Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Английское правление в Ирландии до этого было плохо, но я очень сомневаюсь, что на рассвете века революций оно смогло бы долго оставаться плохим, если бы мы не выбрали сторону, вынудившую нас льстить самой варварской тирании Европы. Мы бы вряд ли увидели кошмар англизации Ирландии, если бы до этого не видели германизацию Англии. Но и для Англии это не прошло даром; свидетельство тому – человек, который лучше прочих показал пагубность влияния на Англию ее союза с Германией. В следующей главе я вас с ним познакомлю.

V. Потерянная англия

Говорить правду об Ирландии крайне неприятно для патриотичного англичанина, зато очень патриотично. А то, о чем я рассказал в предыдущей главе, -правда. Несколько раз, особенно в начале войны, мы едва не обрекли себя на катастрофу только потому, что пренебрегали правдой и считали, будто наши преступления 1798 года – это что-то очень старое, тогда как ирландцы воспринимали их так, словно это случилось вчера. Покаяние за эти преступления как за что-то очень древнее в данном случае не годится и не будет принято. Очень легко забывать и прощать; но куда сложнее забывать и быть прощенным.

Правда об Ирландии такова: отношения между Англией и Ирландией напоминают отношения людей, совершавших совместное путешествие, в конце которого, на последней стоянке, один попытался ударить другого ножом. Или отравить в придорожной харчевне. Разговор между ними может выглядеть корректным, но при этом он будет напряженным. Тема попытки убийства, примеры из истории и литературы, скорее всего, не станут оглашаться из соображений такта, но подспудно будут иметься в виду. Время от времени неизбежны молчаливые паузы, не лишенные напряженности.

Пострадавший может думать, что второго покушения, скорее всего, не случится. Но ожидать от него убежденности в его невозможности – значит требовать от него слишком многого. Даже если, дай Бог, главенствующий партнер действительно чувствует вину за прежние формы своего главенствования и самоотверженно доказывает это чувство -например, спасая другого с риском для собственной жизни от грабителей, – бывшая жертва все равно не сможет подавить в себе некоторые психологические сомнения относительно того, когда же главенствующий партнер впервые почувствовал свою неправоту.

Это справедливое иносказание об отношениях Англии и Ирландии не только в 1798 году, но и раньше, когда была совершена измена и нарушен лимерикский договор [97] , и существенно позже, во время Великого голода и после него. Поведение Англии по отношению к ирландцам после этого восстания очень похоже на поведение человека, который заманил в ловушку и связал другого, после чего бесстрашно тычет в него ножом. Поведение же Англии во время голода напоминает поведение того же человека, развлекающегося в последние минуты жизни второго веселыми ремарками о его крайне высоких шансах истечь кровью до смерти.

97

Соглашение 1691 г., положившее конец «Войне двух королей», которую вели Вильгельм III и Яков II.

Британский премьер-министр публично отказался использовать английский флот для предотвращения голода. Британский премьер-министр способствовал распространению голода, когда заставил недоедающих ирландцев платить за голодающих. Обычный приговор коронерского суда о причинах смерти многих несчастных звучал как «умышленно убиты лордом Джоном Расселом [98] », и это был приговор не только общественного мнения Ирландии, но и исторический приговор.

Среди тех, кто имел влияние в Англии, в то время нередки были те, кто не только публично поддерживал политику премьер-министра, но и провозглашал ее цель. Газета «Таймс», обладавшая тогда национальным авторитетом – вес ее слов недостижим для современной журналистики – открыто ликовала о скором наступлении «золотого века» Ирландии, когда вид ирландского аборигена будет «столь же редок на берегах Лиффи, как вид краснокожего на берегах Манхэттена».

98

Джон Рассел, 1-й граф Рассел (1792-1878) – британский государственный деятель, премьер-министр в 1846-1852 гг.

Было бы довольно вызывающим, если бы это было сказано одним европейцем о другом, и даже европейцем о краснокожем индейце, если бы краснокожие индейцы занимали в ту пору и по сей день место ирландцев – если бы был индейский вождь Лорд Юстиции и индейский вождь Главно Командующий, если бы индейская партия в Конгрессе, в которую входили бы первоклассные ораторы и модные романисты, могла бы влиять на выборы президентов, если бы половина лучших войск страны тренировалась в метании томагавков, а половина лучшей журналистики в столице использовала бы пиктографы, если бы, по общему мнению, вождь по имени Сумеречная Сосна был бы лучшим из живущих поэтов, а вождь Тощая Рыжая Лиса был бы самым способным драматургом [99] . Если бы все это было так, английский критик вряд ли бы сказал что-то презрительное об этих краснокожих, а если уж сказал, то пожалел бы.

99

По-видимому, Честертон имеет в виду Уильяма Йейтса и Бернарда Шоу.

Но это удивительное признание показывает, что было самое странное в позиции [100] . Его политика не была обычным случаем ошибок в управлении. Не в меньшей степени она показывает, что сами учреждения, созданные нами, были негодны. А они были негодны – от полпенса Вуда [101] до учреждения Церкви Ирландии [102] .

Нет никаких оправдания ни для методов Питта, ни для методов Пиготта [103] . Они существенно отличаются от обычных управленческих ошибок своими целями. Людей обуздывали не для того, чтобы они жили спокойно, но чтобы они спокойно умирали. А потом мы бы сидели с совиным неведением наших грехов и спорили о том, удастся ли ирландцам преуспеть в спасении Ирландии. Но нам, на самом деле, не удалось спасти Ирландию. Мы просто не сумели ее уничтожить.

100

Правительства.

101

Монета, изготовленная специально для Ирландии и вызвавшая недовольство ирландцев, в том числе Джонатана Свифта.

102

Подразделение англиканской церкви в Ирландии, до 1871 г. существовавшее как государственный институт.

103

Ричард Пиготт (1835-1889) – ирландский журналист, подделывавший письма националистов и продававший их в «Таймс» в 1887 г.

Невозможно отвергнуть этот приговор или изъять из него хотя бы один пункт. Он именно таков; что же должно сказать англичанам на эту тему? Есть что; однако англичанин ничего не скажет, даже случайно. Не скажет и ирландец, потому что это было бы признанием слабости или просьбой о защите. Возможно, ирландцам имело бы смысл сказать что-то против английского правящего класса, но они молчат, да и вряд ли они имели возможность установить тот простой факт, что этот класс правит Англией. Они справедливо полагают, что ирландцы должны иметь возможность говорить с ирландским правительством, но ошибаются, когда предполагают, что и англичане могут точно так же говорить с английским правительством.

Я совершенно уверен, что не впаду в национальное чванство, когда скажу, что обычный англичанин не был способен совершить те жестокости, которые совершались во имя его. Самое важное, и это исторический факт, – была и другая Англия, состоявшая из обычных англичан, которая не только старалась поступать лучше, но сделала существенную попытку поступать лучше. Если кто-нибудь попросит доказательств, то обнаружит, что они уничтожены или же сознательно замалчиваются, но их можно отыскать в наименее модных уголках литературы, и они подлинные. Если кто-нибудь спросит, что же это были за великие люди потенциальной демократической Англии, придется ответить, что их, великих людей, заклеймили ничтожными или вообще обошли вниманием – они были успешно принижены, когда освобождение, о котором они мечтали, утратило свое значение.

Величайший из них теперь немногим больше, чем просто имя в анналах; он был раскритикован, недооценен и недопонят. Но именно он представлял другой, более свободный народ Англии, и был чрезвычайно популярен именно потому, что его представлял. Приняв его как представителя этих людей, мы можем разом обозреть эту забытую легенду. И когда я начну говорить, я обнажу в его истории руку того вездесущего зла, о котором и написана эта книга. Это так, и я думаю, что это не совпадение -встав на некоторое время на место этого англичанина, я обнаружу напротив себя немецкого солдата.