не напоминала глупую и напыщенную куколку — женский идеал эпохи барокко. Обычная девчонка, закутанная в простыню, юная красавица, блондиночка с карими сияюще-шоколадными глазами и губками настолько прелестными, что Громов не выдержал — нагнулся, поцеловал… Простыня, словно сама собою, упала, обнажив стройненькую и хрупкую фигурку с тоненькой талией и маленькой, но весьма аппетитной грудью.

— Идите сюда, Андреас…

— Мы что же, так и будем на «вы»?

Молодой человек еще раз поцеловал девчонку в губы и, погладив по спине, крепко прижал к себе, чувствуя, как горячие ладони ласкают его плечи. Их тела слились в едином порыве страсти, вдруг захватившей обоих, как захватывает дух у летящих с ледяной горки в санях.

О, Амалия знала толк в искусстве плотской любви, вот она уже оказалась сверху, и Громов гладил стройные бедра, ласкал ладонями пупок и грудь… пусть и маленькую, но вызывающую такое желание, что, конечно же, молодой человек противиться не стал. Он же был молодой мужчина, тем более неженатый… точнее сказать — разведен.

— Андреас! Андреас!

Изогнувшись, юная кудесница прижалась к Андрею всем телом, и потом вдруг резко отпрянула, упершись своими горячими ладонями молодому человеку в грудь… И снова резко прижалась… Ах, какая у нее была талия! Настолько тонкая, что Громов едва не обхватил ее одними пальцами — всю.

— Ты был у Эжены? — откинувшись на ложе и тихонько смеясь, спросила Амалия.

Громов не стал отнекиваться:

— Был!

— О! — расхохоталась девушка. — Маркиза своего не упустит. Впрочем… кое-что осталось и на меня. И даже — не кое-что! О, милый Андреас, — ты такой необычный.

— Чем же? — погладив девушку по груди, улыбнулся сеньор лейтенант.

— Тем, что добрый, — вдруг перестав смеяться, Амалия отвечала на полном серьезе. — Добрый ко мне, женщине, я же чувствую! Ты хочешь сделать хорошо мне и обо мне в первую очередь думаешь — поверь, это заметно… и очень приятно.

— А что, другие — не так? — Громов внезапно осекся, поняв, что, наверное, сморозил глупость.

Вместо ответа Амалия накрыла губы молодого человека своими, и Громов с пылом поддержал вновь вспыхнувшую страсть. В обоих тлело сейчас неугасимое пламя, время от времени вспыхивая так, что отражение этого пламени сверкало в глазах — серо-голубых и карих…

— Барон Рохо? — тихо переспросила девушка. — А кто тебе про него рассказал? Хотя… не говори, не хочу знать.

— Даже так? — Андрей с изумлением приподнялся на локте. — Что, в этом какая-то страшная тайна?

Усевшись на ложе, Амалия повела плечом… нежным, едва тронутым солнцем плечиком, которое так хотелось гладить, ласкать… всегда.

— Не такая уж и страшная, но — тайна. Тем более — не моя.

— Не твоя? — Громов поцеловал девушку меж лопаток. — А чья же?