Красный
Шрифт:
Даг радовался только тому, что работает теперь с Фридой, как и хотел. Бергману тоже нравилась такая пара, Фрида Волер действовала на Вангера, как хороший транквилизатор, он становился живей и сообразительней.
Конечно, надо бы поехать в Боден, расспросить родственников основательней, потому что сказанное шустрой серой курицей на поверку оказалось пустой болтовней. Она назвала тех, кого Вангер и Фрида знали и без ее откровений. Даг все тянул с поездкой, мотивируя занятостью новым делом, в действительности ему просто не хотелось
В холле нас встречает Свен:
— Мартин наверху.
Ларс смеется:
— Да пусть себе.
В это время сверху раздается визгливый фальцет:
— Ла-арс? Ла-арс, ты уже верну-улся-а?
— Да. Я не один.
— Ты с девушко-ой? Ой! Как интере-есно-о… Я иду-у…
Так разговаривают капризные женщины или… или мужчины, пытающиеся говорить женским голосом — гортанно и заканчивая фразу на подъеме.
Я в изумлении таращу глаза сначала наверх, где говорящего пока не видно, только слышно, потом на Ларса. В глазах Ларса чертенята выплясывают зажигательную джигу. Он склоняет голову к плечу, уголки губ подрагивают в улыбке.
— Это мой двоюродный брат Мартин, в комнату которого ты умудрилась сунуть любопытный нос. Только не вздумай сказать ему об этом.
Меня пронзает понимание, даже дыхание перехватывает. Я беззвучно раскрываю рот, не в состоянии что-то вымолвить, потом осиливаю пару слов:
— А я… думала…
— Знаю, потому и интересовался, есть ли у тебя вопросы.
Меня охватывает неудержимый смех.
Внезапно Ларс хватает меня за плечи и прижимает к себе лицом, шепча на ухо:
— Не смей смеяться! Наживешь себе смертельного врага.
— Не могу…
Я смеюсь, уткнувшись в грудь Ларса, а он прижимает меня к себе, чтобы не были слышны всхлипы.
С лестницы раздается все тот же капризный голос:
— Девушка плачет? Ты обидел ее?
— Нет, насмешил. Она у меня смешливая. Линн, это Мартин. Мартин, это Линн.
Я с трудом отрываюсь от Ларса и киваю Мартину:
— Добрый вечер…
Ростом он ниже Ларса, но выше меня, лицо женственное, манеры жеманные.
— Ой… Ну сегодня и погода! — Его «г» гортанное до тошноты.
— Мартин, мы переоденемся к ужину.
Ларс хватает меня в охапку и тащит наверх, потому что я едва не заливаюсь неудержимым смехом снова. Затолкав в мою комнату, плотно прикрывает дверь и… начинает хохотать сам.
Мы падаем на постель и смеемся, уткнувшись друг в дружку.
— Па-агода-а…
— Ларс прекрати, это же хуже щекотки!
— Ты еще не слышала, как он по телефону воркует со своими «девочками».
— Я не пойду ужинать. Не смогу не смеяться.
— Ты же могла не хохотать, представляя меня в его тряпках?
— Не представляла, а вот теперь пытаюсь представить и не могу удержаться.
Ларс вдруг нависает надо мной.
— Как ты могла подумать, что это мои шмотки?! Или представить меня с накладной грудью?! — его глаза мечут притворные молнии.
— Не смогла, — честно признаюсь я.
— Правда?
— Угу, сколько ни старалась.
— Значит, все-таки старалась?
— Это единственная
секретная комната?— Не-ет… есть еще одна, — руки Ларса уже расстегивают пуговицы рубашки, оголяя мою грудь. — Комната страха и боли. Но туда я затащу тебя сам, и буду делать там с тобой все, что захочу.
От этой угрозы внутри у меня все сладко замирает, тем более, он разложил мои руки в стороны, прижал их к постели и принялся нежно целовать грудь.
— Ларс…
— Да, дорогая…
От его ласки я выгибаюсь дугой.
— Неприятно?
— Приятно…
— Тогда не крутись. А впрочем, крутись, так даже интересней.
— Ах… — я опять выгибаюсь от сладкой муки.
Ларс покусывает соски, ласкает их языком, потом его губы опускаются ниже, доходят до живота… Руки уже оставили мои запястья и взялись за молнию джинсов. Еще чуть, и я потеряю сознание.
И молния уже расстегнута… Но губы останавливаются на животе!
Ларс вдруг поднимается, его глаза потемнели явно от желания.
— Пора спускаться на ужин, не то этот урод явится сюда сам.
Он поднимает меня на ноги, я едва успеваю подхватить спадающие джинсы. Ларс прижимает меня к себе и шепчет на ухо:
— Линн, старайся держаться от меня подальше.
Вот уж нет! Но я не успеваю спросить почему, он разворачивается и уже у двери, обернувшись, неожиданно добавляет:
— А от Мартина и того дальше.
— Почему?
— Увижу тебя рядом с ним — убью обоих.
За Ларсом закрывается дверь, а я стою, поддерживая расстегнутые джинсы. Вот так! Хозяин велел не приближаться к своему двоюродному брату.
Нет, я и без его требования не стала бы иметь с этим обладателем капризного фальцета никаких дел, но какое он имеет право мне указывать?!
И вдруг поняла, что имеет, потому что я влюблена в него по уши, потому что он действительно хозяин моей души, моего тела. Угу, хозяин, за которым я явилась сюда следить и которого подозревала в убийстве. Почему же мне не верится в его способность убить?
Ох, хорошо, что меня не слышат Анна или Оле. Доверили козлу капусту…
— Линн, ты уже одета?
От голоса Ларса я вздрагиваю и обнаруживаю себя в гардеробной, с задумчивым видом стоящей перед большим зеркалом. Он становится рядом.
— Надень платье, которое мы купили.
— Из-за Мартина? — ляпаю я и немедленно об этом жалею, потому что рука Ларса поворачивает мою голову за косу, а глаза впиваются в глаза. В голосе слышна угроза:
— Для меня! Еще раз услышу такое — убью. Чтоб не смела думать ни о ком другом! Пока я рядом, для тебя существую только я. Понятно? Одевайся, как я сказал.
— Хорошо, выйди.
Он качает головой:
— Не дождешься. Одевайся.
— Но, Ларс…
— Какого черта! Я видел твою грудь, от того, что увижу бедра, не растаешь.
— Нет, я толстая.
— Что у женщин за идиотские заботы по поводу идеального веса? Он для каждой свой, тебе, например, не пойдет худоба. У тебя и без диет все в норме. Раздевайся.
— Не буду!
Я тоже в бешенстве. Меня трудно вывести из себя, предпочитаю отступать и уступать, но все же бывает. В конце концов, все имеет свои пределы. Одно дело топлес… Видно, мой тон действует, он идет на попятную.