Кратос
Шрифт:
Он привел меня в свой кабинет, подошел к окну, садиться не стал, так и стоял, держа бокал шампанского. Мне тоже пришлось стоять.
– Ну что, доволен? – спросил он.
– Нет.
– Ну, на тебя не угодишь. В чем дело?
– Вы уводите флот с орбиты Кратоса.
– Да. И что не так?
– Не оголяйте планету.
– В систему Кратоса один путь – через гипертоннель, зачем держать корабли на орбите?
Он прав, конечно, это единственный путь, но сердце неспокойно.
– Предчувствия, – честно сказал я.
– Предчувствия
– Вы уверены, что другого пути нет?
– Есть. По прямой от Тессы. Пятьдесят лет лету.
– Государь, оставьте на орбите хотя бы небольшой гарнизон.
Он задумался.
– Хорошо, к твоим предчувствиям стоит отнестись серьезно.
Герман Маркович встретил меня чуть ли не с распростертыми объятиями и подобострастной улыбкой на губах. Я раньше не подозревал его в сервильности. Только теперь я осознал, какую власть получил.
– Что с вами, Герман Маркович? – поинтересовался я.
Подобное поведение некоторых представителей человечества настраивает поиздеваться над ними.
– Ничего, все в порядке, Даниил Андреевич.
Обращение убило меня окончательно, я пожалел, что пришел.
Мы сидим за столом, сервированным под лозунгом «все лучшее дорогому гостю», только я не в своей тарелке, рассеянно тыкаю вилкой в приготовленное сложным образом мясо.
Но, в конце концов, мне важен результат, и я решаю принять игру и получить удовольствие.
– Как наше расследование, Герман Маркович?
– Код написан в СБК, в отделе, который занимается ликвидацией врагов империи.
– Как он работает?
– Я не врач, Даниил Андреевич. Как мне объяснили, биомодераторы блокируют какую-то функцию гипофиза, так что прекращается выделение некоторых гормонов. Результат – депрессия и склонность к самоубийству. Последнее, может, и не случится, но все равно человек становится неспособным к активной деятельности, будет лежать и смотреть в потолок.
– Это лечится?
– Пока биомодераторы в крови – нет.
Я перевел дух, похоже, Саша с Ройтманом все сделали правильно.
– А после фильтрации крови эту функцию можно восстановить?
– Я не врач, – повторил Герман.
– Если у СБК есть яд, наверняка есть и противоядие.
– Даня, я понимаю, кто ты теперь, но на то, что ты просишь, нужна более высокая санкция, чем та, которую ты можешь выдать.
И я наконец увидел прежнего Германа, могущественного генерала СБК, поучающего меня, как мальчишку, а не склоненного перед принцем империи царедворца.
Не скажу, что меня порадовала эта перемена.
– Даня, не лезь на рожон, – громким шепотом продолжил Герман. – И забудь о Хазаровском, он больше не претендент. После Страдина императором станешь ты.
Я даже не удивился, что Герману известно, о ком речь, хотя я ничего об этом не говорил.
– Герман Маркович, о чем вы? Какая империя! Я смертник. Я одной ногой за гранью. А значит, инстинкт самосохранения не играет роли. Я свободен. Мне не за что продаваться.
– Ты
так уверен, что ты смертник? – поинтересовался Герман.– Я дважды видел смерть от Т-синдрома, и у меня было несколько приступов. Герман, что ты знаешь?
Он встал из-за стола и развел руками.
– Ничего!
От Германа я поехал в клинику моей мамы, она свела меня с людьми, которые занимались Т-синдромом. Я рассказал ей мою версию. Она сперва отнеслась скептически.
– Ты считаешь, что человечество заражено компьютерной программой?
– Если иммунитет не справляется с вирусом, не значит ли это, что болен иммунитет. Наш иммунитет – это биомодераторы.
– Ну, ладно, попробуй.
Я благодарен ей за то, что она не мучает меня своей жалостью, не плачет, не вспоминает о моей скорой смерти. Я рад, что она меня не хоронит. Во время торжества по случаю моего назначения поздравляла и радовалась вместе со всеми, хотя, может быть, где-то в глубине серых глаз и пряталась печаль. Она друг, на которого можно положиться.
По дороге я связался с Ройтманом, рассказал о коде СБК и опасности попыток самоубийства.
– Проследим, – сказал он. – У нас это трудно сделать.
Я подумал, что Страдин на это и рассчитывает: Хазаровский должен умереть не в тюрьме, а уже после освобождения, это полностью отведет подозрения от него и будет выглядеть более чем естественно.
У дверей я встретился с Сашей Прилепко и Юлей. И мы сдали кровь. В клинике большая база образцов крови больных Т-синдромом, но у нашей крови есть одна особенность: в ней побывали цертисы.
На орбите Кратоса спокойно, как и в районе гипертоннеля. Страдин приободрился, улыбается, неужто поверил в конец войны?
У меня своя война. Герман намекнул, что Т-синдром не стопроцентно смертелен и замолчал как рыба. Но он дал мне надежду. Я ищу.
Я четырежды был на радениях Огненного Братства. И каждый раз поднимался на новую ступеньку в башне. Вторая – оранжевая, третья – золотистая, четвертая – зеленая. Все то же самое, только сужается круг участников.
– Ты работаешь выше Анахаты? – спросил Игорь.
– Да.
– До какой чакры?
– До сахасрары.
Он посмотрел с уважением.
– Тогда я думаю, что ты можешь подняться со мной на высшую ступень. Приходи завтра в десять.
Уже темно, только небо над башней густо-синее. Я иду по дорожке, освещенной имперскими хризантемами. Игорь встречает меня в дверях.
Начинается, как обычно: служба и смешение крови в красном зале. Потом часть участников расходятся, а мы по полутемной винтовой лестнице поднимаемся в следующий зал, и все повторяется. На зеленом уровне Анахаты нас остается трое: Игорь, Преображенный по имени Олег и я. В прошлый раз состав был тем же. Дальше мы поднимаемся вдвоем с Игорем.
– Никто не может работать выше Анахаты? – спрашиваю я.